Бывшие. Сводный грех - Софья Феллер
Алена
Когда прихожу в сознание, первым делом слышу голоса рядом. Они спорят, хоть и тихо. Голова трещит, и я бы с радостью не слушала их. Трубки в носу мешают ужасно. Хочу избавиться от них. Рука кажется неимоверно тяжелой, но я всё же поднимаю её и с усилием вытаскиваю пластиковые трубки.
— Эй, нельзя, слышишь? — голос Алекса раздается совсем близко. Он мягко возвращает кислородные трубки на место. — Это тебе нужно. Ещё пару часов.
— Пить, — прошу хрипло, ощущая, как пересохло во рту.
Он тут же подносит воду, и с каждым глотком мне становится легче. Когда, наконец, открываю глаза, вижу Алекса и маму. Она всем своим видом ясно дает понять, насколько против его присутствия.
Серьезно? Он спас мне жизнь, а она все равно гнет свою линию. Даже сейчас, когда я на больничной койке, ей важнее стоять на своем. Все, чего я хочу, — чтобы она, наконец, приняла нас. Чтоб перестала давить, надеясь, что я в очередной раз просто прогнусь. Разве это так много? Всего лишь чуточку понимания, хотя бы сейчас.
— Я тут долго? — спрашиваю, ощущая легкую дезориентацию.
— Нет, пару часов. Тебе дали что-то, чтобы ты могла отдохнуть. Я, честно говоря, не очень поняла, — откликается мама с ноткой беспокойства в голосе.
— А когда поедем домой? — на удивление слабо выходит, но желание оказаться в своей кровати пересиливает.
— Ален, не торопись, — терпеливо объясняет она.
— Врач сказал, что угрозы жизни нет, — вмешивается Алекс, опуская глаза к кровати. — Полежишь с кислородом и физраствором еще час, и нас отпустят. Если что, можем обратиться к ним снова. Будешь отдыхать дома.
Мама бросает на него недовольный взгляд, полный молчаливого осуждения, от которого все внутри сжимается.
К концу процедур я, конечно, не готова провести на ногах целый спектакль, но самочувствие вполне сносное, чтобы не поддаваться на уговоры остаться в больнице на ночь. Это последнее место, где я бы хотела задержаться без веской причины.
Когда мы оказываемся дома, Сергей Васильевич помогает мне добраться до комнаты, которую для меня подготовили. В коридоре уже ни следа копоти, и пахнет чем-то цитрусовым. Неужели они справились всего за пару часов? Клинингу точно нужно поставить пять звёздочек. В самой комнате, конечно, такого "вау-эффекта" не будет — ремонт там явно займет время. Но рвать душу, глядя на обгорелые стены, я точно не собираюсь. Хочется просто отлежаться.
Алекс следом поднимается наверх, направляясь в свою комнату. Но его останавливает мама, и привычный холодный диалог завязывается вновь.
— Алекс, и все-таки, тебя сегодня здесь быть не должно. Зачем ты приехал? — интересуется мама, сдержанно и укоризненно.
— Я обязан отчитываться, зачем приехал к себе домой? Вы мне кто, Вика? — Алекс резко, почти с вызовом, отвечает.
— Александр! Не забывайся! — Сергей Васильевич осаживает его, в голосе — стальная строгость. — В моем доме нужно разговаривать вежливо.
— Да что ты? Вежливость должна быть взаимной! — Алекс с трудом сдерживает раздражение, но в его голосе проскальзывает сарказм.
— Ты ведешь себя как подросток, — добавляет мама, скрестив руки на груди. — Мы все пытаемся помочь Алене, а ты…
— А я что? Спас ее жизнь? Извините, что не по вашему сценарию.
Между ними на мгновение повисает напряженная тишина. Сергей Васильевич смотрит на Алекса осуждающе, но молчит, а мама бросает взгляд на меня, пытаясь скрыть волнение.
— Алекс, может, все-таки хватит? — вмешиваюсь, чувствую себя неловко, слушая эту перепалку.
Он смотрит на меня, и гнев в его глазах чуть угасает.
— Ладно, птичка, я больше не буду. Но если честно, мне это все уже надоело, — устало вздыхает Алекс и направляется в свою комнату.
Я захожу к себе и закрываю дверь, не хочу никого видеть. Состояние такое, что хочется отпустить себя и поплакать вдоволь. Все это так сильно подтачивает меня изнутри, что я уже боюсь очередных столкновений между ними. Как я могу выбрать? Это же моя мама и мой любимый человек. Я не должна выбирать, не могу…
Первые горячие слезы катятся по щекам, и я не пытаюсь их сдерживать.
— Алена? Давай поговорим, — стучит мама, ее голос звучит с другой стороны двери, мягкий, но всё ещё требовательный.
— Не сегодня, я устала и хочу спать, — на ходу придумываю оправдание.
— Ну, хорошо. Как скажешь, — слышу ее шаги, удаляющиеся по коридору.
Только я ложусь в постель, устало снимая с себя одежду — ведь ничего другого у меня и нет, все в дыму и копоти — как снова раздается стук.
— Птичка? Я зайду, — голос Алекса звучит приглушенно, но решительно.
Молчу, надеясь, что он решит не беспокоить. Притворяюсь спящей, задерживаю дыхание.
— Я захожу, — произносит он тихо, но так, будто точно знает, что я не сплю.
Дверь медленно открывается.
45
Алена
Слышу щелчок замка, затем легкий шорох одежды. Он что, собрался лечь со мной? Вот кровать слегка прогибается, и горячее тело Алекса плотно прижимается к моему, окутывая меня коконом из рук и ног, лишая всякой возможности пошевелиться.
— Ты с ума сошел? Я не хочу снова скандала, Алекс… — шепчу, чувствуя, как напряжение сжимает грудь.
— Плевать, птичка, — его горячее дыхание обжигает мое ухо, когда он шепчет в ответ. — Но, если тебя это волнует, родители в своей спальне. Не думаю, что твоя мама сейчас пойдет проверять тебя. Да и обе двери в комнаты закрыты.
Слышу эти слова и чувствую, как постепенно начинаю расслабляться в его объятиях. Внутри меня происходит борьба — женщина, жаждущая оказаться в руках своего мужчины, побеждает девочку, которая привыкла подчиняться маме. Не нужны ни долгие уговоры, ни аргументы. Есть только одно, и его достаточно: я люблю его.
— Алекс, спасибо…
— За что? Ты шутишь? — он приподнимается на локте, смотря на меня с укоризной, словно не понимая, почему я вообще об этом говорю.
— За то, что вытащил. Мне так страшно было, пока я не потеряла сознание.
— Аленкин, ну что ты за глупышка… У меня не было выбора, — его пальцы нежно касаются моей щеки, тыльной стороной, ласково и тепло. — Я люблю тебя.
Эти слова звучат как мелодия, которую я готова слушать снова и снова. В голове они крутятся, заполняя каждую мысль. Кажется, что меня разрывает на тысячи маленьких частей от того, насколько приятно это слышать.
— Алена, любимая моя, — его поцелуй касается меня за ушком, и по телу пробегает дрожь. — Я охренеть, как испугался, когда на секунду представил, что тебя может больше не быть.
— Я тебя тоже очень люблю, — шепчу, разворачиваясь к нему лицом. — Так
