Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

  Мне тошно, я противен самому себе, неприятен, мерзок! Но не могу отвернуться. Испепеляющий взгляд Кшинской до безумия тяжёлый и ненавидящий, откровенно презрительный и брезгливый, а я понимаю, что этого мало, чертовски мало, чтобы искупить свою вину перед этой беззащитной, хрупкой, ранимой девочкой.

– Арина, в машину иди, – бормочу сдавленным голосом, вспоминая, зачем приехал. То, что произошло между нами, мы обсудим позже. Обязательно! Но не здесь. Не тогда, когда Арина всё ещё находится в объятиях Макеева.

 Мои слова остаются не услышанными. Кшинская лишь опускает взгляд, вновь прикасаясь лбом к чужому плечу. Наглые глаза Павлика продолжают просверливать во мне дыры, намекая, чтобы я валил.

 – Арина, я не шучу, – повторяю чуть громче. – Твой отец уже рвёт и мечет.

 – Амиров, это не твоя забота, – подаёт голос подонок. Он абсолютно спокоен и так увлечён превосходством надо мной, что совершенно не замечает слёз в глазах своей девушки. – Мы увлеклись, правда, малышка? Но ничего же страшного не произошло.

 Макеев заботливо поправляет выбившиеся из взъерошенной причёски Арины шелковистые пряди, убирая их ей за ухо, а я чувствую, что достиг предела: смотреть, как этот урод касается Кшинской, выше моих сил. Сам не замечаю, как напрягается тело, как остервенело сжимаются кулаки, а на лице прорисовывается звериный оскал.

 – Арина! – рычу в ответ. – Иди в машину!

– Эй, потише, Лерой, – с насмешкой в голосе отзывается Павлик. – Я сам могу отвезти мою девочку, твои услуги больше не нужны! Свободен!

 Он делает небольшой шаг в сторону, позволяя Арине спрыгнуть с капота, но не выпускает её из капкана своих рук и что-то шепчет ей на ухо.

 – Не наглей, Макеев, – цежу сквозь зубы. – Твоя выходка и так сегодня аукнется Арине. Не забывай, что она пока ещё папина дочка.

 – Ты всё ещё здесь? – сделав вид, что совершенно меня не слышал, небрежно бросает этот клоун и подталкивает девчонку в сторону салона своего внедорожника. – Я же сказал, что отвезу. В чём проблема, а?

– Арина, не делай глупостей. – Игнорируя слова Павла, иду следом. – Давай садись в машину к Родиону. Успеешь ещё насладиться своим парнем-переростком в другое время.

– Амиров! – выплёвывает смазливый придурок, бросая на меня презрительный взгляд. –Ты забываешься!

 – Арина! – зову, откровенно чихая на слова Макеева. – Прошу, пойдём со мной.

 – Ты тупой? – Открыв для девчонки дверцу внедорожника и убедившись, что та села, этот урод решительно оборачивается ко мне, а потом тихо, так, чтобы слышал только я, добавляет ехидным голосом: – Или ты забыл своё место? Так я напомню: ты – обыкновенная шавка, которая должна быть рядом, охраняя наш покой. И голос свой подавать будешь, когда команду получишь. Уясни...

 Договорить он не успевает: мой кулак смачно врезается в его смазливую рожу. От неожиданности Макеев картинно хватается за физиономию и сползает на землю в аккурат под порог своей тачки.

– Значит, так, Павлуша... – Приседаю и сжимаю в кулаке ворот его поло. – Пока девочка находится под моей охраной, она будет рядом со мной. Все вопросы к её отцу.

 – Ты больной, Лерой?! – Кшинская мигом выскакивает из салона, впервые отважившись заговорить. – Какого черта ты себе позволяешь?! Пашенька, ты как?

Она старательно отталкивает меня от своего ухажёра и скользит тонкими пальчиками по лицу Макеева, размазывая кровь, сочащуюся из разбитого носа. А этот урод и рад изображать из себя жертву, закатывая глаза и постанывая от боли. Точно, клоун!

– Мы, цепные псы, такие неуравновешенные и бьём без разбора, – пожимаю плечами, сожалея, что Макеев оказался трусливым слабаком, способным бить лишь словами.

– Амиров, ты психопат! – шипит Арина. – Придурок!

– За мной иди! – бросаю ей. Я сыт этим представлением по горло!

– Да пошёл ты, Амиров! – Не успеваю сделать и шага прочь, как недовольный голосок врезается в спину, напрочь лишая меня способности трезво мыслить.

