Джио + Джой и три французские курицы (ЛП) - Холл Элли
Если я не могу иметь Джой, то мне никто не нужен. Перееду-ка к Луке в коттедж, превращенный в шале, и стану холостяком-отшельником в горах. Подружусь с медведями и буду до конца жизни ковыряться в снегу.
Когда из динамиков звучит «Joy to the World», я подумываю о том, чтобы забиться в угол и не двигаться до следующего года. У меня было все. Теперь из-за случайного стечения людей из нашего прошлого у меня ничего нет.
— Мы закрыты, — кричит Томми, обнимая Мерили.
Все аплодируют.
Нико берет в руки метлу.
— Пришло время прибраться.
— Почему бы вам всем не отправиться домой? Я разберусь с этим, — говорю я.
— Нет, это же канун Рождества. Мы все внесем свою лепту. — Томми хлопает меня по плечу.
— Считайте, что это мой подарок вам, — отвечаю я.
— Это новая и улучшенная версия Джованни, — говорит Бруно.
— Это потому, что он в… — начинает Нико.
Я бросаю на него предупреждающий взгляд. Он понятия не имеет, что произошло после того, как мы с Джой ушли вчера вечером. Насколько тот знает, я последовал за ней из бального зала, и мы уютно устроились где-нибудь в темном углу, целуясь всю ночь напролет.
— Серьезно, ребята. Дайте мне привести себя в порядок.
— Ладно, ладно. Если предлагаешь, — соглашается Томми.
Все собираются и уходят, оставляя меня дуться. Не торопясь, я навожу порядок. И мог бы попробовать сделать безглютеновое печенье для Джой — это был мой первоначальный план подарка, но она, скорее всего, выбросит его в мусорное ведро.
Закрыв за собой дверь, некоторое время сижу в «Порше», раздумывая, стоит ли ехать к Джой под предлогом желания увидеть котят… и ее саму. Но тогда я пришел бы с пустыми руками… и пустым сердцем.
В итоге я еду на холм к Фрэнки и Расти, чтобы увидеть свою новую племянницу. На подъездной дорожке стоит несколько машин. Несомненно, это друзья и члены семьи Расти, желающие познакомиться с маленьким комочком радости. Моя сестра стоит на крыльце и смотрит на горы.
Мои ботинки хрустят по снегу, когда я подхожу к ступенькам крыльца.
— Разве это не прекрасно? — шепчет она.
— Что?
Сестра поворачивается ко мне, глаза слезятся.
— Мир прекрасен. Жизнь чудесна. Пока что красота скрыта за облаками и под снегом. Но он растает, и все краски и свет вернутся.
— Похоже, кто-то сегодня углубился в себя?
Фрэнки поворачивается ко мне с теплотой, озаряющей ее лицо.
— Я так благодарна нашей семье и друзьям. — Затем понижает голос и добавляет: — А еще миссис Козак, хотя и из лучших побуждений, принесла кастрюлю борща. Несмотря на то, что я уже не беременна, все равно не могу переносить этот запах. Наверное, во мне циркулируют остатки гормонов или что-то в этом роде. Нужен свежий воздух. В общем, я размышляла о том, что завтра Рождество. Оно знаменует начало.
Прослеживаю за взглядом Фрэнки на величественные горы.
— Да, понимаю, что ты имеешь в виду, — говорю я, но мой голос низкий, сдавленный.
Фрэнки приподнимает бровь.
— Почему ты хандришь?
— Я не хандрю.
— Ты не в духе, дуешься, задумчивый. — Она преувеличенно кивает, как будто что-то понимает. — «Три французские курицы»…
Не задумываясь о том, что это может означать, я следую за сестрой, когда она спешит внутрь.
Аромат мятных конфет переполняет мои чувства.
— Я не чувствую запаха борща.
— Не чувствуешь, правда?
Я следую за взглядом Фрэнки туда, где Джой сидит на диване, прижимая к себе Карлину.
Мой пульс ускоряется, и я замираю у двери. Забудьте о трепете в животе. И о таянии внутри. Я тверд. И знаю, чего хочу. Джой — женщина, которую я хочу.
— Миссис Козак, почему бы вам не подержать ребенка? Я бы хотел забрать Джой на минутку. Мы должны кое о чем поговорить.
— С удовольствием. И если захотите разогреть борщ, то лучше всего на среднем огне.
— Большое спасибо. — Фрэнки дружелюбно улыбается.
