Училка и медведь - Маша Малиновская
Сначала свобода, потом предложение. Быстрее бы Родик разобрался.
Сегодня
— Это пиздёж, Ира, — смотрю на неё в полнейшем шоке. — Ты звездишь, как дышишь. Сначала у тебя был типа нервный срыв, теперь ты беременна?
— Самая что ни на есть правда, Богдашенька, — от её слащавого голоса начинает подташнивать. — Думаешь, я пришла сюда без доказательства? Вот, тут всё написано. Я действительно беременна. Просто живот небольшой, но доктор говорит, что это пока. Малыш немного в массе отстаёт. Я витамины пью, скоро нагоним. Наш малыш, Богдашенька.
Она протягивает мне листок, но я его даже касаться не хочу. Будто заразный он.
Не верю ей.
— Я не оспариваю, что ты беременна. Может быть. Но я тут причём? Мы с тобой вместе не были давно, так что не втирай мне тут чушь, Ира.
Мы стоим на улице. Мне всё же удалось вытащить её, чтобы поговорить. Друзья и так в шоке были. А Белочка вообще сбежала.
— Какая чушь, что ты. Четыре месяца назад как раз. Шестнадцать неделек, милый. Мальчик у нас будет.
Опускаю глаза и смотрю на её живот. Действительно небольшой, у Каринки намного заметнее, хотя срок меньше. Но там и детишек двое.
У Иры живот стало видно, когда спереди свисающую ткань платья отодвинула. С боков стройная, талия как и была, а вот спереди тряпка эта болталась — не заметить.
— Вот! — снова тычет мне бумажки. — Сам почитай.
— Что я тут увижу? — складываю руки на груди. — Срок? Ну хорошо. Но что ребёнок мой, на снимке УЗИ не видно же.
— Он твой, Богдаша.
— С твоими-то похождениями? Не верю, Ира.
— Шлюхой меня называешь? — вскидывает голову, глядя в глаза с вызовом.
— Я всегда называю дерьмо дерьмом, если это дерьмо.
Ира сжимает зубы, и её лицо приобретает неприятное злое выражение, которое мне хорошо знакомо.
— В любом случае, до родов ты развод не получишь. А если экспертиза покажет, что ребёнок твой, а он твой, то и до того, как ему исполнится год. Думаю, эти законы твой адвокатишка тебе разъяснил.
Да, разъяснил, и сейчас она не врала.
Никогда ещё мне так сильно не хотелось ебнуть по морде бабу. Не знаю даже, откуда взялась та неведомая сила, что позволила удержаться. Сверхъестественная, наверное.
— И твоя мама, кстати, очень рада внуку, — она мило улыбнулась и положила ладонь на живот.
Дрянь. Самая настоящая дрянь.
— Зачем всё это тебе, Ирина? — торможу её за локоть, когда она уже собирается уходить. — Ты же знаешь, что вместе мы не будем. И это целиком и полностью твоя вина.
— Все мы делаем ошибки, любимый, — она прикасается пальцами к моему запястью, но тут же убирает руку, будто чувствует моё желание переломать ей их. — И я, как и любая женщина, борюсь за своё счастье. До конца.
Она уходит, а я стою в шоке. Она действительно сумасшедшая, если считает, что мы с ней в принципе после всего можем быть счастливы.
Ситуация говно. Полное. Надо думать, что делать.
Но сначала надо найти Карину.
Я возвращаюсь за курткой, а потом выхожу в парк, где она собиралась погулять. Долго искать её не приходится. Карина сидит у пруда на лавочке с како й-то девушкой и мило болтает. Не похоже, что они познакомились только что, так тепло общаются только близкие друзья. Наверное, Белочка встретила какую-то свою подругу. Москва хоть и большая, но мир, как говорится, тесен.
Я решаю не мешать им, пусть пообщаются. Притормаживаю у дуба чуть дальше, приваливаюсь к нему спиной и наблюдаю. Приятно видеть, как она улыбается.
Понимаю, что мне ей придётся всё рассказать. Знаю, что это причинит Карине боль. Но что делать? Как я должен поступить?
Скрывать не буду, это неправильно и нечестно. И потом может сильно аукнуться. Да и смысл? Не для того мы вместе, чтобы обманывать друг друга. Вон у Макарыча уже есть горький опыт.
Минут через десять Карина замечает меня. Прощается с подругой, встаёт с лавочки и идёт навстречу.
Мы останавливаемся напротив друг друга, и всё чего мне хочется — обнять её. Прижать к себе, вдохнуть запах волос. Хочется защитить её от любых невзгод, но надо сказать правду. И от этого больно.
И всё же первым делом я её обнимаю. Белочка приникает ко мне и глубоко вздыхает. Зарывается носом в рубашку и тихо сопит целую минуту.
— Поговорили? — спрашивает, отстранившись, и смотрит в глаза.
— Угу, — киваю, а у самого язык к нёбу примерзает.
— Ребёнок твой.
Не спрашивает — утверждает. Понимает, девочка моя. Сама говорит, облегчая мне задачу.
— Не знаю, Карина. Но это вероятно. Ирина говорит, что срок — шестнадцать недель. Где-то так и было до моего отъезда в командировку, после которой я и поймал её на измене. Это может затянуть развод, но ничего по факту не меняет для нас.
Карина молчит, пока мы медленно идём по парку под фонарями. Смотрит под ноги и пару раз тяжело вздыхает.
— Меняет, Богдан, — она останавливается и поднимает на меня глаза. — Потому что это ребёнок. Твой. И он так же имеет права быть любимым, как и наши дети. Имеет право на отца.
— Я не отказываюсь от него, Белочка. Но я отказываюсь от его матери. Я хочу жить с тобой. Жениться на тебе. Я люблю тебя, Карина.
В её взгляде целый мир. Огромный, щедрый, тёплый. За душу берёт от того, как она смотрит на меня сейчас, распахнув свои фантастические глаза.
А потом целует. Тянется на цыпочках вверх, чтобы прикоснуться губами. И я её целую, конечно. Понимаю, что у нас будут сложности, но я всё равно сейчас счастлив. Потому что у меня есть она — моя Белочка.
Потом мы едем домой. Карина по большей части молчит. Я её стараюсь сильно не трогать, потому что понимаю, какой она сегодня испытала стресс. Только прижимаю к себе под одеялом крепко-крепко и зарываюсь носом в волосы, прежде чем уснуть.
А просыпаюсь, как в том дерьмовом фильме, я один. И нет моей Белочки на в душе, ни на кухне.
Зато есть записка на столе возле микроволновки.
“Богдан, мой любимый Медведь. Большой, тёплый, нежный, прекрасный человек,
