А может, я умею? - Дарья Волкова
— До завтра, Ираида Павловна, — попрощались с ней с ресепшена.
— До завтра.
А завтра с утра ей ехать к Гошиному племяннику. Ну зачем, вот зачем это все по новому кругу?! Будто мало ей.
Ей уже хватит. Пожалуйста.
2
— Я буду курить, — Ира снова не дала ему сказать первым. — Тебе не предлагаю. Ты же не куришь.
— У тебя устаревшая информация, — он не слишком вежливо вырвал у нее пачку и закурил. — Ты вообще обо мне ни хрена не знаешь.
Ты обо мне тоже. Но она не сказала это вслух.
Они стояли молча и курили. Ирина не смотрела на Георгия. Она смотрела, как клинику покидают последние сотрудники. Скоро уйдет и дежурный администратор. А потом и сама Ира… уйдет.
— Итак?
Да что же тебе так неймется забить мне последний гвоздь в грудь, Великолепный? Или куда их там забивают? В ладони, в гроб? Ничего хорошего, в общем.
— Итак, — Ирина аккуратно затушила окурок. — Что бы ты хотел услышать?
— Правду, — последовал незамедлительный ответ.
Что же… Правду говорить легко и приятно. Слушать ее — не всегда так же.
— Правда заключается в том, что у меня не может быть детей.
Так странно легко оказалось выговорить эти слова. Будто и в самом деле правду говорить легко и приятно. Последнее точное не про Ирину. Но вот с первым…
— Извини, я не понял.
Первая мысль — он издевается. Жестоко, зло издевается, прикидываясь непонимающим. Но его взгляд выдавал искреннее неподдельное удивление. Не понимаешь? В самом деле не понимаешь?
— Я бесплодная. У меня не может быть детей.
Ирина говорила чуть ли не по слогам. И с каждым слогом говорить эту правду становилось все тяжелее и тяжелее.
— Тебе поставили такой диагноз? Врач? Специалист?
— Три. Врача.
— Это… это тяжелый удар.
— Именно.
Его много. Несмотря на средний рост и худощавое телосложение — его много. Он закрывает собой дома, людей, все вокруг. И, несмотря на то, что Георгий стоит в паре шагов, кажется, что он так близко, что мешает дышать.
— Я мог бы сказать, что сочувствую тебе — но что-то мне подсказывает, что мое сочувствие ты сейчас не примешь. Скажи лучше, почему ты бросила меня.
Ирина смотрела на Георгия, не веря услышанному. Бездумным движением вытащила еще одну сигарету и прикурила.
— Я тебе только что об этом сказала.
— Ты сказала, что не в состоянии зачать ребенка. Мне очень жаль. Это в самом деле тяжелое испытание. Но какое отношение это имеет к тому, что произошло между нами?
Он издевается. Вот теперь — совершенно точно издевается. На все гвозди!
— Ты хочешь, чтобы я произнесла это вслух, верно? Хорошо, я скажу. Я тебя люблю, Гош. Не представляла, что когда-то и кого-то смогу полюбить после… Неважно.
— Важно.
— Окей, — она глубоко затянулась. — Я сделала аборт по настоянию бывшего мужа. Аборт был сделан крайне неудачно. Его сделала мне моя свекровь. Бывшая. После него я потеряла возможность иметь детей, — Георгий что-то процедил сквозь зубы, но Ира не стала вслушиваться. — После такого предательства я думала, что больше никогда и никому… Ладно, пафос пропустим. А тут ты. И…
— И?.. — напряженно повторил за Ирой Георгий.
— Ты разве не знаешь, как устроены женщины, Гош? — в какой момент она перестала бояться? В какой момент она стала говорить все, как есть? Не подбирая слов и не стараясь выгородить себя? — Даже если она бесплодная? Мы все равно начинаем строить планы на того, кого любим. Мы хотим жить с любимым человеком. Создавать с ним семью.
— Я что-то такое про женщин подозревал.
— Ну а раз подозревал, то дальше тебе все понятно.
— Нет. Совершенно непонятно.
И второй окурок полетел в урну.
— Я не та женщина, с которой можно создать семью, Гоша.
— Почему?
— Но зачем?!
Он молчал. Молчал и смотрел на нее. Что-то такое было в его взгляде, что Ирине стало вдруг страшно. Не сам взгляд пугал. А то, что она не в состоянии ему противостоять.
— Не говори мне, что любишь меня, все равно не поверю!
— И не собирался, — после паузы ответил он. — Пока не собирался. Момент сейчас явно не подходящий.
Его слова… Такие понятные и одновременно совершенно непонятные… они причиняли боль. К которой она оказалась все равно не готова.
— Ты что, не понимаешь?! — голос вдруг сорвался на крик. — Я же сломанная кукла, Гош! Сломанная, выпотрошенная, ни на что не годная. Зачем тебе такая?! Тебе нужна нормальная женщина, которая… с которой…
— А ты точно знаешь, какая мне нужна женщина?
Его много. Его так много, что он перекрыл весь кислород, и сделать вдох не получается. Ира схватилась за горло.
— Гош, ты… Ты не понимаешь.
— Это ты не понимаешь, Ирка. Может, я умею.
— Что?!
— Чинить сломанных кукол.
Она почувствовала, что дрожит подбородок. Неконтролируемо. Как при Паркинсоне. И губы трясутся. И руки. Да все…
— Перестань! Прекрати! Я не хочу тебя слышать!
— Ира… Иришка…
Он шагнул и оказался на самом деле рядом. И закрыл собой все. А жалость в его глазах просто душила. Не надо мне твоей жалости, не надо, слышишь?! Ирина скорее почувствовала, чем увидела, что он развел руки. Чтобы обнять.
Как же хочется оказаться в кольце этих рук, таких родных, таких нужных. Но сломанные куклы не имеют права на объятья.
Ира схватилась за горло — будто это поможет сдержать рвущиеся наружу рыдания. И резко шагнула назад.
— Никто. Не умеет. Чинить. Сломанных. Кукол.
Ира бросилась прочь — вслепую, под колеса взвизгнувшего тормозами служебного микроавтобуса.
— Толя, отвези меня домой, пожалуйста!
Лицо водителя расплывалось перед глазами, Ира полезла с сумочку за бумажными платочками. В салоне по-прежнему работала печка.
— Да отвезу, не вопрос, — Ирина почувствовала, как машина тронулась. В окно она смотреть боялась. Если Георгий поедет за ними… Второй серии она не выдержит. Ну ты же умный, Великолепный, пойми с первого раза.
Ира шумно высморкалась. Покосилась на Толю. Если уж он все равно оказался невольным свидетелем…
— Он едет за нами?
Анатолий бросил взгляд в зеркало заднего вида.
— Не. Свернул на светофоре.
Какой молодец. Только откуда это неправильно кольнувшее разочарование?
— Мы завтра с вами с утра на вызовах, Ираида Павловна. Так я вас тогда прямо из дому заберу, ага?
Ира слабо улыбнулась и кивнула. Завтра ей с утра ехать с патронажем к Гошиному племяннику. А значит, кровь из носу надо прийти
