Семья. Измена. Развод - Мария Николаевна Высоцкая
Ни я, ни Князев всю эту ситуацию никак не комментировали. А смысл? Оправдываться перед кем? Перед людьми, что до сих пор живут в большой игре? Каждая встреча с такими это настоящий спектакль. В моей «актерской» карьере их за семь лет коллекция накопилась. Каждая вылазка в люди — очередной «отыгрыш на сцене».
В общем, веселенький такой треш.
Ну а Светино отношение к детям трепетное, потому что родить сама она не может. Я только недавно узнала. Каждая из нас хранила глубоко внутри ту сокровенную тайну, делиться которой было страшно. Просто вслух произнести…
— И на все эти сплетни забей. Люди в общей своей массе злобные идиоты.
— И мы с тобой?
— Не без этого.
Обе смеемся и просим принести счет. Расплачиваемся и еще минут сорок гуляем по городу. Просто бродим и разговариваем. Погода располагает. Лето в самом разгаре. Тепло. Солнечно.
Светка у меня классная. Она единственная не лезет в душу сейчас, а еще не спрашивает, сколько же мне перепало денег и недвижимости после развода.
Домой еду в приподнятом настроении.
Пока принимаю душ и переодеваюсь, мысленно прикидываю, во сколько Миша должен привезти Марка. Сегодня первая суббота, когда он забрал его на целый день.
Нет, они и раньше могли куда-то уехать вместе, но воспринималось в браке это словно иначе. Сейчас же материнский инстинкт словно приумножился. Я чувствую за сына еще больше ответственности.
Примерно около восьми все же не выдерживаю и беру в руки телефон, чтобы позвонить Князеву. Я и со Светкой-то так долго сегодня шаталась, лишь бы не думать, как там сын. Не внушает ли ему Князев какие гадости про меня, а вдруг предлагает пожить с ним? А может, вообще рассказал, что я его выгнала… Про развод сказал…
Боже, сколько мыслей в голове, и каждая новая хуже предыдущей.
Долго слушаю гудки, прежде чем Миша отвечает.
— Мы уже подъезжаем, — оповещает без приветствия.
— Ладно. Я дома уже.
Выхожу во двор, а Мишина машина и правда уже виднеется на горизонте. Поселок, в котором мы теперь живем, находится на возвышенности, поэтому с террасы отлично просматривается дорога.
Сажусь на качели, принимаясь усиленно ждать.
Как только Князев заезжает во двор и притормаживает, из машины выскакивает Марк и со слезами на глазах бежит в дом. Поймать его я не успеваю, только разочарованно смотрю на бывшего мужа.
— И что это было?
Миша хлопает дверью и без каких-либо объяснений направляется следом за Марком.
— Ты ответишь или нет? — бегу следом, спотыкаюсь о ступеньку, зажмуриваюсь, выставляя руки вперед, готовясь к падению.
Глава 20
Со всей силы бьюсь коленом о лестницу. А вдавленные в бетон ладони оповещают о том, что все обошлось. Открываю сначала один глаз, потом другой, до конца убеждаясь, что стою на четвереньках практически.
Аккуратно переворачиваюсь и сажусь на ступеньки. Нужно немного прийти в себя, из-за очередной спешки и волнения по поводу Марка я же сейчас могла нанести вред ребенку, который еще не родился. Глажу живот и тихонечко всхлипываю. Становится стыдно. Я ведь Марка словно больше люблю. Но это не так, совсем не так…
Слышу позади шаги и поворачиваю голову.
Князев выходит из дома медленными шагом, а потом садится рядом со мной. Он слишком быстро догонял Марка, поэтому моего падения уже не видел.
— Все нормально? — проходится по мне взглядом.
Киваю, и именно в этот момент Миша смотрит на мою разбитую коленку. Натягиваю подол платья так, чтобы не было видно рану, и обнимаю себя руками.
— Ты упала?
— Я же говорю, все нормально! Что с Марком? Что ты ему сказал? Почему он плакал?
Князев смотрит перед собой. Челюсть сжата. Злится? На себя? На меня? Или… Неужели на сына?
— Ты расскажешь или нет?! — психую. С каждой секундой все сложнее выходит держать лицо.
— Марк спросил, почему я не ночую дома.
— Откуда он знает?
— Говорит, что три ночи подряд просыпался и ходил ко мне в комнату.
— Он у меня ничего не спрашивал все эти дни… Ни одного вопроса.
— Не думал, что в пять лет дети на такое способны, — Миша задумчиво запрокидывает голову к небу.
— А ты что ответил?
— Работаю.
— А Марк?
— Он спросил, почему тогда в спальне нет моих вещей в шкафу.
— Он…
Опускаю голову, чувствую себя при этом ужасно.
Мы этого не учли. Не думали даже, что сын будет лазить по шкафам. Комната и комната, подумаешь…
— Ты ему рассказал?
— Извини. Он истерику устроил еще до того, как я попытался хоть что-то объяснить.
— А сейчас он…
— В шкафу у себя сидит. Ревет. На контакт не идет.
— Он тебе мартышка в зоопарке, что ли, чтобы на контакт идти? — поднимаюсь на ноги.
Знаю, что Миша ни в чем не виноват сейчас, но я так зла, и мне просто необходимо на ком-то эту злость сорвать.
Вытираю выступившие слезы и, аккуратно преодолев ступеньки, захожу в дом.
Когда попадаю в комнату Марка, прислушиваюсь. Тихо. Только иногда слышно, как он всхлипывает. Как мышка крадусь к шкафу и открываю дверь.
Сын, будто загнанный зверек, вжимается в угол еще сильнее. Смотрит на меня затравленно.
— Марк, — присаживаюсь на корточки, — выходи. Давай поговорим?
— Уйди. Ты врушка. И папа тоже. Вы меня не любите.
— Ну что ты такое говоришь?
— Папа нас бросил. Значит, он меня не любит.
— Марк, — раздвигаю вешалки с одеждой и сажусь в шкаф рядом с сыном. — Папа очень тебя любит. Просто иногда так бывает у взрослых. Понимаешь, им становится сложно жить вместе.
Сын молчит какое-то время, трет глаза и спрашивает:
— Почему?
— Потому что они разные. Помнишь, ты рассказывал про девочку в садике? Оля, кажется.
— Мы с ней уже не дружим.
— Вот и мы с папой так же…
— Не дружите больше? — Марк широко распахивает глаза.
— Не дружим. Но это не значит, что папа
