Трудное счастье мое (СИ) - Шугар Мия

— Ты чего, Лен? Обиделась? Я же пошутил!

Пошутил? Он пошутил?!

Резко отодвинула стул, так же стремительно встала и сбежала в спальню, не в силах сдерживать эмоции, бьющие через край.

— Лен… Лен, ну перестань! Лена.. — Паша нагнал меня возле балконной двери, обнял и прижал к груди, где я отчаянно разрыдалась. — Прости, Лен. Прости. Я не думал, что ты обидишься. Просто ты же сама решила худеть, а все никак… Я хотел помочь.

От его "утешения" мне стало ещё хуже, настолько, что я попыталась оттолкнуть мужа, но он ещё крепче сжал объятия и не позволил сделать этого, пока я не успокоилась.

А потом мы, наконец-то, поговорили. Сели на кровать рядом, как попугаи-неразлучники, и я, хоть и с трудом, но донесла до Паши свои переживания.

— После переезда ты стал другим, Паш. Ты позволяешь себе повышать голос на меня, нехорошо шутишь. Меня это обижает… Я чувствую себя ненужной, — слезы опять зазвенели в горле, и я умолкла, чтобы не расплакаться.

Паша виновато вздохнул, закинул руку мне на плечи, ткнулся подбородком в висок.

— Лен, прости. Не знаю, что ещё сказать, как оправдаться. На работе нервно и дома не могу расслабиться. Тяжело.

— Не одному тебе сложно. Я тоже на пределе. Дети, дом, работа новая. Думаешь, мне просто? Но я не самоутверждаюсь за счёт других.

Пашина ладонь сжалась на плече.

— Лен, прости… Давай забудем?

— Знаешь, Паш, я даже жалею, что мы переехали. Раньше было лучше, хоть и не так сыто. — Это признание далось мне нелегко, но я должна была сказать ему об этом, иначе он не понял бы меня правильно. Так бы и продолжал талдычить "прости" да "забудем", ещё и за цветами бы сбегал, что всегда меня раздражало, кстати. Нет, правда, почему мужчины считают роскошный букет символом примирения? Мне, например, срезанные цветы вообще не нравятся, я больше по горшечным. Да и что факт дарения изменит? Дама моментально забудет все плохое и ринется в объятия проштрафившегося кавалера? Очень сомневаюсь.

— Я все понял, Лен. — Рука Павла дрогнула на моем плече, сильно сжала и сразу отпустила — Паша волновался.

Конечно, пытался скрыть это, но безуспешно. За годы совместной жизни я отлично изучила его, и могла отследить изменившееся настроение по сбившемуся дыханию. И вот это его волнение многое сказало мне. Паша жалеет, действительно жалеет о своем поведении, срыве, называйте, как хотите. И ему важно мое прощение, а значит — я прощу. Особенно после его предложения:

— Лен, а давай съездим к Маринке в санаторий? Так соскучился по ней. Давай, а? Зайдём в магазин, купим ей фрукты, шоколадки, и поедем.

— А мы успеем? — Сердце замерло от сладкого предвкушения встречи с дочерью, а обида на мужа начала стремительно таять.

— Конечно успеем. Тут всего пятьдесят километров. Мы ещё и искупаемся и замок из песка с Андрюхой построим. Там есть лесное озеро, ты знала?

Глава 12

Выходной мы провели чудесно, совершенно по-семейному.

Маринка обрадовалась нашему приезду и мужественно пробыла в беседке для встреч с родственниками целых тридцать минут, после чего, прихватив пакет с гостинцами, умчалась на репетицию музыкального номера.

Мы же с Пашей и Андреем отправились на обзор окрестностей, нашли обещанное планом санатория озеро и устроились на берегу.

Расстелили плед, достали контейнеры с едой, снарядили Андрея ведёрком и лопаткой, а сами переоделись в пляжное и растянулись на стареньких деревянных лежаках под жарким солнцем.

Мы загорали, купались, пили квас, жевали бутерброды, и ничем не отличались от других семей на пляже. Или мне так казалось?

После утреннего недоразумения с несъеденным блинчиком, я тщательно следила за каждым куском еды и подолгу думала — нужен ли мне этот виноград и абрикосы или фиг с ними?

Паша, кажется, замечал мои заминки, и в его глазах отчётливо отражалось сожаление, но как избавиться от возникающей периодически неловкости не знала ни я, ни он.

