Ты обещала не убегать (СИ) - Гордеева Алиса

Смелая. Чувствую, что волнуется, но подходит ближе. И ближе. Смотрит на меня. Не вижу, но ощущаю теплоту ее взгляда.

— Тебе лучше вернуться домой, — почти с силой выдавливаю из себя.

— Нет, — робко шепчет в ответ. — Я не уеду.

`

И от этого ее шепота крыша вновь начинает ехать. Откуда у этой девчонки такая власть надо мной? От этого страшно. За нее страшно. Она — мое слабое звено, самое уязвимое место. Захотят уничтожить меня — начнут с нее. Мне, как и Горскому, непозволительно иметь слабости.

— Посмотри на меня, Лерой, — прерывает мои мысли и подходит ближе.

— Посмотри, — еще шаг и теплым дыханием касается моей щеки. Внутри агония, но виду подать не имею права. А потому, собрав все силы воедино, смотрю на нее. В упор. Глаза в глаза. Я не дрогну.

— Лерой, — стягивает с хрупких пальчиков перчатки и обжигает касанием кожу моих рук. А потом добивает:

— Прости, если сможешь! Я так виновата перед тобой!

И это предел. Внутри все взрывается от желания обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Вот только прошлым вечером она ясно дала понять, что все еще любит другого и мои объятия ей ни к чему.

— Пойдем в дом, Ксюша, — рычу и резко направляюсь в сторону крыльца. Мысль, что эту ночь она провела с ним, отрезвляет моментально. Правда ненадолго.

Только в гостиной понимаю, как замерз. Руки ледяные, горло саднит. Оборачиваюсь и смотрю на нее. В нелепой толстовке с каким-то мультяшным героем и обычных джинсах она кажется совсем юной и совершенно невинной. Такой я люблю ее больше всего. Волосы распущены и забавно завиваются на самых кончиках. Ни грамма косметики. Ни капли притворства. Именно такой я увидел ее тем летом в аэропорту и такой хочу сохранить в своем сердце.

— Я сегодня улетаю домой, — поднимает на меня взгляд, полный сожаления, — но не хочу уезжать вот так.

— Как?

— С мыслью, что обидела тебя. Если бы не я…

— Не начинай, — осекаю её. Вот только жалости мне не хватает. — Одна или с ним?

— С кем? — недоуменно смотрит на меня, а я пытаюсь разглядеть в ее глазах следы лжи, но не вижу. — Если ты думаешь, что сбежав от тебя, я бросилась в объятия Черниговского, то ты ошибаешься!

— А разве не с ним ты уехала?

— С ним. Но это было недоразумение, — хочется закричать, что вся ее любовь с этим придурком одно сплошное недоразумение, но разве она меня услышит… — Он хотел извиниться. И только.

— Извиниться? — держу себя в руках, но чувствую, что уже на грани. — И ты простила?

— А разве такое можно простить, Лерой? — смотрит на меня своими огромными и наивными глазами, как будто от моего ответа зависит ее жизнь. Хочу сказать " нет", "нельзя", но понимаю, что ей бы простил все. Абсолютно. А потому просто отворачиваюсь и иду в сторону кухни.

— Чай будешь?

— Нет, Лерой, не буду. Пожалуйста, поговори со мной! — доносится в спину и я каменею.

Разворачиваюсь и в два шага подхожу к Ксюше максимально близко. Так, что чувствую аромат ее волос и слышу, как быстро бьется сердечко.

В ее уставших глазах блестят слезы, а мне так хочется, чтобы они искрились радостью, как в те редкие моменты, в Париже, когда на горизонте не было Тимура, когда у нас еще все могло получиться.

— Ты любишь его? — задаю вопрос в лоб, заведомо зная ответ.

— Я запуталась, — дрожащим голосом отвечает Ксюша. — Лерой, это не любовь, понимаешь? Это болезнь, наваждение, проклятие. Но не любовь! Я смотрю на него и понимаю, что он монстр, чудовище. Что он снова уничтожит меня, потому что иначе просто не умеет жить. Он способен только разрушать… Я не хочу такой любви, Лерой. Не хочу.

Несмело придвигается ближе и упирается носом в мое плечо. Поднимаю руку, но не решаюсь обнять. Лишь едва касаюсь ее шелковистых волос, пытаясь запомнить их мягкость кончиками пальцев. Я предчувствую, что она скажет дальше.

— Но еще больше я не хочу врать тебе. Я слишком сильно тебя люблю. Вот только это не та любовь.

— Знаю, Ксюша.