– Только с тобой, мелкая! – Не обращая внимания на стоны Макеева, хватаю Арину на руки, как капризного ребёнка, и нагло тащу к автомобилю.

 Я не чувствую её отчаянных ударов, не слышу грубых слов, которыми Кшинская разбрасывается, как портовый грузчик. Меня не останавливают её попытки вывернуться из моих рук и даже нелепые угрозы Макеева, видимо, вспомнившего, что он мужик, а не тряпка. Поздно! Бросаю Арину на кожаное сиденье в просторном салоне и блокирую двери автомобиля, а затем завожу мотор и срываюсь в ночь: нам предстоит тяжёлый разговор.

 Мы едем по трассе уже минут десять. Слух раздирает от гнетущей тишины: Арина не произносит ни слова, только изредка бросает на меня сердитый взгляд. Я тоже молчу. Не хочу начинать разговор так – сидя к ней спиной. Поэтому всё внимание уделяю дороге, мечтая как можно скорее добраться до Лисицыно, чтобы там, метрах в ста от особняка Кшинских, спокойно поговорить с девчонкой.

– Ты же понимаешь, Амиров, что это твой последний день в нашем доме? Бить Пашу было верхом безумия! – внезапно заявляет мелкая то ли ехидно, то ли сожалея о предстоящей разлуке. Уверен, Петя попытается отказаться от моих услуг, чтобы не ранить уязвленные чувства Макеева.

– Плевать! – бормочу в ответ, невольно бросая взгляд в зеркало заднего вида и засматриваясь профилем Кшинской.

 Красивая! Чёрт, какая же она всё-таки красивая – когда улыбается, когда думает, когда злится! Почему я не замечал этого раньше? Неужели для того, чтобы прозреть, мне нужно было наворотить столько дел?

 А ещё этот её запах – цветочный с нотками жасмина, такой манящий и желанный! Пока нёс девчонку до машины, не мог надышаться им: так близко друг к другу нам больше быть не суждено. Крепче сжимаю руль, встречая новую порцию грызущего отчаяния, и устремляю взгляд на тёмное полотно дороги.

– Как ты нашёл нас? – доносится сзади. Чувствую, что Арина немного успокоилась – по крайней мере, перестала величать меня придурком, и на том спасибо.

– Не важно, – сухо отзываюсь в ответ. Говорить о Макееве, даже просто вспоминать о нём, не хочу. Не сейчас. И снова становится тихо. Арина смотрит в окно, о чём-то глубоко задумавшись, я продолжаю давить на газ и пытаюсь подобрать слова, чтобы объясниться с ней, но ничего не идёт на ум. Да и разве есть на свете такие слова, способные хоть что-то исправить?

 Впереди мост и съезд к коттеджному посёлку. Торможу, как и планировал, неподалёку от дома и смотрю на Кшинскую. Она настолько погружена в собственные переживания, что не сразу замечает, что мы остановились.

– Прости меня, – говорю, не сводя с неё глаз. Маленькая, хрупкая, в тусклом свете от уличного фонаря она напоминает фарфоровую куколку с огромными грустными глазами, которые ещё неделю назад светились счастьем.

 – Простить? – растерянно переспрашивает Арина, вырвавшись из забытья.

 – Да, – киваю, ловя на себе удивлённый взгляд. Она явно не ожидала ни моего «прости», ни вынужденной остановки – Я виноват перед тобой.

 – За что конкретно ты просишь прощения? За сломанный нос Макеева? За прерванное свидание? За хамское отношение ко мне? – шепчет в ответ, поначалу от смущения отворачиваясь к окну, но тут же возвращая взгляд в мою сторону. Вижу, что пытается казаться равнодушной, а сама теряется, начиная нервно тормошить краешек шорт. – А может, за то, что любишь другую? Так я не сержусь. С недавних пор мне всё равно!

– За ту ночь, – говорю уверенно, а у самого болезненно сводит все мышцы от одного только воспоминания об этом. – Я поступил подло и недостойно. Надеюсь, когда-нибудь ты сумеешь простить.

– Проехали, – улыбается мелкая и всё же отворачивается к окну. – Что было, то прошло. Для меня та ночь ничего не значит. Подумаешь, переспали!

 Она пытается казаться сильной, скрыть свою боль, но голос дрожит и срывается. Господи, сколько же страданий по моей вине пришлось испытать этой девочке!

– Я был пьян, – хочу объясниться, хоть как-то очистить свою душу перед ней.