Ева Модиньяни - Наследница бриллиантов
Кухня мало изменилась со времен ее детства, только вместо ледника здесь стоял теперь большой холодильник, а вместо синьоры Джильды стряпал еду новый повар из Эмилии. В остерии теперь всегда было много посетителей: люди приходили не только обедать, но и ужинать зимой и летом.
Мать старательно раскладывала на большом блюде тонкие ломтики ветчины, украшая их меленькими маринованными овощами. Откуда-то выскочил Боби и завертелся перед Соней в радостном танце. Только сейчас Соня поняла, что мать специально заперла его, наказывая ее тем самым за самовольный поступок. Бросив книги на стол, девушка села на корточки перед своей старой собачкой и заплакала. Боби испуганно слизывал слезы с ее щек.
— Нечего плакать, — не отрывая глаз от своей работы, сказала синьора Бамбина, — что заслужила, то и получила.
Эти равнодушные, даже жестокие слова оказались последней каплей, переполнившей чашу: копившаяся годами обида на мать за ее постоянные притеснения выплеснулась наружу:
— Я сразу поняла, что это ты заставила отца встретить меня на остановке и у всех на виду надавать мне пощечин. Сам бы он никогда до такого не додумался. Почему тебе так необходимо, чтобы я жила по твоим дурацким правилам? Почему ты меня не любишь? Все, хватит! Я не хочу и не буду жить по-твоему, поняла! Я уйду!
Боби никогда еще не видел свою хозяйку такой возбужденной и от страха забился за холодильник. Синьора Бамбина невозмутимо дослушала страстную тираду дочери и только после этого подняла на нее глаза, в которых можно было прочесть снисходительную иронию.
— Знаешь, что я тебе скажу? — сказала она, снова занявшись ветчиной на блюде. — Замуж тебе пора. В тебе кровь бродит, ты в бабку свою пошла. Может, в том и нет твоей вины, но факт остается фактом, и чем быстрее ты выйдешь замуж, тем лучше, — глядишь, может, и удастся избежать позора.
— Какого позора? — вытаращив от удивления глаза, спросила Соня.
— Боюсь, ты можешь потерять невинность, поэтому чем раньше пойдешь к алтарю, тем надежнее. Я не допущу, чтобы честное имя Бренна опозорила моя собственная дочь.
— Ты хочешь выдать меня замуж? — прошептала Соня, вытирая слезы. — Да ты с ума сошла, мне не нужен никакой муж!
— Смотри, как красиво получилось! — словно не замечая реакции дочери, воскликнула синьора Бамбина, любуясь своим художеством.
— Ты не слышала, что я сказала? — с отчаянием крикнула Соня. — Я не пойду замуж, запомни это хорошенько!
В эту минуту Соня вдруг ясно почувствовала, какая между ними пропасть: ради амбиций, ради своих дурацких «принципов» мать готова предать ее в любую минуту, и она совершенно беззащитна перед этой самоуверенной и чужой ей женщиной с огромным колыхающимся животом.
— Я твоя мать, — словно подслушав Сонины мысли, патетически произнесла синьора Бамбина, — и должна о тебе заботиться. Мы с отцом уже решили, что, как только ты получишь диплом, мы найдем тебе подходящего жениха. Но сейчас я вижу, что с этим делом надо поторопиться. Лучше уж остаться без диплома учительницы, чем до свадьбы лишиться девственности.
Неужели несколько часов назад Соня смотрела через ворота на особняк семьи де Брос, слушала американскую песенку, мечтала о любви, о богатой жизни? Или это был приятный сон, который закончился пробуждением в опостылевшем городке? В ненавистной остерии? Соня почувствовала себя несчастной одинокой девочкой и, не сказав больше ни слова, поднялась по чугунной лестнице в кладовку, забитую бутылками со спиртным, мешками с сахаром и кофе, посудой и еще бог знает чем. Здесь, за ширмой, стояла ее кровать, и, уткнувшись в подушку, она снова заплакала. Верный Боби нежно лизал ее, не зная, как еще утешить любимую хозяйку. Постепенно Сонины мысли стали проясняться, и созрело решение: бежать из этой кладовки, из этой остерии, бежать от матери, которая не понимает и не хочет ее понять, бежать из этого тесного, душного мирка, иначе ей конец.
