Наталия Ломовская - Сюрприз для Александрины
– Эмоции – вещь непредсказуемая, – продолжал Макаров. – Что, если им, вместо того чтобы культурно общаться с покупателем на логическом уровне, захочется его поцеловать? Или дать ему пинка? Или сказать ему: эх ты, лошара?
В зале уже не хихикали даже – хохотали.
– Хороший вопрос, – снисходительно похвалил Макарова лектор. – Ваши служащие должны испытать эмоцию, которая поможет им включить логику. Как вы правильно заметили, эмоции – вещь непредсказуемая. Поэтому правильные эмоции нужно стимулировать. Например, вознаграждать финансово за правильное обслуживание. Или вербально похвалить.
Алексей нес жуткую чушь, но, кажется, не понимал этого. Именно это обстоятельство и помогало ему уверенно и безапелляционно говорить самые глупые вещи. Люди такого склада иногда даже сходят за умных.
– То есть метод собаки Павлова. Выработка условных рефлексов. Ну-с, а какое же будет отрицательное подкрепление? Может быть, по примеру того же Павлова, бить девушку током, когда она неправильно себя ведет? Несильно, но ощутимо?
Кажется, Алексей начал что-то понимать.
– Да нет, зачем же, – промямлил он. – Это уже противозаконно. Обратите внимание на положительное стимулирование.
– А если девушка не поймет, за что ее положительно стимулируют? – не унимался Макаров. – Они же под влиянием эмоций живут. Решит еще, что я в нее влюбился, потому и дал прибавку? Положительное стимулирование нужно сделать максимально предметным и доступным для женского понимания! Например, награждать прямо в зале конфетой и новеньким блестящим рублем! Ап, молодец!
Девица, сидевшая позади меня, уткнулась лбом в спинку моего кресла и тихонечко завыла. Улыбалась даже напарница Алексея. А тот, окончательно смутившись, посмотрел на часы и, бормоча что-то оправдательное, помчался к выходу.
А Макаров обернулся ко мне и сказал с блеском в глазах:
– Настя, вы хотите со мной поужинать?
«Вот еще!» – хотела ответить я.
Но отчего-то произнесла:
– С удовольствием поужинаю.
Глава 9
«Что ты делаешь, дуреха, – ругала я себя, пока мы пробирались к выходу. – Тебе было поручено проработать за сестру пару недель, а вовсе не устраивать служебный роман. Это точно, Стася тебе спасибо не скажет. Принять одну сестру за другую, если видел ее мельком в коридоре, это запросто, но если ужинал с ней, то уже вряд ли… Я же испорчу все дело!»
Но отказаться было выше моих сил.
Потому что первый раз в жизни меня пригласили ради меня самой.
Не ради бизнесмена Воронова и его распрекрасного фармацевтического концерна.
Я понравилась Макарову сама по себе, какая была – с бледной кожей и тощими лодыжками, с неумелым макияжем и нелепыми волосами. Яркая зелень, кстати говоря, после нескольких моек стала сходить, и прическа моя теперь походила не на весеннюю лужайку, а на комок водорослей, выброшенных океаном в час отлива.
Меня немного беспокоило, о чем мы с Макаровым будем говорить.
Я нашла бы тему для беседы, будь я – это я. А на месте Стаськи…
Впрочем, тема появилась сама собой.
Макаров оказался страстным поклонником парфюмерии.
– Да, такое вот немужественное хобби. Недаром все великие парфюмеры – мужчины. А вы думаете, я просто так открыл «Эдем»? Ради бизнеса? Нет, Настенька. Просто мне хотелось постоянно быть в курсе новинок. Да и вообще, сделать хобби профессией – есть в этом какое-то благородное безумие, вы не находите?
Я соглашалась.
