Не смей меня... хотеть (СИ) - Зайцева Мария
— Да они оба хороши, — фыркает Риска, — один приперся опять под окна, как его, дурака, запускают через шлагбаум? За что вообще папа платит? Я вышла, чтоб нахрен послать окончательно, а он…
Тут Риска останавливается, прямо на полном ходу, настолько неожиданно, что я, на инерции, пролетаю еще пару метров и только потом торможу, разворачиваюсь к ней.
Подхожу ближе, смотрю в красное лицо.
И такое на нем смущение написано, что становится все понятно. Кристально ясно.
— Приставал?
Вот Сом скот, конечно! Пусть ему Игорь яйца вырвет там!
— Поцеловал… — шепчет Риска еще слышно, опускает голову. Смущается.
Блин, никогда бы не подумала, что такая отвязная с виду девчонка может так смущаться.
— Силой, что ли? — уточняю, вспоминая почему-то свой опыт насильного поцелуя… Совсем недавний. Ох, горячий! Если у Риски хотя бы в четверть такие же впечатления, то смущение можно понять.
— Да… — она вздыхает, отходит к огромному окну, присаживается на подоконник. Я сажусь рядом.
И жду.
Пусть сама рассказывает, тут не поторопишь. Да и дверь отсюда хорошо видно, если вдруг будет гвалт и охрана понесется, значит, там, на крыльце, все серьезно.
— Понимаешь, я сама виновата, — неожиданно признается Риска, — я его обхамила опять. А он… С цветами приеха-а-ал…
Она неожиданно всхлипывает, тихо и горько, и я тянусь обнять худенькие плечики. Почему-то затапливает нежностью, словно она — моя сестренка младшая, глупенькая. Влюбленная.
Так странно это все. Вроде, и подружки у меня имеются. Имелись. Маринка та же… Но никогда я ни к одной из них ничего подобного не испытывала. А тут девочка, которую едва несколько дней знаю… И ощущение, будто родная. Интересно, бывает так, чтоб с первого взгляда? Если любовь с первого взгляда бывает…
— Он приехал… А я его цветами по роже…
— Розами? — уточняю я.
— Ага. Метровыми.
— Это как ты смогла-то?
— Как-как… Размахнулась неожиданно… И вот. А он кровь с губ вытер, глянул на меня так… Ну, знаешь, морозом пробило аж. И поцеловал.
— А ты?
— А я — дура!
Вздыхаю, обнимаю сильнее. Понравилось, значит, ей.
Дура. Все мы дуры…
— А потом Игореха из дома вылетел… И они с Сомом подрались. Их охрана разняла. А Игореха сказал, что теперь только с ним буду приезжать и уезжать. И никуда вообще из дома. А если сбегу, то папе вломит. А папа… Он не будет разговаривать. У меня и так последнее предупреждение… А потом… В Англию, в закрытый пансион для девочек.
— Сурово…
— Не то слово. А я не хочу в Англию! Там у парней морды, как у лошадей! Все страшные-е-е-е… А тут Сом этот… И чего пристал?
— Ну… Сомик у нас тот еще скот… Любитель нежного мяска…
— Да? — Риска прекращает плакать, смотрит на меня вопросительно, — то есть, если дать, то может отстать?
— Э-э-э… — мне что-то совсем не нравится внезапное умозаключение моей подруги, — ты что-то не так поняла…
— О! — прерывает она меня, глядя в сторону двери, — не подрались, похоже!
В ее голосе нотки сожаления, но я предпочитаю не заострять на них внимание, от греха подальше.
И тоже смотрю на входную дверь.
Там как раз вваливается толпа с улицы, лица у всех возбужденные, что-то громко обсуждают.
Над общей массой возвышается Немой, смотрит по сторонам, выглядывая кого-то.
И я даже знаю, кого, а потому торопливо прячусь за кадку с большим растением.
— От Лексуса прячешься? — деловито уточняет Риска, — он в другую сторону пошел. И все его придурки с ним. И Игореха мой. Помирились, похоже. Может, все обойдется?
— Надеюсь…
Тут нас прерывает звонок на первую пару, и мы с Риской расходимся по разным аудиториям.
Я топаю на второй, где у нас сегодня некстати философия.
На редкость нудный предмет, и препод, который его ведет, тоже нудный, противный мужик с брюшком и привычкой пялиться на коленки студенток.
