Розамунда Пилчер - Конец лета
— Но, Синклер, это же не для меня.
— Разумеется, для тебя. Вот… — Он достал кольцо, небрежно бросил коробочку на приборную панель и, не успела я остановить его, взял мою левую руку и надел кольцо мне на безымянный палец. Я пыталась вырвать руку, но он крепко сжал мои пальцы, так что бриллианты до боли врезались в кожу.
— Но это не может быть для меня…
— Именно для тебя. Только для тебя.
— Синклер, нам нужно поговорить.
— Именно для этого я и привез тебя сюда.
— Нет, не об этом. О Тессе Фарадэй.
Если я думала, что это его шокирует, то я ошибалась.
— Что тебе известно о Тессе Фарадей? — спросил он снисходительным и совершенно ровным тоном.
— Мне известно, что у нее будет ребенок. От тебя.
— И откуда ты это узнала?
— В ту ночь, когда она звонила, я услышала телефон и пошла ответить на звонок к параллельному аппарату наверху. Но ты уже снял трубку, и я услышала ее, как она говорила тебе…
— Так это была ты? — В его голосе послышалось облегчение, как будто какая-то маленькая дилемма была наконец решена. — Не зря мне показалось, как кто-то положил трубку. Очень тактично с твоей стороны. Спасибо, что не стала слушать до конца.
— Но что ты собираешься с этим делать?
— Делать? Ничего.
— Но эта девушка беременна от тебя!
— Дорогая Джейни, мы не знаем, точно ли это мой ребенок.
— Но он может быть твоим.
— О, конечно, может быть. Но это еще не значит, что он мой. А я не собираюсь брать на себя ответственность за неосторожность другого мужчины.
Я подумала о Тессе Фарадей, и перед моими глазами возник ее образ. Веселая и милая девушка с фотографии, которая стояла в обнимку с Синклером. Успешная, преданная своему делу лыжница. Молодая женщина, избравшая свой путь и получившая признание; обедающая в «Конноте» с моей бабушкой. «Очаровательная» — так охарактеризовала ее бабушка, а она редко ошибалась в людях. Ничто из этого не согласовывалось с тем впечатлением о ней, которое Синклер старался мне навязать.
— Ты сказал ей об этом? — осторожно спросила я.
— Ну, разумеется, сказал.
— И что она ответила?
Синклер повел плечами.
— Сказала, что если таково мое отношение, то она примет меры.
— И ты так все и оставил?
— Да. Мы оставили. Не будь такой наивной, Джейн. Тесса знает жизнь, она рассудительная девушка. — Все это время он не ослаблял своей хватки на моей руке, но теперь наконец отпустил ее, и я с облегчением расправила затекшие пальцы, а он взял кольцо указательным и большим пальцами и покрутил его немного, так, словно навинчивал мне на палец. — В любом случае, — продолжил он, — я сказал ей, что собираюсь жениться на тебе.
— Что ты ей сказал?!
— О дорогая, слушай внимательно. Повторяю: я сказал ей, что собираюсь жениться на тебе…
— Но ты не имел никакого права так говорить… Ты даже меня не спросил!
— Как это не спросил? Конечно, спросил. А что, по-твоему, мы обсуждали на днях? Что, по-твоему, я делал?
— Ломал комедию.
— Ну, это не так. И, более того, ты сама знаешь, что это не так.
— Ты не влюблен в меня.
— Неправда, — проговорил он уверенно и очень рассудительно. — Пойми, быть с тобой, то, что ты вернулась в «Элви», — это лучшее, что когда-либо со мной случалось. Ты как порыв свежего ветра, Джейни. Ты бываешь наивна как дитя, а в следующий миг вдруг изрекаешь что-то удивительно мудрое. И ты умеешь рассмешить меня; и я считаю тебя невероятно привлекательной. И ты знаешь меня почти лучше, чем я сам себя знаю. Разве все это не лучше, чем просто быть влюбленным?
— Но если ты женишься на ком-то, — заметила я, — это навсегда.
— И?
— Ты, должно быть, любил Тессу Фарадей, а теперь не хочешь иметь с ней ничего общего…
— Джейни, это было совершенно другое.
— Что значит другое? Я не понимаю тебя.
— Тесса симпатичная, веселая и с ней очень легко, и я наслаждался ее обществом… Но на всю жизнь… Нет.
— Этот ребенок будет у нее на всю оставшуюся жизнь.
— Я уже сказал тебе, что почти наверняка он не мой.
Было очевидно, что с этой точки зрения он считал себя неуязвимым. Я решила попробовать другую тактику.
— Предположим, Синклер, просто предположим, что я за тебя не выйду. Как я уже сказала тогда, мы двоюродные родственники…
— Такое уже случалось прежде…
— Мы слишком близкие родственники… Я бы не хотела так рисковать.
— Я люблю тебя, — сказал Синклер.
Никто еще не говорил мне этих слов. В тайных подростковых грезах я часто представляла себе, как это произойдет. Но никогда не думала, что вот так.
— Но… Но я не люблю тебя…
Он улыбнулся.
— Звучит не слишком убедительно.
— Но я убеждена в этом. Абсолютно.
— Значит, твоей любви ко мне недостаточно даже для того, чтобы… Помочь мне?
— О, Синклер, тебе не нужна помощь.
— Вот здесь ты ошибаешься. Нужна. Если ты не выйдешь за меня замуж, тогда мой мир разобьется на множество маленьких осколков.
Эта фраза была достойна влюбленного, и все же я не верила, что она была произнесена с искренним чувством.
— Ты имеешь в виду, в буквальном смысле, так ведь?
— Как ты проницательна, Джейни. Да, это так.
— Почему?
Внезапно он потерял терпение. Бросил мою руку, словно она ему надоела, и, вероятно, ища возможности уйти от ответа, принялся искать сигареты. Они были в кармане его пальто. Синклер достал одну и зажег ее от прикуривателя на приборной панели.
— О, потому что, — отмахнулся он.
Я помолчала немного, а затем спросила:
— Почему потому что?
Он сделал глубокий вдох и проговорил:
— Потому что я по уши в долгах. Потому что я должен или найти наличные, или вернуть долг ценными бумагами, а у меня нет ни того ни другого. А если все это всплывет — а существует огромная вероятность, что так и будет, — тогда мой директор вызовет меня к себе кабинет и уведомит, что обойдется без моих услуг, спасибо, до свидания.
— Ты хочешь сказать, что потеряешь работу?
— Ты не только проницательна, но и схватываешь на лету…
— Но… Как ты влез в долги?
— А ты как думаешь? Ставил на лошадей, играл в блек-джек…
Это звучало довольно безобидно.
— Но сколько ты должен?
Он назвал цифру. Я не могла поверить, что у кого-то вообще может быть столько денег, не говоря уж о том, чтобы задолжать такую сумму.
— Ты что, совсем рехнулся? Ты хочешь сказать, просто играя в карты…
— О, ради бога, Джейн, в некоторых игорных домах в Лондоне можно проиграть столько за один-единственный вечер. А у меня на это ушло почти два года.
