Кэтрин Харви - Бабочка
— Пожалуйста.
— Я дам тебе работу, если ты обещаешь не выходить в зал и не нарываться на неприятности.
— Обещаю, — прошептала она.
Эдди заметил, что в ней чувствовалась странная напряженность. Такое впечатление, что она никогда не улыбалась. Стоя вблизи, он был поражен и встревожен не по годам взрослым взглядом ее глаз, вернее, даже не взрослым, а мудрым, как будто старая и много повидавшая душа поселилась в этом тоненьком молодом теле.
— Плата будет небольшой, — произнес он, сам поражаясь этому приступу щедрости. За двадцать лет борьбы на дороге к успеху подобная слабость случилась с ним в первый раз. — Но на эти деньга ты сможешь жить в более чистом месте, чем твой мотель. Моя сестра держит весьма приличный пансион на Чероки.
— Я буду работать на вас изо всех сил, — тихо проговорила она. — Я никогда не доставлю вам неприятностей.
Эдди заглянул в напряженные карие глаза и увидел там что-то напугавшее его. Неизвестно, что случилось с этой девочкой, какие у нее рубцы на душе, но он никогда не хотел бы быть ее врагом.
— Договорились, — произнес он и протянул грязную руку. — Меня зовут Эдди, жену — Лаверна.
Она не пожала протянутую руку. Она ни к кому не хотела прикасаться. Но ей удалось чуть улыбнуться.
— Очень приятно, Эдди.
— А как тебя зовут, девочка?
Она хотела сказать: Рэчел Дуайер, но остановилась.
Сегодня вечером она начинала новую дорогу к новой жизни. Требовалось новое имя. Вдруг ей вспомнились названия улиц на углу.
— Беверли, — сказала она. — Мое имя Беверли Хайленд.
Хотя ее окружала абсолютная темнота, Алексис знала, где она находится.
В спальне. В клубе «Бабочка».
Она лежала в кровати, обнаженным телом чувствуя прохладу атласных простыней. Она словно парила. Она знала, что если включит свет, то цвет простыней будет переливаться от зеленого до аквамаринового.
В воздухе чувствовался легкий аромат — запах свежесрезанных гардений. Она представила себе белые цветы, стоящие в серебряной вазе на другом конце комнаты. Их аромат наполнял ее легкие, от него кружилась голова, как будто она вдыхала опиум.
Из спрятанных динамиков неслась тихая мелодия арфы.
Она чувствовала себя легкой, беззаботной. Вечной.
Когда кто-то вошел в комнату, она это лишь почувствовала. Ни лучика света не проникло в комнату, когда быстро открылась и закрылась дверь. Она почувствовала присутствие незнакомца в комнате. Что-то нарушилось в ароматном воздухе. А потом она почувствовала чье-то присутствие около кровати, чье-то мягкое дыхание.
Она знала, кто это. Это он.
Она лежала не шевелясь. Сердце стало биться сильнее. Она слегка дрожала. Она уловила его запах. Это был запах миндаля.
Когда простыня соскользнула с ее тела, она закрыла глаза. Прохладный ветер тронул ее обнаженную грудь. Потом рука, легкими, как у бабочки, движениями, погладила ее кожу, грудь. Она тихо застонала.
Он сел на кровать. Она ощущала его близость. Его руки скользнули ей за спину, он прижал рот к ее груди. Так он ласкал ее, кажется, целую вечность, пока она не запустила руки ему в волосы и не приблизила его лицо к своему.
От поцелуя все поплыло в голове.
Он носил бороду. Это возбуждало ее еще больше.
Господи, как же он целуется!
Ей хотелось бы, чтобы их поцелуи продолжались вечно, но когда она почувствовала его тело рядом со своим, ей немедленно понадобилось и другое. Она стала целовать его тело, опускаясь все ниже и ниже. Дыхание его участилось.
Вдруг он прижал ее к себе. Они целовались сидя, лицом к лицу в темноте, одной рукой он держал ее за волосы, другой ласкал грудь.
Он осторожно перевернул ее на живот, лег сверху и медленно, безумно медленно взял ее, не убирая рук с ее груди.
Почти сразу же она достигла пика наслаждения.
Затем он повернул ее на спину и снова начал целовать ее. Она обхватила руками его шею и прижалась к нему. Она молчала — они никогда не разговаривали, но она своим телом говорила ему, чего хочет. Он сводил ее с ума поцелуями, прижимая ее к себе так крепко, что она едва могла дышать.
Потом он снова овладел ею, на этот раз энергично и резко. Она цеплялась руками за простыни, прижимая голову к подушке.
Когда она достигла пика во второй раз, ей казалось, что еще чуть-чуть и у нее остановится сердце.
Вдруг он оставил ее. Она одна парила в пространстве. Потом снова овладел ею, властно и быстро, потому что так велело ее тело.
