Ренни - Джессика Гаджиала
Я ненавидела плакать.
Но когда человек, которому ты доверяла больше всего на свете, человек, который знал все твои темные, извращенные и уродливые черты, человек, который научил тебя, что тебя можно любить с ними, долгое время лежал на больничной койке, не проявляя никаких признаков выздоровления, ну, ты, блядь, плачешь.
Они сказали мне быть терпеливой. То есть врачи. Да, во множественном числе. Я не собиралась доверять какому-то ничтожному врачу отделения неотложной помощи благополучие Волка. Поэтому я последовала его совету, а также совету краниолога (прим. перев.: краниология — Комплекс научных дисциплин, изучающих нормальные вариации формы черепа у человека и животных. Для характеристики строения черепа используют измерительные признаки, описательные, а также определяют индивидуальные особенности строения с помощью специальных приборов, позволяющих получить изображение черепа в различных плоскостях и проекциях), невролога и декана медицинского факультета. А потом, когда я все еще не была уверена, мне пришлось найти ведущего специалиста по травмам головы и отправить его на побережье Навесинк, чтобы он также высказал мне свое мнение.
Все они в значительной степени говорили одно и то же.
Пули, конечно, нанесли урон, но они их вытащили, и он выздоравливал. Настоящей проблемой была сила, с которой его голова ударилась о землю.
Сначала я старалась относиться к этому проще; я даже пошутила о том, какой он упрямый. Потому что, откровенно говоря, в моей голове не было никакой возможности, чтобы он не проснулся сразу. Не было ни малейшего шанса, что он будет лежать в постели неделями, чахнуть.
Но именно это и произошло.
Они сказали мне, что у него отек мозга. Мне нужно было дать ему время восстановиться. Тогда и только тогда мы узнаем, сможет ли он проснуться. Они сказали мне, чтобы я не питала особых надежд в течение первых нескольких недель, что редко кто просыпается так скоро. Дайте ему три месяца, сказал мне специалист. Если бы он не подавал признаков сознания, то вернулся бы для дальнейшего обследования.
Это была игра в ожидание.
И, что ж, любой, кто когда-либо встречал меня, знал, что я не была, в форме, тем более… терпеливым человеком. И, будучи человеком действия, мне было очень трудно сидеть сложа руки и ничего не делать.
Ну, не совсем ничего. Я командовала медсестрами и врачами вокруг. Я вымыла Волка губкой, потому что никто, блядь, больше не собирался этого делать. После того, как прошли первые несколько дней шока и опустошения, я разыскала нашего сына и решила провести с ним время, хотя огромная часть меня все еще не хотела ничего больше, чем проводить каждую секунду возле него или на этой кровати с ним.
Малкольм нуждался во мне.
Он был хорошим, сильным, способным к адаптации ребенком, и у него были все Приспешники, их женщины и их дети в компании, но он нуждался в своих родителях, и, будучи одним из них, он нуждался во мне больше, чем когда-либо. Признаёт он это или нет. Малк во многом походил на нас обоих. Он часто был тихим, молчаливым наблюдателем, мыслителем, как и его отец. Но также часто он был громким, самоуверенным и немного своевольным, как и я. Он был похож на Волка — широкоплечий, коренастый, крепкий, даже в его возрасте. К первому году учебы в средней школе он будет крупнее меня.
Поэтому каждый день после обеда я оставляла Волка на час или два и встречалась с Малкольмом и, как правило, Ло на детской площадке, в ресторане или в кино. Это все, что он хотел сделать в этот день. Он никогда не спрашивал о Волке, потому что, хотя он казался слишком маленьким, чтобы знать, он знал, он понимал.
И, может быть, часть его хотела защитить меня от необходимости объясняться.
Опять же, так похожий на своего отца, что временами это было почти болезненно.
Но все остальное время, когда я обычно сидела за ноутбуком, или на задании, или на тренировке, я отсиживалась в стерильной больничной палате, слушая гудки аппаратуры Волка, и с каждым днем становилось все более безнадежно.
— Кофе и три энергетических напитка, — произнес голос Алекс, заставив меня вырваться из своих мыслей, отвернувшись от того места, где я смотрела в окно на реку.
— Эй, что ты здесь делаешь? — спросила я, не потрудившись выдавить улыбку, как я делала для Саммер, Мейз или Ло, когда они приезжали. Или даже мужчин, если на то пошло. Алекс знала лучше. Алекс знала меня лучше всех.
— На самом деле я должна была быть здесь вчера, но Брейкер зарычал на меня, и я, ах, ну ладно… мы отвлеклись и потеряли счет времени. В любом случае, вот, — сказала она, протягивая мне кофе и ставя пакет с энергетическими напитками на подоконник.
— Должна была быть? — подначивала я, открывая свой кофе и делая большой глоток, издавая тихий стонущий звук. — Откуда, черт возьми, это взялось? Это потрясающе. — Я выпила так много больничного кофе, что он почти начал казаться мне нормальным на вкус.
— Это из какого-то нового места в городе, которое называется «Она рядом». Когда Волк снова встанет на ноги, мы сразу же приведем туда женский клуб. Девушки, которые им владеют, чертовски истеричны. В любом случае, да. Так… Меня вызвали по поводу всей этой истории с Приспешниками. Ло позвала меня в Хейлшторм, чтобы я поработала с Миной и Элом над этой новой зацепкой.
Именно тогда, в ту самую секунду, я испытала первый прилив эмоций, которые не были разочарованием или глубокой печалью.
Потому что этого было достаточно.
Я знала.
Я, блядь, знала, что они все были в курсе плана, чтобы держать меня в неведении.
Бедная маленькая убитая горем Джейни, мы не можем сказать ей, что происходит на самом деле.
— Сукины дети, — прошипела я, каждый мускул в моем теле напрягся.
— Идея Рейна, насколько я понимаю.
— Но Ло и все остальные просто согласились с этим, — выпалила я, моя челюсть была так сжата, что мне было больно. — В чем главная зацепка?
— Это какое-то давно спланированное, преднамеренное нападение со стороны семьи Абруццо.
Я почувствовала, как у меня свело живот, когда я упала на край кровати Волка у его ног.
— Семья Абруццо? Семья Абруццо? Как Марко из Лонг-Айленда, и торговля проститутками?
— Как в случае с Маленьким Рикки, по иронии судьбы названным так, но становящимся
