Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

– Такое себе оправдание твоему дерьмовому поступку! – шипит Кшинская, бросив нелепые попытки изображать равнодушие. Вижу в её глазах слезы. Снова. И готов задушить самого себя от осознания, что причиной её страданий  являюсь я.

 – Это не оправдание, Арина. Это лишь причина, по которой я прошу прощения сейчас, а не неделю назад, когда должен был.

 Замечаю, как она сжимает в тонкую линию искусанные губы и, отворачиваясь, пытается спрятать от меня поблескивающие на щеках дорожки слёз.

– Поверь, у меня были причины напиться в ту ночь. Алкоголь же стёр из памяти всё, что забывать было нельзя. – Чувствую, что мои объяснения звучат неестественно и не внушают доверия, но слова упорно вылетают из головы.

– Ты что, просто забыл? – прерывает меня Арина, стреляя холодным взглядом в мою сторону.

– Забыл. – Не вижу смысла отпираться. – Только сегодня вспомнил, когда застал тебя с ним. Мне, правда, жаль, что был груб с тобой, что вообще позволил себе лишнее, что не выгнал, не остановил, хотя должен был. Я не имел права забываться и поддаваться мимолетному влечению.

– Замолчи! – глотая слёзы, тихо просит Арина и дёргает ручку двери. – Открой, я здесь задыхаюсь!

 Но я не могу. Я должен всё объяснить. Я хочу, чтобы она знала и попыталась простить.

– Моему поступку нет оправдания и прощения. Я – скотина, которая бесцеремонно...

– Хватит, Лерой! – срывается на крик мелкая, не переставая дергать дверцу. – Выпусти меня!

– Я просто хочу уберечь тебя от новых ошибок. – Отключаю блокировку дверей и запускаю пятерню в свои волосы, в желании выдернуть их, ко всем чертям.

– Ты моя единственная ошибка! – орёт Кшинская, выскакивая из салона на свежий воздух.

 Вижу, что ей плохо. Чувствую, что своими словами только сильнее разбередил её рану. Но не знаю, как заглушить её боль. Ощущение собственной беспомощности сводит с ума. Всё, что могу – броситься следом, в два счёта нагнав беглянку, уверенно шагающую по направлению к дому.

 – Арина! – зову Кшинскую, не решаясь даже прикоснуться к ней, хотя руки так и чешутся схватить её в охапку и прижать к сердцу, забрав часть ее переживаний себе.– Постой! Просто выслушай. В тебе говорит обида, остановись!

– Нет, Лерой, обида во мне говорила неделю назад, – резко затормозив, отвечает Кшинская  и, утерев слезы тыльной стороной ладони, поворачивается ко мне. – Сейчас во мне не осталось ровным счётом ничего: ни любви, ни уважения, ни обиды – одно сплошное «всё равно». Всё живое во мне ты умудрился убить!

– Прости!

– Вот так незатейливо, Лерой, да? Прости, и всё? – Голос Арины предательски дрожит, а мне нестерпимо хочется ее обнять, заставить поверить, что я на ее стороне.

– Да, чёрт побери, прости!– пытаюсь до неё докричаться. – Я виноват перед тобой! Я не собирался с тобой спать! И тем более становиться твоим первым мужчиной.

 Арина вздрагивает и отводит взгляд. Её щеки тут же заливает краска, а дыхание сбивается. Неужели она думала, что я не в состоянии сложить элементарные вещи воедино?

– Хочешь правду?– Кшинская обжигает холодом своих глаз. – Я просто поспорила с Полинкой, что смогу соблазнить тебя. Вот и всё! Тема закрыта, Лерой! Я выиграла, и только.

 Она снова отворачивается и пытается убежать от меня.

– Не выдумывай, – ухмыляюсь фантазии Кшинской и вновь догоняю её, на сей раз всё же хватая ту за руку и вынуждая затормозить. – Да, стой же ты!

– Не смей меня трогать! – раздельно произносит Арина, яростно вырываясь. Только я не реагирую. Вместо этого ощущаю, как пальцы начинает покалывать от теплоты и нежности её кожи. – И вообще, не лезь в мою жизнь! Ты – чёртов болван, возомнивший себя центром вселенной!

– Пусть так! – бормочу под нос, привлекая девчонку ближе к своей груди. – Тише!

 – Ненавижу тебя! – Не прекращая вырываться, она бьёт свободной ладонью меня по руке, не жалея сил.

