Кэтрин Стоун - Светлая полночь
— Овуляционный цикл поддается лечению.
— Да, я знаю. Но именно здесь «не могу» превращается в «не хочу». — Нужно ли ей объяснять свое «не хочу»? Нет. Перед ней находился человек, который определил, что беременность Алексис — это чистый обман, потому что мнимая будущая мать забыла о существовании такой важнейшей составляющей, как страх на фоне радости.
Снова прозвучал гром, теперь уже ближе — этакий зловещий раскат, свирепое ворчание, которое они оба встретили улыбками.
Джейс заговорил вполне серьезно, без улыбки, и слова его прозвучали в тот момент, когда вспышка молнии осветила темное небо:
— Я думаю, Джулия, что вы на редкость бесстрашны.
— Нет, Джейс. Может быть, я и кажусь такой. Если судить по моим планам, которые я составляла на месяцы вперед. Но сейчас, когда я здесь…
— Я буду счастлив доказать мою точку зрения. Сопроводив вас до «Кентерфиддза».
— В самом деле?
— Конечно.
— Я… Что ж, спасибо. Это поможет мне ощутить себя в безопасности.
«Ах, Джулия Энн Хейли, ты вовсе не в безопасности, находясь со мной».
Глава 11
Больше не было необходимости бродить по праздничным улицам Мейфэра и Найтсбриджа. Воспоминания о том, как она гуляла по таким улицам с Уинни, уже пробудились в ней. Кроме того, этот унылый лондонский день не ассоциировался у нее с праздником. Рождественские поездки в Топику и Канзас-Сити совершались лишь тогда, когда погода была благоприятна для прогулок и когда, даже если свежевыпавший лиловый снег покрывал землю, небо светилось ярко-изумрудным светом и на нем сияло лавандовое солнце.
Никто не гулял по Лондону в этот промозглый день. А редкие прохожие спешили побыстрее преодолеть свой путь, защищаясь зонтиками от моросящего дождя и ветра.
Джейс и Джулия наблюдали за происходящими внизу баталиями с непогодой, проходя по галерее, которая вела из отеля в «Кентерфилдз».
В архитектурном отношении универмаг выглядел мрачновато — этакое степенное здание из камня и бетона. Традиционно английское. Надменное. Можно было ожидать, что внутри там так же темно, как в каком-нибудь древнем замке.
Однако внутри «Кентерфилдза» было тепло и светло, всюду сияли стеклянные витрины, и появлялось ощущение, будто находишься в призме высотой в восемь этажей. Прозрачные лифты, напоминающие бесшумные огни на рождественской елке, поднимали покупателей наверх. Атриум в центре был украшен золотыми гирляндами, гигантские канделябры испускали мерцающий свет.
Пианист играл рождественские гимны, был здесь также и арфист; с этажа на этаж переходили певцы, подобно менестрелям из далекого прошлого. Богатые покупатели, которых привлекло тепло универмага в этот ненастный день, также распевали гимны. Рождественские покупки уже давно сделаны, к праздничному столу все готово, и многие пришли сюда специально для того, чтобы попеть, попраздновать и порадоваться.
Джейс и Джулия поднялись на эскалаторе на восьмой этаж. Джейс почувствовал, как Джулия собралась с силами, готовясь к тому, что увидит. Мышцы ее напряглись, ладони невольно сжались в кулаки от страха, и она принялась безжалостно кусать губы.
Джейс тоже сжал кулаки, чтобы не дать себе сделать то, что ему так хотелось, — прикоснуться к ее губам. Он велел себе не делать ничего такого, что могло отвлечь ее, и шел сзади, а не рядом, чтобы она могла идти туда, куда ей подскажет сердце.
Джулия вела, и Джейс следовал за ней, словно неотступная, легкая, осторожная тень.
Словно пастух.
Его стадо, состоявшее из одной женщины, было незрячим поначалу, как была незрячей Уинни до ее первого Рождества. Но Джулия должна увидеть. Она дала себе эту пугающую и столь бесстрашную клятву.
Джейс, ее тень и ее пастух, почувствовал момент, когда она вынуждена была сфокусировать взгляд. Увидеть. Хрустальные ясли, призму внутри призмы, коей был «Кентерфилдз», сверкающую, испускающую ясный и чистый свет.
И какова была реакция Джулии на увиденное? Кулаки ее разжались, мышцы расслабились, и когда Джейс шагнул вперед, чтобы увидеть ее лицо, он обнаружил на нем след солнечного сияния — слабый, но явственный на фоне лавандовых облаков.
Она перестала покусывать губы и мягко, нежно улыбнулась. Адресуя улыбку Уинни, понял он.
Уинни была здесь, в объятиях своей сестры, которая убаюкивала ее. Губы Джулии слабо задвигались, словно в этой тишине она шепотом рассказывала своей Уин о величии Мадонны, об агнце.
И о Младенце.
Они долго стояли перед сверкающими яслями. Джулия и Уинни. И тень-пастух в лице Джейса. Наконец они двинулись к месту, которое было домом для ангелов. Они летали. Они парили. Они пели. Играли на лютнях и флейтах. И на золотых арфах. У некоторых из них в руках были голуби либо розы, либо свечи, либо ленты, либо колокольчики. Они дорожили своими сокровищами, так же как Джулия дорожила своим.
Джулия обнимала Уинни. И Уинни обнимала Джулию. Ее крохотные пальчики вцепились в волосы Джулии, которые снова были длинные и пышные. «Смотри, Уинни, смотри», — шептала она в тишине.
И они видели так много. Весь декор «Кентерфилдза», который так нравился Уинни, и новые украшения, в том числе сверкающий луч с несущимися оленями. Олени, как и ангелы, были сделаны из фарфора, хрусталя, материи. Некоторые олени из волшебного стада Санта-Клауса были из дерева или из камня.
Конечно, необходимо внести кое-какие изменения в эти летящие создания. Можно нарисовать Рудольфа в гиацинтовых, с серебристым оттенком, тонах, за исключением, конечно, его ярко-красного носа. Джулия нарисует Рудольфа и всю его волшебную компанию в полете. Она счастливо поклялась в этом, легонько шевеля губами.
За лучами с оленями открылись другие сокровища. Они подошли к алькову, где по ниткам-паутинкам скользили снежные хлопья с потолка, который был таким же золотистым, как и ночное небо Эдвины Энн Хейли.
В этом золотистом небе не блистали розовато-лиловые звезды. Не сияла аквамариновая луна. Просто с неба летели снежные хлопья. И они не пробуждали ни воспоминаний, ни страха, ибо на рождественской елке Уинни вообще не было хлопьев.
И руки Джулии, как и там, в номере «Иден-Найтсбриджа», перемещались от одной снежинки к другой, и в ее глазах светились удивление, благодарность и…
Внезапно она резко отдернула пальцы от хрустальных снежинок, словно соприкоснувшись с чем-то потусторонним. Свет погас в ее глазах. Лавандовое солнце подернулось облаками. Взгляд ее сделался серым. Диким. Тревожным.
Глаза ее стали подергиваться, как подергивались глаза Уинни, страдающей нистагмом, пока это не прошло само собой в то знаменательное Рождество.
Подернутые облаком глаза Джулии тем не менее оставались зрячими. Джейс это понял. Они все очень ясно видели. В этом не могло быть сомнения.