Я давно все знаю, просто наивно тешил себя надеждой однажды все изменить. Не удалось.

— Ты всегда выбираешь его. А я глупый наивно верил, что не повторю судьбу Реми.

— Причем тут Реми?

— Глупышка! — наплевав на выстроенные мной самим границы, прижимаю ее к себе. Сильно. В последний раз. — Не переживай, моя девочка! Я тоже найду свою Жюли. Когда-нибудь. Обещаю.

Несколько минут мы стоим неподвижно, с силой и отчаянием прислоняясь друг к другу все теснее. Мы оба понимаем, что это в последний раз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мгновения нашей близости разрушает звонок домофона. Время истекло. Впереди у каждого из нас свой путь.

28. На крючке

К тому моменту, когда отец зашел в дом, мы с Лероем перестали сжимать друг друга в объятиях, но продолжали стоять рядом. Как нашкодившие котята, мы смотрели на ледяное выражение лица Горского, предвкушая его решение.

— Значит так, Лерой, — отец не заставил себя долго ждать, — организуй Ксюхе кофейка, чтоб не уснула, а мне что-нибудь покрепче.

Горский уверенным шагом промчал мимо нас и, минуя гостиную, направился в сторону кухни. Но у порога замер:

— Тьфу ты, Ксюша! — выругался отец и бросил на меня тяжелый взгляд. — Лерой стол смени! И это не просьба!

Горский резко развернулся, зашел обратно и уселся на диван, а я улыбнулась, сквозь проступающую пунцовую краску на щеках. Благо Лерой не сразу уловил ход мыслей отца.

— Давайте, кофе сделаю я. И тебе, пап, тоже. А вы пока поговорите, — мне хотелось укрыться от пронзительного и осуждающего взгляда отца.

Мужчины кивнули и сразу перешли к делу.

— Лерой, — крикнула с кухни спустя пару минут, — а где вся посуда?

— Черт, — послышалось мне в ответ, — Я тут побуянил немного. Похоже мы с вами без кофе.

Заглянув в гостиную, заметила, как на сей раз смутился Лерой.

— Ладно, переживем, — заявил Горский. — Пошли-ка прогуляемся, Валер.

Мужчины накинули куртки и вышли из дома, оставив меня одну.

Сколько их не было: двадцать минут, час? Неважно. В любом случае, усталость взяла верх и стоило едва присесть в кресло, как я тут же заснула. Мне ничего не снилось — сплошная чернота. Лишь обрывки фраз то и дело проносились в сознании: мягкий голос Лероя сменялся властными нотками Горского, не оставляя после себя ни малейшего отпечатка в голове.

— Уснула, — фраза отца чуть более ясно отложилась в сознании, а следом ощутила, как меня укрыли чем-то теплым и мягким, — Может, ее наверх отнести?

— Не надо, проснется! Пусть поспит. Пошли на кухню. Да не смотри ты на меня так. Не было у меня ничего с твоей дочерью. Нигде не было. Пошли.

Голоса стали тише, вот только сон как рукой сняло. И, если сначала, укутавшись в плед, я смотрела в пустоту и отгоняла сполохи сна, то постепенно начала прислушиваться к разговору на кухне. Нет, слышно было плохо и лишь отдельные фразы, но даже они всколыхнули мое неуемное любопытство.

— Давай, Лерой, еще раз по порядку, — голос отца казался до невозможности уставшим. — Шефер, говоришь, сам к вам подошел у Исупова?

— Да. Я не меньше тебя удивился, — голос Лероя ничем не уступал отцовскому. — А еще дочь свою начал расхваливать: мол, вот она какая жена Черниговского. Ну и добил Ксюшу, что Инга беременна.

— Бред! — неподдельно возмутился Горский. — Я, конечно, свечку не держал, но не думаю, что Черниговский к ней хотя бы раз пальцем притронулся. Инга же его шантажировала постоянно, что пожалуется отцу на его равнодушие. Столько денег высосала стерва…

— Не знал, — сдержанно ответил Лерой. — Но эта новость последней каплей стала. Потому мы и ушли…Черниговский вел нас от дома Исупова, ребята по камерам уже отследили.

— Не верю, что он с дедом заодно. Вот хоть убей, Лерой, не верю, — от души заступился за Тимура Горский, а я хмыкнула себе под нос. Кто бы мог подумать, как сильно переменится наше с отцом отношение к Черниговскому. И то верно: от ненависти до любви один шаг. Впрочем, наоборот в моем случае это правило тоже сработало безотказно.