– Правильно делаешь! – соглашаюсь с ней, заключая в объятия: так легче и не так больно. Вдвоём всегда проще, чем поодиночке.

 – Чем она лучше меня, Лерой?! Чем?! – сквозь слёзы, исступленно спрашивает мелкая, перестав сопротивляться. Её влажная щека прислоняется к моей груди, заставляя сердце болезненно сжаться. Её руки с безнадёжным отчаянием сжимают мои. А я не знаю ответа на её вопрос.

 – Разве сердце спрашивает, кого любить? – прикасаюсь к её волосам, нежно, по-братски, пытаясь успокоить глупышку. Но Арина всё понимает неверно. Опять.

 – Поцелуй меня, – просит мелкая. – Ещё только раз. Я хочу запомнить.

 Подцепляю Арину за подбородок, встречаясь с ней взглядом. Мы с ней – два потерянных человека, однажды полюбившие не тех. Мы похожи в своих эмоциях и ошибках. Безжалостное, безответное, выворачивающее наизнанку чувство сумело разрушить нас обоих. Вот только я потерян в своей любви к Горской навсегда, а у Арины ещё шанс в этой жизни все исправить, а потому отказываю, несмотря на стойкое желание ощутить позабытый вкус ее губ.

 – Нет, – качаю головой. – Это неправильно!

– Ненавижу тебя! – отталкивает меня Кшинская и бежит к дому. На сей раз я не пытаюсь ее остановить, а просто иду следом: пусть лучше ненавидит меня, чем сгорает от своей любви дотла.

Глава 16. Перемирие

Арина

 Глаза застилают слёзы, пока я, не разбирая дороги, несусь к дому. Я опять наступила на те же грабли: снова поверила ему, открыла своё сердце, а Лерой, не задумываясь, плюнул в него. И, вроде, понимаю, что, отказав мне, он поступил правильно, вот только это никак не помогает унять сверлящую боль в груди. Господи, когда же я, наконец, пойму, что Амиров меня никогда не полюбит?! Никогда! Как же я хочу, в конце концов, спокойно смотреть на него, не мечтая притронуться, не выискивая в его равнодушии признаков симпатии, замечать других, не сравнивая их с Амировым!

 Останавливаюсь возле забора, чтобы отдышаться: в таком виде появляться перед отцом не стоит точно. Вытираю постыдные слёзы, но они собираются в уголках глазах с новой силой. Что ж я за нюня такая! Само́й противно!

– Арина, – слышу за спиной голос Амирова. В отличие от меня он абсолютно спокоен. Оборачиваюсь и вытягиваю руки вперёд, чтобы не приближался! Хватит, я сыта им по горло! Слишком хорошо Лерой умеет воскрешать во мне надежду, а потом так же ловко скидывать меня, размечтавшуюся, в про́пасть.

– Почему мы не можем поговорить нормально, как взрослые люди? – Лерой игнорирует мой жест и подходит ближе –  уверенно, равнодушно. Я слышу, как он дышит,  и снова чувствую рядом его тепло. За что он со мной так?! Почему не может оставить меня в покое?! Для него разговор со мной ничуть не отличается от такового со знакомым о новинках автопрома. Холодность и отчуждённость Лероя убивают меня. И, вроде, пора было привыкнуть, но нет, меня по-прежнему трясёт от его равнодушия. Сухарь, бесчувственный и жестокий!

– Я же мелкая, что со мной разговаривать?! – срываюсь в ответ, размазывая по лицу предательские слёзы. Неужели он не понимает, что даже стоять рядом с ним для меня невыносимо, не то, что слушать, как сильно он сожалеет о ночи, проведённой со мной?! – Как ты там сказал: «Я не собирался с тобой спать»? Так вот, Амиров, я не собираюсь с тобой разговаривать!

– И всё же придётся. – Он достаёт из кармана упаковку бумажных носовых платков и протягивает мне. – Не сейчас. Когда успокоишься.

– Да о чём нам с тобой говорить?! – бурчу под нос, забирая салфетки, представляя, как выгляжу сейчас, если Амиров решил их мне предложить. Слёзы, размазанная тушь для ресниц – из белоснежных платки в моих руках моментально становятся грязными и никчёмными, в очередной раз рождая в сознании неприятные ассоциации.

– Дурёха, мы же толком с тобой и разговаривали ещё! – с улыбкой, такой искренней и доброй, отвечает Амиров, а потом по-свойски подхватывает меня под локоть и ведёт к дому. – Но сначала я должен передать тебя в руки Кшинского. Уверен, он не находит себе места.