Моя (не)любимая бывшая (СИ) - Рымарь Диана
Опираюсь спиной на стену возле двери и морщусь от ее просьб:
— Открой, пожалуйста, а? Я же знаю, что ты там…
Не реагирую попросту потому, что не хочу новой стычки с ней. Абсолютно бесполезной стычки.
Мне бы уйти отсюда, выставив у ее дверей охрану. Но…
И уйти не могу тоже.
Слишком за нее волнуюсь и, черт подери, хочу быть рядом. Хоть как-то… Хоть вот так кривобоко, через стенку и ее сопротивление.
Снежана не успокаивается, продолжает капать на мозг:
— Я чувствую, что ты за стенкой! Барсег, открой, пожалуйста, ты ведь не сможешь меня тут вечно держать…
Не смогу, факт.
И вообще понятия не имею, что делать дальше.
Но и отпускать не собираюсь!
В этот момент Снежана выдает:
— Хорошо, как скажешь, Барсег, я выйду за тебя замуж.
Говорит это и замолкает. Ни звука больше не издает.
Стою, как обухом по голове прибитый, понятия не имею, как реагировать на ее слова.
В душе просыпается такая злость, что я ею буквально захлебываюсь.
Значит, еще недавно голову мне готова была проломить вазой или статуэткой. Сбросила на пол с такой любовью приготовленную для нее еду, нагрубила Цахик. А теперь согласна замуж? Нормальная она вообще, нет?
Впрочем, ежу понятно, Снежана играет со мной в игры.
Но если она думает, что может безнаказанно мотать мне нервы…
Сам не понимаю, как подхожу к двери, отпираю замок.
Захожу в ее комнату и говорю, шумно дыша:
— По-твоему, ты вытрепала мне мало нервов? Чего пытаешься добиться? Ты…
— Барсег. — Она подходит совсем близко, хотя и видно, что побаивается, выставляет вперед ладони. — Успокойся, пожалуйста. Дай мою сумочку! Я покажу тебе кое-что, и ты сразу все поймешь…
— Я похож на идиота? — спрашиваю ее с надрывом. — Ты хочешь, чтобы я вручил тебе телефон?
Она машет головой:
— Не надо телефон, не его хочу показать…
При этом смотрит на меня своими огромными глазищами, да так жалобно, что отказать не могу. Мало ли что ей там понадобилось в сумке.
— Хорошо, — ворчу недовольно.
Выхожу, зову горничную.
Очень скоро возвращаюсь с черной сумочкой Снежаны, отдаю ей:
— Только без фокусов.
Она снова жалобно на меня смотрит, потом говорит:
— Надо было сразу показать… Вот.
С этими словами она достает какие-то таблетки. Причем с таким видом достает, будто это должно объяснить все автоматом.
— Ну таблетки, и что? — я грозно на нее смотрю.
— Это не таблетки, а витамины, — поправляет она меня. — Мне их посоветовал гинеколог в моем положении.
— Ну витамины, и что? — говорю я ровно тем же недовольным тоном.
— Это не просто витамины, — она качает головой. — Это витамины для беременных.
Говорит и замолкает.
Я забираю у нее таблетки, кручу большую пачку в руке, читаю. Действительно витамины для первого триместра. И она их купила до того, как ее забрали. А значит…
— Я не собиралась делать никакого аборта, Барсег, — озвучивает она то, до чего я уже и сам только что дошел.
И вправду, зачем бы ей покупать витамины, если собралась вытравить из себя мой плод. Глупо же, да? Значит, и вправду не собиралась?
Тогда зачем? За каким хреном она мне вообще ляпнула про аборт? Чтобы расковырять нутро? Кровь пустить? Рубануть по самому больному?
Меня обдает такой невероятной злостью, что невольно скрежещу зубами.
— На кой черт ты мне тогда про аборт сказала? — цежу с обиженным видом. — Ты что, не знаешь моего отношения к детям? Ты что, не соображаешь, через что я прошел за последние часы? Тебе совсем плевать…
— Извини, — говорит она примирительным тоном. — Я не должна была этого говорить, ты прав…
Я сильно не ожидал услышать от нее подобное.
Наталкиваюсь на это ее «извини» с такой силой, будто бежал с бешеной скоростью и со всей дури врезался в стену лицом.
Мотаю головой, силясь вместить это все в голове.