Если опоздаю, посадит на первый ряд и будет все две пары маслить своими свинячьими глазками.
Я тороплюсь, теряю бдительность, отчего-то поверив, что , если вся свита во главе с бывшим умелась в другой коридор, то дорога безопасна, и потому , естественно, оказываюсь в ловушке…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Глава 30
Сколько у нас в универе укромных местечек, оказывается! Вот так учишься-учишься, и вообще не в курсе, как легко и быстро тебя можно затащить в малопросматриваемый угол. И сделать там все, что угодно…
Немой, прижимающий меня к холодной стене неподалеку от кабинета философии, явно хочет что-то сделать. Неприличное.
Очень неприличное.
Это намерение легко читается на его физиономии, и осознание, что меня прямо сейчас, прямо тут могут поиметь, вводит в ступор.
Надо сказать, что с момента начала наших… э-э-э… отношений с Захаром, я из этого ступора вообще редко выхожу. Перманентное мое состояние, похоже.
Нелепо упираюсь в широченные плечи, в панике оглядываю пустой коридор за его спиной. Сейчас пустой. Но в любой момент кто-то может пойти! Как я буду объяснять все? Как я вообще выглядеть буду?
Захар смотрит гневно, яростно, словно я в чем-то виновата! И это неожиданно меня тоже наполняет злостью.
Да что за бред?
Он говорить умеет же! Почему не пользуется навыком?
Или бессловесная коммуникация доходчивее?
С этим не поспорить, но надо эволюционировать до человека говорящего уже.
— Захар… — так и быть, начинаю первая. Показываю положительный пример. — Захар, чтоб тебя! Пусти! Ты чего, с ума сошел?
— Какого хера… — низкий рык раскатывается по гулкому коридору, эхом отдается по стенам. Да блин! Еще бы в громкоговоритель объявил! — Какого хера он говорит, что ты до сих пор с ним?
Та-а-ак, понятно. Пообщались, значит, мальчики. Доверили друг другу тайны. Надеюсь, все же не все.
— А почему бы ему про это не говорить? — язвительно спрашиваю я, — пусти, сказала!
Бью по массивным волосатым предплечьям, отбиваю, конечно же, себе ладони, и, главное, без видимого эффекта и пользы.
— То есть… — он прижимается сильнее, глаза горят дико. Мне тяжело дышать, ноги подламываются от эмоций, — то есть, ты со мной трахалась… А теперь с ним? Да? Да?
Ну а вот тут меня уже ничего не сдерживает, естественно.
Захар мощно огребает по небритой роже, так, что щека становится красной, я, ощущая онемение в отбитой ладони, только скалюсь злобно:
— Пусти, урод! Если я шлюха, какого хрена держишь?
Он не пускает.
Смотрит. Дышит. Держит.
— Я так не говорил, — наконец, выдавливает сквозь зубы.
— Говорил! То, что ты подумал, что я, в отношениях с другим, позволяю себе что-то на стороне… Гад ты! Скотина!
Я бью его еще раз по роже, потом еще и еще. Пользуюсь моментом, короче говоря.
Захар не останавливает, молча терпит, только желваки по скулам ходят. И затем, улучив момент, ловит мои, раскрытые в гневных обличениях губы глубоким, долгим поцелуем.
Таким, что у меня еще сильнее подламываются колени, а внизу живота все остро и сладко пульсирует.
Я уже не луплю его по лицу и плечам, а, наоборот, цепляюсь, чтоб не упасть. Бо-о-оже…
До чего же с ним сладко! Просто безумие какое-то, наваждение…
Ведь гад, молчаливый монстр какой-то, упрямый и бессмысленный!
Ведь страшно рядом с ним, потому что не знаешь, что в следующую секунду выкинет! Опасный и дурной!
Но в его руках про это все забывается!
Голова отключается, и только тело сладко и освобожденно поет, потому что знает, как дальше будет. Хорошо будет. Невероятно хорошо. Уже сейчас хорошо.
Он злится же, целует грязно, грубо, вообще не сдерживаясь, прикусывая губы, буквально трахая меня языком так, что задыхаюсь! А я не могу и не хочу это все останавливать. Потому что лучше — не было.
Захар, видимо, чувствуя мою отдачу, глухо рычит, одним движением подхватывает, сажает себе на бедра.
Сумка моя летит вниз, рассыпаются тетради, ручки, еще какая-то мелочь.