Когда спустя некоторое время Алексис проснулась, его уже не было. Лишь запах простыней и тепло в ее теле напоминали о нем.
Сан-Антонио, Техас, 1955 год
Первым в секретном списке Дэнни стоял Саймон Уоддел — доктор Саймон Уоддел.
Помимо него, там было еще шесть человек: сержант в Форт-Уорде, который подал рапорт на Дэнни за драку, что привело к тюрьме и позорному увольнению из армии; школьный учитель, который однажды задал Дэнни порку перед всем классом; его ровесница, которая как-то посмеялась над его распоротыми сзади штанами; и так далее. Все эти женщины и мужчины сделали что-то такое, за что им следовало отплатить. Ни один человек не мог задеть Дэнни Маккея и остаться безнаказанным.
Доктор Саймон Уоддел не знал о списке, не знал даже о существовании Дэнни Маккея. Но с ним Дэнни хотел посчитаться больше всех остальных. И Дэнни знал, где его найти.
Дэнни улыбался своему отражению в зеркале, причесываясь. Он всегда приводил себя в порядок целый час. Педантично проверял каждую мелочь. Ни одной торчащей нитки, ни одной оторванной пуговицы, ни одной неотутюженной складки. Возможно, он еще не богат, но у него есть внешность, он производит впечатление сильной личности.
— Ты потрясающе выглядишь, пижон, — сказал Дэнни самому себе в зеркало, — хоть и сын простого работяги из Западного Техаса.
Он засвистел и последний раз пригладил волосы с боков: прическа должна быть волосок к волоску. Этим утром Дэнни чувствовал себя победителем: вчера он закончил вечернюю школу. С отличием. Теперь он был человек с дипломом и твердым знанием того, что ему нужно от жизни.
Он взял запонки, которые лежали на туалетном столике, вдел их в накрахмаленные манжеты. Бросил взгляд на потрепанную книгу, которая тоже лежала на столике. Это была Библия, она сопровождала его повсюду. Он учил ее наизусть.
Единственный верный способ овладеть захваченным городом, — писал Макиавелли, — это уничтожить его. Дэнни развил эту мысль: Ты можешь полностью обладать чем-либо, лишь уничтожив его, будь то город, вещь или человек.
И в мире были города, вещи и люди, которыми Дэнни определенно хотел обладать.
Но сначала ему нужно было найти свою дорогу. Цель он уже знал — быть человеком, обладающим властью; теперь все, что осталось, — найти путь, как им стать.
Он насвистывал, заканчивая одеваться, отстукивал ритм ногой и крутил головой вправо и влево. За три прошедших года Дэнни зарядился еще большим количеством беспокойной энергии. Он ни минуты не был спокоен. Люди чувствовали смутную тревогу, общаясь с этим красивым молодым человеком с коварными гипнотическими глазами. Дэнни нравился этот образ, он поддерживал его, потому что непредсказуемость делала его человеком, которого стоит опасаться. Это также давало ему власть над людьми.
Прежде чем выйти из комнаты, он еще раз улыбнулся себе в зеркало. Мир ждал его. Больше не надо зарабатывать деньги, поставляя девочек и выпивку озабоченным мальчикам с летной базы. Не надо зарабатывать гроши за баранкой грузовика или продажей энциклопедий от двери к двери. Пора начинать.
Запомни мое имя, — сказал он той дуре Рэчел год назад в ту ночь, когда вышвырнул ее из машины. — Дэнни Маккей. Человек, которого узнает весь мир.
И человек, которого будет бояться весь мир, — добавил он сейчас, окунаясь в теплый вечер.
Он поехал к Хэйзл. Там несколько девушек в кимоно или пижамах, замерев, смотрели телевизор. Двое были заняты с клиентами, тщетно пытаясь завязать с ними разговор. Хэйзл подавала плохой ликер по умопомрачительной цене и сэндвичи с толстыми кусками ветчины. Он закурил сигарету и прошел на кухню. Евлалия слушала радио и убирала остатки ужина.
— Привет, Евлалия, — сказал он, вразвалку подошел к холодильнику, взял себе выпить.
— Что-то жарко сегодня, мистер Дэнни, — произнесла она, вытирая лицо. Евлалия месила свой знаменитый пирог, который пользовался у публики неизменным успехом.
Он оседлал стул и стал листать газету «Сан-Антонио Лайф», лежавшую на столе.
— Что ты думаешь об этих негритосах в Алабаме, Евлалия? — спросил он, крутя головой. — Пытаются ездить в автобусах вместе с белыми.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, мистер Дэнни. Каждый должен знать свое место. Черные внизу, потом цветные, потом ваши отбросы, а уж наверху ваши сливки. Так всегда было заведено, так всегда и будет.