Снежана продолжает меня шокировать:
— Барсег, мы можем с тобой хоть раз решить дело миром? Отнестись друг к другу по-доброму, по-хорошему… Ну пожалуйста! У нас ведь будет ребенок…
У нас будет ребенок.
У меня будет ребенок от моей Снежаны.
И она больше не хочет со мной воевать.
В этот момент у меня в груди разрастается такая буря эмоций, что все нутро перекручивает, переворачивает.
Мне горестно и кайфово одновременно. Горестно оттого, что оно все и близко не так, как мы со Снежаной мечтали когда-то. В то же время кайфово оттого, что я переживу все это с ней. Не с кем-то там, а с ней. В ближайшем будущем.
Как я и хотел пять лет назад.
Как я до сих пор хочу.
— Я согласен, — тут же киваю. — На все согласен, Снежан.
Я стою перед Снежаной, пытаюсь понять, о чем она думает.
А она после моего согласия на наше импровизированное перемирие, смотрит на меня, как затравленный олененок на льва.
Оглядываю комнату, которую заранее для нее выбрал.
Некогда уютная, теперь она являет собой плачевное зрелище. Все, что можно, разбито, перевернуто. Здесь не место для матери моего ребенка, пусть и натворила все это она сама.
— Снежаночка, пойдем, — маню ее.
— Куда? — Мне кажется, она еще больше пугается.
Я бросаю взгляд на стол у окна, на разбитые тарелки, которые валяются возле него.
— На кухню пойдем, — предлагаю ей. — Буду кормить тебя ужином. Согласна?
На это она робко кивает.
Куда только делась вся бравада, взрывные эмоции, ненависть, которые еще недавно ею управляли. Идет теперь за мной, чуть опустив голову, как и положено кроткой женщине. До невозможности примерная девочка, мать вашу так. С чего вдруг? Что с ней случилось за последние двадцать минут?
Я веду Снежану прямиком на кухню.
Усаживаю возле круглого стола, открываю холодильник и начинаю перечислять все, что имеется в наличии:
— Цахик приготовила много разного. Есть суп, салат с морепродуктами, долма, лепешки с сыром. Плов не предлагаю, как я понял, не понравился? Вообще, могу заказать любую другую еду, только скажи, что ты хочешь.
— Плов понравился, — вдруг огорошивает меня Снежана.
«А зачем тогда швырялась им?» — хочу зарычать, но прикусываю язык. Не собираюсь затевать никаких разборок.
Молча достаю казан, большую тарелку. Кладу для Снежаны большую порцию и отправляю греться в микроволновку.
Пока еда греется, достаю нарезанные Цахик соления, свежую зелень, раскладываю все это на новой плоской тарелке, ставлю перед Снежаной. Достаю столовые приборы. Когда плов разогревается, ставлю его перед ней.
— Ешь, — буркаю угрюмо.
Сам усаживаюсь рядом, наливаю ароматного мятного чаю. Знаю, что она его любит. Вижу, как ведет своим очаровательным носом в сторону кружки. Берет в руки, делает глоток. Он средней крепости, ровно такой, какой она предпочитает.
Внимательно слежу за тем, как ведет себя Снежана.
Она берет вилку, осторожно начинает есть плов. Потом действует смелее. Слопав примерно треть порции, нерешительно спрашивает:
— Зачем ты его приготовил?
Ха. Поняла, что я, надо же.
Зачем, зачем…
Потому что сильно нервничал, пока ее ждал, надо было чем-то занять руки. Потому что это единственное блюдо из моего арсенала, которое ей нравилось, как я помню. Потому что хотел сделать что-то для нее своими руками.
Против воли хмурюсь, чеканю строго:
— Какая разница? Тебе ли не все равно?
Тут же жалею, потому что Снежана сразу замыкается.
Зачем я так резко себя с ней веду?
Заговариваю мягче:
— Снежана, я хочу, чтобы ты знала, — пока я рядом, с тобой ничего плохого не случится. Я теперь все время буду о тебе заботиться. Только скажи мне одно… Почему ты себя так повела днем?
— Как так? — она вскидывает на меня растерянный взгляд.
— Я пришел к тебе домой с предложением, а ты меня на хрен послала, сказала, что на аборт пойдешь. Однако этим же вечером купила витамины для беременных. Где в твоих действиях логика? Зачем ты ляпнула про аборт?
