XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера - Инга Максимовская
– Что отец все таки жив, – борясь с головокружением выдохнула я. – Но какое отношение Холод имеет к бросившему нас козлу?
– Выясним. А пока отдыхать. Идите, девочки, выпытайте из Гарпии Павловны все, что она знает. Я догоню, – почесала подбородок Варькина, а делает она так только в одном случае…
В яранге горел огонь. Мамуля сидела за столом, благодушно прихлебывая чай из малюсенькой чашечки и вела неспешную беседу с блаженно щурящимся бомжом, обряженным в мамулин любимый байковый халат. Полик вытянул ноги, красиво обтянутые моими любыми носками с русалочками.
– Мамо, шо вы там буровили за упырюку, – сразу взяла быка за рога Лизка. Я посмотрела в мамин краснеющий глаз, теряющий благостность и оглянулась в поисках укрытия.
– Видимо не дошли вы до Гудвина. Жаль, слышите Апполинарий Рюрикович, Страшиле мозг не выписали сегодня. Видно разнарядки не было. А Тотошка ваш брехливый где? Опять какую-то пакость затевает?
– Мам, это очень важно, – ну, судя по ролям розданным нам сегодня, я не лягушонка, а трусливый лев. – Ты ведь отца видела?
– Я видела упыря, – рявкнула мамуля. – Кровопийцу и…
Она прервалась на полуслове, уставившись на бешено вращающую глазами Варькину, которая влетела в комнату и хаотично заметалась из угла в угол.
– Та, там, там, – заголосила Катька, в стиле деревенской девки Фимки. Мать достала из-под стола кол облепленный скотчем. Боже, я живу в постоянном дурдоме.
С улицы раздался грохот и нецензурная ругань. Что-то рухнуло, судя по звуку, в жидкую грязь.
– Банановая кожура, интересно, кто хряснулся? – хмыкнула Катька, пулей подлетела к Лизавете и ухватила ее за шиворот. Ухогорлоносиха сначала растерялась, но быстро взяла себя в руки и отвесила нахалке такого леща, что по комнате поплыл звон, сродни колокольному. Бомж-интеллигент вскочил с насиженного места и храбро закрыл собой мамулю. Зря. Она и его сметет, если начнется заварушка. Мама не разбирает где свои, а где враги, в моменты сильных душевных смятений. Тщедушный уж больно бедолага.
Я уставилась на дверной проем, ожидая пришельцев.
Холод был зол. Его глаза метали такие молнии, что я испугалась за сохранность деревянной избы. Чтобы ее спалить, достаточно искры, а тут целые небесные разряды. Ведро, болтающееся на шее красавца, придавало ему весьма брутальный вид. Ну чисто лыцарь печального образа. Единственное, что портило шикарного мерзавца, грязные потеки, стекающие с озверевшего лица на белоснежный ворот новой рубашки.
– Я же просила не искать меня, – ухмыльнулась я по-идиотски.
– А я не слушаю глупых жабок, неужели ты этого еще не поняла? Зато очень люблю лягушачьи ножки под соусом, – оскалился он, делая шаг вперед.
Господи, дай мне силы. Эти две дуры все таки оказались правы. Я схожу с ума по этому хамлу. И это трагедия вселенского масштаба. Потому что такие, как он, никогда даже не посмотрят в сторону такой как я.
– Хочешь котлету? – господи, из меня просто прет идиотизм. Что я несу? Какие котлеты? Он пришел, чтобы меня освежевать, а тут я с идиотскими предложениями, от которых онемели даже две мои холеры-подружки. Только мама тихо гыкнула, но это у нее от нервов.
– Котлету? – удивленно приподнял бровь Холод.
– Ну да. Из куриного фарша, – кивнув пошла к холодильнику. Все это сейчас было похоже на сцену из какого-то арт-хаусного кино. И застывший в дверях амбал, размером с паровоз, казался мне просто болванчиком, големом. И вообще, время словно застыло в этой дурацкой избе.
– Я обескуражен, – честно пробормотал Холод. Ничего удивительного, я бы тоже ошалела от моего предложения. Надо же – котлету. Не умыться от грязи, не присесть и поговорить. Но, я сделала то, что обычно делаю в минуты сильных потрясений – предложила пожрать. Это нормально. – Ты решила меня отравить? Или приворожить?
– Я решила поесть, – дернула я плечом. Надо же дурак какой. Приворожить котлетами из магазинного фарша. Такое по силам только совсем уж колдуньям. А я среднестатистическая тетка в центнер весом, без прошлого, скорее всего без будущего. И удел мой доживать свой век в компании с Чучмечкиными сородичами, старой девой. Да меня ни одна метла не выдержит. – Ты конечно незваный гость, но по этикету…
– Надо же, про этикет вспомнила, – прозвучал ехидный шепот Варькиной. Но мне до нее сейчас не было никакого дела. Весь мой дурацкий энтузиазм устремился на ошалевшего красавца миллиардера, остервенело дергающего себя за вымазанную грязью бороду.
– Не спугни, дура, – Лизка, падла. Вот я выйду из своего сомнамбулического состояния и поубиваю всех в этой комнате. – пуст поговорят. Идемте все. Я сказала, быстро.
– А котлеты с пюрешкой? Похожи на столовские? Я любил в интернате, с подливкой такой противной. Но нам их редко давали, – наконец решился Холод, и медленно пошел ко мне.
– С вермишелью. Но подливка есть. Мама вкусно ее делает, на муке и без томата, – боже, что я несу? А, точно, блюдо я несу с котлетами к столу и маленькую кастрюльку с макаронами. И слюной захлёбываюсь от нервов, запаха пищи и близости мужчины. Сожрать бы его вместо макарон с поливкой.
Индейцы курили трубку мира, мы будем есть котлеты.
– И компот?
– И компот, – кивнул гадкий миллиардер. – Только мне бы руки вымыть и умыться.
Я наконец-то оглядываюсь по сторонам. Интересно, а куда все делись? Только же тут были? Даже амбал исчез, только пояс от маминого халата грустно свесился с колченогой табуретки. Предатели.
– Там есть умывальник, – махнула я в сторону скрытого за занавеской таза, схватила котлету и целиком запихала ее в рот.
– Ах ты, бесстыдница, – ощерился Холод, – есть вещи, которые нельзя делать в одиночку. Могла бы и подождать. Схватил с блюда котлету прямо немытыми руками и заглотил, словно что-то
