Разлучница. В плену прошлого - Татьяна Семакова
— Я не понимаю, почему только женщины? — рассматриваю фотографии, медленно прохаживаясь вдоль стены. — Может, есть другие захоронения? Там или в другом месте.
— Смысла особого не вижу. Если, конечно, некто не наложил камней с целью убийства. А сортирует по каким-то своим извращенным представлениям.
— Сортирует? — кривлюсь, останавливаясь.
— Не придирайся, — отмахивается Невзгодов. — Если есть похороненные в другом месте жертвы мужчины, то мы имеем дело с человеком с явными психическими отклонениями, а это — совсем другая история. Сделай пометки.
— Так точно! — встаю по струнке и после его смешка открываю маркер и кратко записываю теорию на пустом листе. — А если мужчин не было? — продолжаю развивать свою мысль. — Если им там делать нечего?
— Любопытно, — заинтересованно комментирует Валя, поощряя меня.
— Смотри, место становится опасным только в дождь, так? Когда размывает суглинок и склон превращается в аттракцион. Что еще происходит? Дорога до деревни становится непролазной трясиной. Допустим, женщина едет за рулем, одна. Перед ней — огромная грязевая лужа. Рискнуть или вернуться? Я бы вернулась.
— Я бы рискнул, — хмыкает Валентин. — К тому же, на дороге отчетливо видно следы трактора. Не получится — вытянут.
— Я их даже не заметила, — пожимаю плечами. — Что дальше? Пешком, конечно, но не оставлять же машину так? Во-первых, кто-то может поехать, во-вторых, в этой глуши попросту страшно. Испортят из зависти или еще чего. Тогда гипотетическая женщина возвращается к развилке и решает оставить где-то в коттеджном поселке. Помнишь наш визит? Вот и ее поперли от первого же забора. Испугалась, проехала до конца, оставила машину. Что потом? Тропинка с дороги вполне различима, в обход очень далеко. А раз ходят, значит, и она пройдет. Ну и… — развожу руками и перевожу дыхание.
Валя — смотрит. Неотрывно. Долго. Наверняка, как и я погружаясь в воспоминания.
— Глупость сказала? — смущаюсь и отвожу взгляд сначала в сторону, а потом и вовсе роняю в пол. — Ну это чисто женская логика, а не логика в общепринятом смысле, — неловко оправдываюсь, — так что… неважно. Молчу.
— Твоя теория очень хороша, — Невзгодов вынимает руки из карманов и делает шаг навстречу. — Очень. И это… — он делает еще шаг, подходя почти вплотную и опуская ладони на мою талию, — чертовски сексуально.
Я вскидываю голову, чтобы посмотреть на его выражение лица и убедиться, что он подшучивает, а он дергает меня на себя. Одна рука тесно прижимает к себе, вторая скользит к ягодице. А в глазах… восторг и пламя. И сценарий на ближайший час.
— А как же расследование? — фыркаю и на несколько секунд прикрываю глаза, когда его руки сжимают мое тело. Пропускаю ток по рукам, наслаждаюсь ощущениями внизу живота.
— Висяк против стояка, — глумливо отводит взгляд в сторону, изображая мыслительный процесс, а я хихикаю над пошловатой шуткой десятиклассника.
«Хихикаю над глупой шуткой…», — проносится в голове, в то время как Невзгодов слегка подается вперед и тут же делает шаг назад.
— Затем кто-то из деревни спускается к реке, видит мертвую женщину, — продолжает мою мысль и прямой наводкой идет к стене, — алчность берет верх и этот некто начинает шарить по карманам. Находит документы, ключи от машины…
— Она могла быть приезжей, из другого города, — подхватываю, — злоумышленник понял, что может избежать наказания, если только перегнать машину. Никто же не таскает ключи с собой, если не планирует сесть за руль.
— Или хотел удостовериться, что прибыла она одна. Но вот первый вопрос. Откуда уверенность, что ее не будут искать в деревне? Например тот, к кому она приехала. Как минимум этот человек. Ведь для подобной настойчивости нужен солидный повод, иначе бы просто развернулась и запланировала поездку на другое время. Второй вопрос — что это за повод такой? На женщине дорогие вещи известных брендов, что ей делать в деревне? Посмотри, на них всех. Не везде есть логотип, но сам покрой, ткань…
— А ты разбираешься, — подкалываю между делом.
— Конечно, я прекрасно знаю, как выглядит внутренний шов моей футболки. Не так, — с серьезной миной постукивает по фотографии на стене. — Есть идеи?
— Есть, одна. Но я смогу ее проверить только утром.
— Интриганка! — возмущается Невзгодов. — Хоть намекни.
— Ну, скажем так… — тяну задумчиво, — мне кажется странным тесное общение на личные темы сотрудницы клининга с заказчиком спустя неделю-две после первой встречи. Особенно, когда в эту странность меня тыкают носом.
— Намек уловил, выводов не сделал, — вздыхает Валентин и пытается сделать скорбное лицо, но рвущаяся улыбка все портит.
— В девушке должна быть загадка, — кокетничаю по привычке, а Невзгодов ловко и довольно жестко сбивает налет прошлого с настоящего:
— Когда узнаем, есть ли в тебе эта загадка?
— Через две недели будем знать точно, — рапортую бодро, — а пока… продолжим?
— Пока прет, — нагло подмигивает и собирает на стене карту местности из нескольких листов «А4». — Давай прикинем кратчайший маршрут от места трагедии до захоронений. — Валя стоит слишком близко к карте и водит пальцем по дорогам, я же вижу картину будто со стороны. — Какой-никакой транспорт есть только у Юрия. Но трактор… как минимум шумно. Да и тело там не спрятать, только в кабину рядом с собой сажать, а это нервы надо иметь стальные.
— Доехать можно и на машине жертвы, — отвечаю ему, хотя правильный ответ на первоначальный вопрос уже вижу.
— Машины могло и не быть. Погибшие не обязательно приезжие. Могла и кто-то из местных погибнуть, как Любовь. Поторопилась, забыла об осторожности. Или кто-то из поселка напротив.
— Подойди ко мне, — улыбаюсь и тяну к нему руку.
— Чего? — немного удивляется Валя, протягивая свою и сжимая мою ладонь.
На пару секунд забываю, что хотела от него. Просто смотрю в его большие серые глаза и теряюсь. И это так странно… и так бесит! Что со мной вообще происходит?! Как будто кто-то желтый визор поднял, и я вдруг начала видеть окружающий мир в его реальном цвете. Как будто с тем УЗИ передала Смолину огромный булыжник, туго обмотанный веревками к талии.
— Посмотри с моего ракурса, — отмираю и тяну его на себя.
Валя послушно подходит и разворачивается к стене.
— Твою мать, — посмеивается
