Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова
Какой, однако, разрыв – между водевильным сватовством месяц назад и сегодняшним вечером. Аир называет Танзилю Ильманову Зилей, она его – Аиком. И сейчас они обсуждают, что завтра повезут Ленэру к какому-то светилу на консультацию, что ее надо отправить в санаторий, Аир параллельно пишет кому-то из коллег Ленэры, предупреждая, что она на больничном.
Кое-какие выводы очевидны. Аир замутил с матерью Рустама. Кто-нибудь, ущипните меня! Как это вообще могло произойти?!
Нет, чисто теоретически в этом нет ничего невозможного. Танзиля Ильмановна интересная внешне. Ухоженная. И у нее есть интеллект и характер – судя по тому, как лихо она обращается с Ленэрой. На Аира вообще западают все дамы от восемнадцати до восьмидесяти – выправка, стальные виски и глаза, резкие черты лица. Он всегда объяснял свой холостой статус тем, что у него работа, как он сам говорит, грубая и грязная. Я не особо этому верила. И работа у него все та же, не сменилась. А женщина – постоянная, которую он привел в наш дом – появилась!
Правда, эта женщина сама пришла в наш дом. И отнюдь не к Аиру.
Нет, я пока отказываюсь верить, что такие вещи происходят в жизни вообще, и в моей жизни в частности. Аир и мама Рустама… Ну, как они это провернули, а?!
– Аик, мы, кажется, шокировали девочку.
А мне кажется, мать Рустама меня слегка троллит. Или не слегка.
– Не шокировали. Ни за что бы не догадалась, Танзиля Ильмановна, что цель вашего визита в наш дом вовсе не я, а Аир. Это было красиво разыграно.
Танзиля Ильмановна смеется. У нее мягкий грудной смех. И в этот момент я, кажется, начинаю понимать истоки этих «Зиля» и «Аик».
– Рена, ты можешь называть меня просто Танзиля. Или Зиля. И говорить «ты». Если тебе так комфортно. Я не против.
Неожиданно. Киваю. И очень хочу спросить у нее: «А что, вы больше не рассматриваете меня в качестве своей невестки?». Больше этого хочется только позвонить Ватаеву и спросить тоном заправской сплетницы: «А ты знаешь? Ой, что сейчас расскажу…». Но я этого не буду делать.
Его Ватевость умотала с проверками по филиалам, говорят, стон раздается по всей земле, от Калининграда до Владивостока. Зато мне теперь дышать легче. Было. До сегодняшнего дня.
Нет, мне вовсе не с руки спрашивать, насколько все серьезно у дяди с Танзилей. Но если это так… Мы с Русом все же станем родственниками? Кем он тогда мне будет приходиться? Сводным… племянником? Сводным двоюродным братом? Кем?! Я в этих хитросплетениях совершенно не разбираюсь.
А мог бы быть мужем – мелькает в голове крамольная мысль. Муж – это просто и понятно. Куда уж проще.
Нет-нет, муж – это не моя история.
***
В одном из южных филиалов пересекаюсь с Мелеховым. Он уже загорелый, хотя на календаре только-только распустился май. Загорелый, заросший и страшно довольный. Захар для меня – человек непостижимый. По-моему, он для всех такой. Никто не понимает, как и что он делает. Но дело свое Захар знает, как никто.
– Не верю, что ты покинул свою башню из слоновой кости, – Захар крепко обнимает меня. От него пахнет дизелем. – Ну как, мне мешок навоза готовить?
– Ты обещал сводить пообедать куда-то в особое место, – ухожу от ответа.
Мелехов после паузы кивает.
– Ясно. Батин огненный темперамент на тебе покурить вышел.
– А ты жену беременную бросил.
– Слабо, Рустам Маратович, слабо, – скалится Мелехов. – Ладно, пошли, покормлю тебя.
***
Работа, конечно, лучшее лекарство от любого бардака в бардака. Но и это лекарство не всегда помогает, хотя я выкладываюсь на все сто процентов и вкалываю как вол.
Я знаю, что мне иначе нельзя. Я знаю, что меня готовят на должность главного казначея холдинга – сейчас я номер два в финансовой иерархии. И я все делаю, чтобы стать номером один.
И сейчас, когда я заканчиваю короткий устный отчет о результатах проверок Балашову, мне есть чем гордиться. И одобрение в глазах Артура греет меня. По менталитету я все же ближе к Артуру, чем к отцу – работа начбеза меня никогда не привлекала, для этого нужен совершенно особый склад мышления. У отца именно такой, а у меня мозги иначе работают. Это ценит Артур, а я ценю то, что он в меня вкладывается и сам меня учит.
Закончив доклад, получаю серию вопросов и скупое одобрение. Мне этого хватает. Я знаю, что сегодня положил еще один кирпич в свое будущее благополучие.
На прощание кивнув, Артур вдруг спрашивает:
– К отцу заходил? К Милане?
– Нет. А что?
– Ничего. Ты отлично поработал, Рус.
Мне кажется какая-то недосказанность в его словах. Словно в мое отсутствие что-то случилось, о чем я пока не знаю.
Что-то случилось с Реной?!
Так, надо прекратить параноить! Я на несколько недель уезжал, чтобы от этого избавиться, и вот – пожалуйста! Первая мысль снова о ней. Заставляю себя первым делом заглянуть к отцу, но его нет на месте. Захожу к Милане, но она занята разговором по телефону, лишь машет мне, предлагая подождать. Взгляд ее мне кажется тоже каким-то… Будто она знает что-то, чего не знаю я. Все что-то знают, но не я!
Звонок отца перехватывает меня на пороге кабинета Рены. Оттуда слышатся голоса.
Беру трубку.
– Зайди.
***
– Что-то случилось, да?
Отец не хмур. Но озадачен. Кивает на стул.
– Случилось.
– Кто?!
– Твоя мать.
Я… Я видел ее в последний раз еще до отъезда. По телефону мы говорили только раз, кажется. С удивлением фиксирую, что да, именно так. Мама обычно более активна.
– Что с ней?
– Собралась замуж.
Сначала думаю, что отец шутит. Потом понимаю, что нет. И первая реакция – облегчение.
– Ты напугал меня! Я думал, и правда, что-то случилось.
– То есть то, что твоя мать вступила в отношения с другим мужчиной – это «Ничего не случилось»?!
Мы молчим какое-то время. Отец сердито супит брови, я думаю. Картина вырисовывается странная. Но не невозможна.
– Не знаю пока, что делать? – отец трет ладонями лицо. – Не решил.
– Ты уверен, что тебе надо что-то делать?
Взгляд из-под насупленных бровей начбеза «Балашовского»
