Будь ты проклят, сводный! - Анна Милтон
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
АНТОН
У Таши последние петли срывает. Основательно.
А я что, крайний? Я особым контролем никогда не отличался. Тем более, когда сногсшибательной красоты девушка так старательно жмется ко мне. Девушка, на которую у меня член стоит по стойке смирно от одного лишь упоминания ее имени. Как, извините, блять, сдержаться? Я не рыцарь, и изображать клоуна с благородными намерениями не буду.
Да и зачем сдерживаться?
Я же так долго ждал, что Таша сложит оружие и выйдет ко мне под белым знаменем. Мирным переговорам, разумеется, не бывать.
Воздух вышибает из легких, когда толкаю ее к столешнице. Ибрагимова сжимает в пальчиках пряди моих волосах, норовя вырвать их с корнями. Не пойму, то ли тянет мою башку от себя, то ли ближе хочет прижать. Мы не целуемся, а, как это говорят, долбимся в десна. Кусаемся. Все тело прошибает ударами молний.
В моем арсенале подружек имелись такие, для которых секс — равно борьба. Девушки склонны считать, что поведение разъяренной куропатки это сексуально. Напускная страсть смотрится дешево, а истинная бурлит так, что накрывает ревущими штормовыми волнами размером с небоскреб без единого шанса выбраться невредимым.
Я подобное испытывал… гм, никогда. Сейчас у меня происходит впервые.
Я трахался с темпераментными красотками, но они ни в какое сравнение не идут с Ташей. Признаться, я в ахуе. Сколько угодно строй дискуссии, а химия между нами неебическая. В остальном же — полная анархия.
Под слоями кожи и мышц закипает колоссальная энергия сверхновой. На секунду я ловлю себя на мысли, что необходимо слегка сбавить обороты, чтобы не раздавить блондинистую малышку. Меньше всего я жажду услышать хруст ее костей. Больше всего — как она будет выкрикивать мое имя, и просить еще, еще, еще!
Я трахну ее.
Трахну. Да.
Тут без вариантов.
Ей нужно, чтобы я угомонился. Мне это тоже нужно. Я заебался жить с мучительным голодом. Внутрь меня словно запихнули черную дыру. Что бы в нее ни попало — она не закрывается, не затягивается. Мое лекарство от неутолимости — Таша Ибрагимова.
Языком пробегаюсь по стыку ее пухлых губ. Давай, впусти меня. Хочу вновь полакомиться твоим ротиком. На вкус они как бабблгам, или сахарная вата. Короче, так приторно, что зубы сводит. Но оторваться нереально.
О, да. Таша размыкает губы, наши языки встречаются и сплетаются в ламбаде. Моя терпкость с ее сластью придают поцелую особенный вкус.
Хмельно. Пламенно. Звучно.
Мы сосемся, как одурелые.
Крепко прижимаясь друг к другу, преследуя то, что откликается в нас жаром. Свои руки я перемещаю на шею Таши сзади, удерживая ее голову в одном положении. Пальцы Ибрагимовой исследуют мой торс. Скорее, я охарактеризовал бы ее прикосновения как желание разорвать мою плоть и выволочь наружу органы, чтобы с упоением наслаждаться моей скорченной в адской боли мучениях рожей.
Мною движет безусловное вожделение, а Ташей — неискоренимая ненависть.
Выигрышное сочетание. Вне конкуренции.
Сука… Это мне следует переживать, что после такого гипервсплеска сексуальной энергии я ничего и близко стоящего рядом не испытаю. Ни с одной, мать вашу, женщиной.
Таша пахнет, как лучший секс в моей жизни.
ТАША
Его влажный язык скользит от моих губ по подбородку к шее. С отключенной головой воспринимать Антона проще. Никаких эмоций. Чистая физика, механика тел.
Курков поднимает меня за бедра, усаживает на свою талию, и вновь врезается в мой рот. Я закрываю глаза, уношусь прочь от реальности, и лишь по звуку открывающейся двери понимаю, что мы куда-то переместились.
После — падаю спиной на мягкую поверхность. Антон швырнул меня на свою кровать, оставаясь у изножья и громоздко дыша. Пялится на меня с гипнотической прямотой, как будто ждет, что я передумаю, закачу истерику и убегу.
Но я никуда не сбегаю. Я совсем не шевелюсь. Мажу беглым взором по многочисленным призам за спортивные достижения: кубкам и медалям. По полу разбросаны вещи, а с компьютерного стола на меня глядит милый, широко улыбающийся мальчишка десяти лет. Маленький Антон.
Дикарь хватается за свои шорты. Я выгибаю бровь, мысленно вопрошая, почему он медлит? Из-под полуопущенных ресниц наблюдаю за его ломкой, затрудненным дыханием и вздымающейся грудью.
Мы встречаемся взглядами.
Его лихорадит, агония пожирает. Ему больно. Мне нравится это зрелище.
Антон ставит одно колено на кровать и протягивает руку к моему бедру. Плавно ведет ладонью вверх, к промежности, и нежно проводит большим пальцем по клитору. Из меня вырывается непроизвольный гортанный стон. Я запрокидываю голову, с изумлением осознавая, к чему все ведет.
Курков разводит мои ноги в стороны, продолжая тереться подушечкой пальца о чувствительный бугорочек через ткань трусиков. Мое внимание притягивает внушительная выпуклость, очерчивающаяся под его шортами в области паха. Антон берет меня за руку и накладывает поверх эрекции. Его веки подрагивают, глаза закатываются, с губ слетает шипение. Под моей ладонью ощущается приятное тепло и пульсация.
Он твердый. Он чертовски твердый. И огромный.
Это исключительная жесть. Неуправляемый занос. Путь один — в кювет и с обрыва в пропасть.
— Сука, ты сплошное сумасшествие… — рычащим бормотанием прерывает петтинг, грубо берет меня, приподнимает за бедра и срывает трусики.
А потом…
Потом я вижу необузданное пламя в голубых глазах нависающего надо мной Антона. Он осторожно ложится сверху, поставив руки по бокам от моей головы, и принимается покусывать шею, ключицы, грудь.
— Ах! — я зажимаю свой рот ладонью, потому что очередной стон, вырвавшийся наружу, совсем не похож на звук отвращения.
— Бля, охуенно, — пьяным голосом сипит он, сминая в руках мои груди. Рычит громче, берется за лямку и дергает вниз. Раздается треск рвущегося по шву платья. Варвар!
Я лежу под ним с голой грудью, без трусов, с пылающими щеками и абсолютной беспросветностью в голове. Внизу живота тянет, разливается… Как будто я до одури хочу его.
