XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера - Инга Максимовская

– Могу картошки пожарить, – от его близости я вдруг осознала, что не хочу есть, вот уж чудо. Зато появились желания более темные, в сравнении с которыми нервный голод ничто.

– Потом, – промурчал этот сладкий варвар, вырывая у меня из рук полупустое блюдо. Не помню, сколько там было мясных колобков, но видимо все мое чокнутое семейство сегодня осталось без ужина. – Картошка, это конечно очень круто, но я все же больше люблю французскую кухню. Знаешь, когда маленьких, чистеньких лягушечек жарят на раскаленных каменных пластинах злые бородатые повара. Говорят это блюдо афродизиак. Я бы попробовал.

– Ты пришел зачем? – наконец обретаю я дар нормальной речи, а не бредового писка.

– Сначала хотел просто поговорить. Но теперь, – он вдруг резко притянул меня к себе, подкинул в воздух, так что я почувствовала задом столешницу. Чертовы каменные губы вдруг врезались в мои. Блин, я же наверное пахну котлетами. Черт, черт, черт. А он, как всегда – идеален. – Теперь я хочу совсем другого.

– Пусти, – пискнула я, заерзав на занозистой поверхности.

– Не могу. Ты меня приворожила, – прошептал Холод в мой рот. Где все? Гадины, они оставили меня на съеденье страшному волку.

– Закричу.

– Да, детка. Я очень люблю когда кричат. Даже лучше – когда верещат, – хмыкнул этот извращенец прямо мне в рот. Я зашарила руками у себя за спиной, вспомнив, что оставила там молоток для отбивания мяса.

– Я молоток убрал, жабка, – горячо прошептал адский подонок. – Так что, один ноль в мою пользу.

Женщины не слабый пол. Женщины испуганные и прижатые к стенке – пол убийственный и воинственный. Пухленькие «котлетки», загнанные в угол – пол абсолютно неудержимый и непредсказуемый.

– Один – один, – выдохнула лягушонка, глядя, как я мечусь по кухне вцепившись в горящие болью глаза и сметая на своем пути все, включая одуревшую кошку, почему-то прилипшую к моей спине и громко орущую.

– Ты ненормальная, – простонал я, боясь, что мои ясны очи просто вытекут после брошенной в них соли, которую спрятать я не догадался на свою беду. – Я же ослепну. Кому будет нужен бородатый, слепой миллиардер, любящий соевые котлеты? Ты же не пригреешь несчастного, вредная Промсарделька.

– Ты же говорил, что они тебе понравились, и не называй меня так обидно. А то я возьму молоток, – хныкнула Зина и носом еще при этом хлюпнула, так жалостно, что я передумал ее наказывать за членовредительство. – И вообще, ты сам виноват. Я защищала свои честь и достоинство, если тебе известно, что означают эти понятия.

– Нет, ни разу не слышал, – вредно пробурчал я, мечтая выдрать из глазниц слезящиеся гляделки. – Обязательно погляжу в словаре Даля. Но вообще, я пришел, чтобы поговорить, сестренка.

– Какая я тебе сестренка? – пропищала чертова девка, – тоже мне, братишка. Эк тебя от соли-то развезло.

– А ты не знала? Мы с тобой родня почти, жабка. Мы просто обязаны действовать сообща. Как противная царевна-Лягушка и прекрасный, восхитительный очень умный прынц.

– Иван-дурак. В сказке царевич дурковат был, – хмыкнула эта гангрена. – И поэтому выдумывал всякие небылицы и рыдал на груди прекрасной царевны, выклянчивая у нее всякие нужные вещи, чтобы похвалиться перед папулей и уделать своих родственничков. Ты мне никто, и это вселяет в мою душу робкие надежды, что ты оставишь меня в покое.

– Напрасны твои чаяния. Мы с тобой почти что сиамские близнецы.

– Я бы не выдержала такого перфоманса, – хмыкнула пышная ведьма. Господи, она ведь продукт человека, которого я ненавижу до судорог в челюсти. Но эти ее глазища, заглядывают так глубоко в мою черную душу, что я слепну уже не от соли, а от острого желания иметь эту булочку в своей коллекции гурме-трофеев. Представить, что ты слепишься со мной на всю жизнь, это же бррр…

Она передернулась вся, и у меня в голове отключился центр отвечающий за самосохранение. Мелкая, вредная, реактивная колбаса.

– Неужели я тебе так противен? – ухмыляясь я подошел к ней вплотную.

– Хуже змея, – выдохнула мерзавка.

– Соль закончилась? – видя, что она шарит ручонкой у себя за спиной, предвосхитил ее действия. – Так почему же ты не сопротивлялась, когда я тебя целовал? Или ты, мелкая, любишь змей?

– Придурок, – в ее голосе появились слезы и меня это жутко, просто до состояния заводного апельсина, порадовало и распалило.

– Да, сестренка. А еще скот, грязное животное и твой самый страшный кошмар, ну или сладкий грех, зачеркни ненужное, – прошептал в красное, как пожарный гидрант, маленькое ухо. Интересно, как так бывает? У этой Промсардельки все какое-то миниатюрное, невзирая на ее пышную стать.

– Что ты хочешь?

– О, а вот это уже конструктивный разговор. Детка, ты не думала, почему именно ты должна была меня слить? Кукловод решил одним выстрелом оборвать нам с тобой ниточки, – она вздрогнула, когда я прикусил мочку ее уха, и тихонько застонала. Нет, штаны надо покупать на три размера больше и желательно трикотажные, чтоб тянуться могли. Стрейч.

– Ну, мне приказали, после того, как ты, дурак, выкинул в сеть видео из спортзала, – зашипела Зина. Со стороны ей ответила таким же шипением чертова белая животина. Но я не обратил внимания на сей незначительный факт.

– Значит я дурак? А ты у нас светоч? А ты не думала, что это видео мне невыгодно. Или считаешь, я сам стал бы себя компрометировать в глазах общественности. Толстая тупица, вот ты кто, – прорычал я, нависая над испуганной моей яростью жабкой.

– Чуча, фас, – всхлипнула ведьма. Я заорал, когда белый шар врезался в мое лицо. Вопящее существо, состоящее из лезвий и ярости, вырвало клок из моей бороды и забилось в моих руках, вереща, как птица-вещун, каркающий сто лет несчастий.

– Он тебя обидел? – громогласно завопил кто-то, и комната начала заполняться сумасшедшими бабами. В руке самой страшной я увидел косу, мать ее. Косу, как у костлявой, забирающей души. Штаны точно придется менять. Да, исключительно стрейч.

– Чуча, моя девочка. – заныла мать Зины. Интересно. Где же Михуил? Его наверное уже принесли в жертву черной богине на заднем дворе «Шале на