Впрочем, скоро я махнула рукой на еду и сосредоточилась на игре с Андреем. Паша тоже подключился, да с таким энтузиазмом, что я не раз со смехом пожалела о наличии только одной лопатки для песка.

Совместными усилиями мы выстроили большую крепость, с высокими башнями и рвом, наполненным водой. Я украсила крепостную стену цветами, Андрей собрал мелкие камни и усилил ими подножие, а Паша соорудил из гладкой палочки и салфетки флаг с выдуманной геральдикой.

Было весело и увлекательно, но, когда мы уже собирались домой, мне в голову пришла мысль о том, что за весь день мы с Пашей разговаривали только о детях.

— Как думаешь, успеем в магазин за футболкой? — Паша словно мои мысли прочитал — мотнул головой в сторону чумазого, но очень довольного Андрейки.

— Да ладно, до дома потерпим, у него много их, не успеет сносить. А вот носков не хватает.

— Как скажешь, — Паша закинул за плечи набитый рюкзак, подождал нас и первым направился к выходу с пляжа.

По дороге на станцию мы разговаривали с сыном и обсуждали возможность покупки новой большой машинки "как у Миши Федулкиного из группы", в электричке советовались, где лучше одеть Маришу к школе и куда поставить ее письменный стол, а в такси все вместе решали, что приготовить на ужин.

Нормальные нужные семейные разговоры. И никакого намека на личное общение. Хотя, чему я удивляюсь? Когда они были, эти личные разговоры? В другой жизни, разве что, ещё в той, "до детной".

Вот тогда было приволье для души. С томным шепотом под звёздами, со встречей утренней зорьки, и с пережиданием внезапного летнего ливня под старым кленом, где Паша впервые меня поцеловал. Куда это делось? Когда успело смениться на бытовуху?

Куда-куда, наивная душа… В прошлое, — светлое и безвозвратное. Ушло все постепенно, одно за другим, и это даже логично. Зачем стоять и мёрзнуть под деревом, когда есть квартира? И на диване гораздо удобнее сидеть, чем на лавочке. А ночью приятнее спать, особенно остро это понимаешь с появлением детей. Такая вот простая суть семейной жизни.

После ужина я отправила Андрея играть в свою комнату и налила нам с Пашей чаю, плеснув себе зелёного, и, — вот же ужас, — до чего докатилась? — скрытно добавила ложечку сахара.

Не знаю, чего именно я хотела. Душевного разговора, может? Как утром хотя бы, только без эмоций. Интуитивно я чувствовала — нам нужно говорить. Много, разнообразно, откровенно. У нас накопились проблемы, невысказанные претензии и надо бы начинать с этим разбираться, пока взаимные обиды не поставили мир в семье под угрозу.

Я и так ощущала эту угрозу, да хотя бы со стороны Артема. Пусть он ничего не предпринимал, но он занимал мои мысли, я думала о нем, и бесконечно сравнивала со своим мужем. Разве это нормально?

Так нельзя, это нездоровая ситуация, и я хочу ее исправить.

Но у Паши, похоже, иное мнение, так как предложенный чай он выпил в два глотка и не отрываясь от телефона, а после завалился на кровать, все так же, с телефоном.

Так и закончился наш вечер, плавно перейдя в ночь и оставив после себя тревожное чувство надвигающейся беды.

То, что я ни капли себя не накручивала, я поняла рано утром, когда в момент сборов в садик и на работу у меня зазвонил телефон, и на экране высветился номер Хрусталевой Арины.

— Алло, Лена? Лена, это ты?

— Да, Арин, слушаю. Что-то случилось? — До этого мы никогда не созванивались с Диминой женой, поэтому я оправдано напряглась. Что нужно в семь утра ей, — неработающей будущей маме? Спала бы себе спокойно, сил перед появлением малыша набиралась.

— Да ничего, блин, не случилось! Отстань от меня, я сказала! Я все равно ей все расскажу! — Последние пару фраз Арина проорала истеричным голосом в сторону, и они предназначались не мне. Зато потом в мое ухо полился сплошной поток злых слов. Злых не по содержанию, а по эмоциям, которые просто кипели в трубке. — Ты можешь сейчас прийти ко мне? Мне срочно нужно с тобой поговорить! Ты слышишь?! Это очень срочно!