Вдруг Соня вспомнила, что завтра контрольная по латыни, а она не подготовилась. Хотя какой смысл заниматься, если мать надумала забрать ее из школы и выдать замуж… За кого же это они решили ее отдать? По какому праву мать определяет ее судьбу? Нет, она не марионетка, которую дергают за веревочки, она личность, даже если мать и не хочет этого признавать; возможно, по-своему она любит Соню, но такая любовь может раздавить. Соня была растеряна, она чувствовала себя бессильной перед матерью и не знала, как ей поступить.
— Мне жаль, что так вышло, — раздался у нее над ухом извиняющийся отцовский голос.
Соня не пошевелилась. Она не слышала, как отец поднялся к ней и сел на край кровати.
— Мы с мамой места себе не находили, — продолжал оправдываться отец, — даже звонили в школу.
Соня резко высунула из-под подушки голову и посмотрела в глаза отцу. Ей хотелось понять, почему он, кроткий, застенчивый человек, так унизил ее на глазах у всех? Не потому ли, что, как все слабые люди, хотел продемонстрировать свою силу? Ей стало стыдно за отца.
— Я была у Вирджинии Криппа, и мама об этом знала.
— Но мама велела тебе после школы ехать домой, она и мысли не допускала, что ты можешь ее ослушаться, — мягко сказал Тонино, и в голосе его звучало огорчение.
Соня подумала, что отец похож на дона Аббондио, священника из романа Мандзони «Обрученные», который они проходили в школе, — он такой же мягкий и добрый.
— Это для тебя все, что она говорит или делает, — закон, потому что ты превратился в ее тень и даже смеешь поднимать на меня руку, чтобы ей угодить! А я больше не собираюсь ее слушаться, — твердо заявила Соня.
— Я же попросил у тебя прощения, а ты у меня — нет. Разве шестнадцатилетняя дочь имеет право критиковать мать?
Соня села и, плача, обняла отца. Боби старался протиснуться между ними, чтобы тоже принять участие в примирении. Только сейчас Соня вдруг осознала, что мать ни разу в жизни ее не приласкала.
— Она грозится, что заберет меня из школы, что выдаст замуж, — сквозь всхлипывания жаловалась Соня, — ты это допустишь?
У нее не повернулся язык пересказать отцу все, что говорила мать, особенно насчет ее невинности.
— В школу ходи, как ходила, никто тебя из нее не заберет, — успокоил Соню Тонино. — И замуж ты выйдешь, когда на то будет воля божья, это я тебе обещаю. Что касается матери — ты не должна ее осуждать, потому что она любит тебя и желает тебе только добра.
— Хорошо, папа, — покорно ответила Соня и вздохнула.
Отец ее тоже не понимал. Хотя, в отличие от матери, он сочувствовал ей, но рассуждал, как и все в их городке, считая «добром» для родной дочери «удачное» замужество. Вот, например, Летиция, дочь молочника, мать всегда ставит ее Соне в пример. Получила аттестат зрелости и сразу же вышла замуж за сына Пассони, у которого небольшая фабрика термометров. В двадцать лет — уже замужем и дом, что называется, полная чаша. Многие девушки в округе завидовали Летиции, у Сони же подобная жизнь вызывала отвращение. Иногда, видя, как Летиция, свесив из окна голову в бигуди, вытряхивает коврик, Соня сравнивала ее мысленно с мадам Бовари: что, кроме презрения, могут вызывать подобные женщины? Собственное будущее виделось ей совсем по-другому.