Расти сидит в кресле-качалке рядом с миссис Козак и лениво, устало машет мне рукой, читая двум другим детям книжку про младенца Иисуса. Рафаэль дремлет в люльке рядом с ним.
Неудивительно, что Фрэнки понадобилась минутка уединения. Но, опять же, у нас большая семья. Она привыкла к этому. Но привык ли я? Хочу ли этого? Мельком смотрю на Джой, одетую в приталенный свитер черно-золотистого цвета и шелковистую красную юбку. Я думал, что да. Нет, уверен, что хочу, но не уверен, что она хочет того же. По крайней мере, не со мной.
Может быть, ее бывший парень-волшебник сможет наколдовать жизнь ее мечты.
— Большие дети, пойдемте со мной, — шепчет Фрэнки, чтобы ее настоящие дети не услышали.
— Пожалуйста, не надо сейчас играть в Купидона Клауса, — бормочу я.
Она открывает дверь в игровую комнату.
— Нет, мы будем играть в чаепитие и вести себя как настоящие, живые, зрелые взрослые. Присаживайтесь, мистер Грозовая туча.
Я опускаюсь на миниатюрный стул. Джой задерживается у двери.
— И вы тоже, мисс Солнышко. — Я улавливаю сарказм в голосе сестры. Любой, кто когда-либо знал Фрэнки, знает, что это плохой знак.
Джой повинуется.
— Ладно, если я не помогу вам наладить отношения, то кто тогда?
— Но у тебя только что родился ребенок. Разве тебе не нужно отдохнуть? — спрашивает Джой.
— Да, нужно. — Фрэнки проводит рукой по лицу. — У вас есть пять минут. Итак, я втянула вас двоих в это дело своим вмешательством. И собираюсь вытащить вас из этого.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Джой.
— Я подумала, что вам будет хорошо вместе. — Затем признается, что была рождественским купидоном и написала нам обоим поощрительные сообщения.
Джой качает головой.
— Фрэнки, когда Джио предложил сводить меня на выпускной, ты сказала, цитирую: «Только через мой труп».
— То был прежний Джованни. Новый обожает тебя. Поклоняется земле, по которой ты ходишь. Я никогда не видела его таким.
Джой переводит взгляд на меня, как бы ожидая подтверждая.
Я слегка киваю.
— Я вижу потенциал, — говорит Фрэнки.
— Знаешь, у чего еще был потенциал? Мои помолвки, и ты знаешь, чем они закончились. — Мой голос упал до глубокой хандры.
— Не забывай о Валерии. Но я думаю, мы оба знаем, почему эти отношения не сложились, Джио.
Джой начинает вставать.
— Я наверное пойду.
Фрэнки хватает ее за руку.
— Никто не уйдет, пока мы все не обсудим.
Широко раскрыв глаза от такой угрозы, Джой опускается обратно на маленький стул.
— Сначала дамы. Джой, моя любимая взрослая женщина, с которой я не состою в родстве, для протокола, пожалуйста, скажи, что тебя больше всего беспокоит в том, чтобы быть с моим братом?
— Для протокола? — спрашиваю я, гадая, не смотрит ли Фрэнки слишком много юридических драм.
Ноздри Фрэнки раздуваются.
— Ребята, не испытывайте мое терпение. Осталось четыре минуты.
Джой тяжело вздыхает.
— Сэмпсон сказал, что никто больше не захочет меня. А вчера вечером Джио сказал, что конкурентов нет. Если сложить это вместе, то получится…
Фрэнки машет рукой, поторапливая.
— Дай мне контекст.
— Джой сказала, что не хочет конкурировать с другими женщинами, — говорю я.
— В частности, с «тремя французскими курицами», — добавляет Джой.
— Может, не будем их так называть? Каждый раз, когда ты это делаешь, на ум приходит рождественская песня. Мои дети выучили слова и не перестают ее петь. — Фрэнки потирает виски.
— Вчера вечером я сказал Джой, что нет никакой конкуренции. Я имел в виду, что…
— Никто не сравнится с ней, — закончила за меня Фрэнки.
— Именно.
Джой переводит взгляд на меня.
— О. Я думала, ты имел в виду что-то другое.
— Ты была глупа и не уверена в себе, мисс Солнышко. — Фрэнки продолжает свою прямолинейную судейскую оценку. — Вы ошибочно поверили в то, что Сэмпсон сказал правду, обратили это против Джио и, чтобы защитить себя, выставили щиты.
— Справедливо, — говорит Джой, слегка смягчаясь.