С детства Жан Макаров ощущал необыкновенную страсть к ароматам. Нет, он, как и все нормальные мальчишки, обожал машинки и солдатиков, но не было для него более острого и волнующего удовольствия, чем прокрасться в родительскую спальню и перенюхать флакончики, стоявшие на трюмо. Мама была красавица, модница, духов у нее имелось много, от незамысловатых польских «Быть может» до драгоценных «Chanel № 5». Даже трогать эти бутылочки, тяжеленькие, прохладные, казалось настоящим наслаждением. Тугие притертые пробки надежно сидели в горлышках, поддавались детской руке с трудом. Все запахи были разными – «№ 5» пахли свежевыпавшим снегом и ванилью, «Быть может» – еловой хвоей и обещанием праздника, в округлом флаконе «Opium» прятался джинн из восточных сказок, а в острогранном «Kristall» таилась Снежная Королева. «Красная Москва» пахла бабушкой. Он быстро понял, что из флакона духи пахнут не так, неправильно. Жан стал прикасаться пробкой к носовому платку. Чистенький и наглаженный носовой платок всегда лежал в кармане штанишек. Платок пах целый день и запах постоянно изменялся, хорошел, переливался разными нотами… Отчего-то мальчик всегда делал это тайно, и по вечерам няня Паша, старенькая тетка отца, живущая в доме на правах няньки, удивлялась, чуя в детской комнате удивительно красивый аромат.
– Нешто мать заходила спокойной ночи пожелать?
Но мама заглядывала редко. Они с отцом часто бывали в отъезде – отец работал журналистом-международником, мать сопровождала его в поездках. Родители ничего не знали о хобби сына. Правда, как-то он едва не выдал себя, опрокинув на афганский ковер флакон «Magie Noire». Предательское пятно истошно благоухало два месяца, но проступок сошел с рук, был принят за обычную мальчишескую шалость.
Жан-малыш интересовался маминой коллекцией духов. Жан-юноша стал собирать собственную коллекцию. Разумеется, это он также держал в тайне. В запирающемся ящике письменного стола хранил флакончики, привезенные отцом якобы в подарок подружкам и одноклассницам Жана. Одноклассницы пользовались духами «Наташа» фабрики «Новая Заря». Жан вдыхал тайком изысканные арабские ароматы. И он снова выдал себя, когда отец спросил у него, кем бы он хотел стать. Вопрос был риторическим – всем было ясно, что Макаров-младший пойдет по стопам Макарова-старшего, станет журналистом-международником.
– А где учат на парфюмера? – неловко ляпнул Жан.
Отец посмотрел на него искоса.
– Гм… Думаю, прежде всего нужно изучить химию. Да-да. А потом уж… – отец сделал неопределенный жест. – Но ты же это невсерьез?
– Разумеется, нет, – кивнул Жан и пошел открывать дверь репетитору – нужно было подтянуть немецкий.
Но хорошо налаженная жизнь с предсказанным будущим внезапно закончилась. Отец заболел, чем-то странным, неопределимым. Врачи отводили глаза и списывали болезнь на неизвестную науке инфекцию – Макаров недавно вернулся из горячей точки планеты, где снял несколько скандальных репортажей. Его перевозили из больницы в больницу, из института в институт, ждали возвращения в Москву какого-то профессора, специалиста по таинственным инфекциям и загадочным паразитам, который уже два месяца как мотался по джунглям, отлавливая редкий вид комара, распространявший черную лихорадку… Но не дождались, отец умер. Вернувшийся очень вовремя профессор, ожесточенно почесывавший комариные укусы, присутствовал при вскрытии и заявил, что ничем не смог бы помочь больному. Дело журналиста-международника Макарова прочно засекретили и новоявленной вдове посоветовали особенно-то не выступать, а то так можно всего лишиться. Мать помнила, оказывается, как в аэропорту к Макарову-старшему подошел какой-то человек, которого он вроде бы узнал и согласился выпить с ним коньяку, пока не позовут на регистрацию рейса. С этого дня Макаров заболел и больше уже не поднялся.
