Собственность мажора (СИ) - Зайцева Кристина

Если он может справиться со своими бедами один, то я нет! Никогда в жизни не боялась так, как в том проклятом зале. Всепоглощающее чувство беспомощности — я никогда не сталкивалась с ним в таких ужасных проявлениях. С кем ещё я могу поговорить об этом?! Ни с кем… ни с кем другим я бы не хотела…

Как теперь я могу верить его словам?! Верить хоть одному его поцелую?!

Он меня бросил…

Развернувшись, несусь назад в кинотеатр.

Спертый воздух душит меня еще жестче, но слава Богу, никому не приходит в голову меня тормозить.

Несусь мимо двух полицейских, игнорируя все вокруг.

— Девушка…

Оставьте меня в покое!

Голова кружится, но я нахожу свои… наши вещи на автомате. И забираю обе куртки, его и свою.

Я бы не бросила его. Даже в таком глупом смысле. Не бросила бы никогда. Там в куртке у него телефон и деньги.

Прижимаю ее к себе, пока такси везет меня домой. Ткнувшись носом в подкладку, я тихо всхлипываю, чувствуя себя опустошенной.

Не находя себе места, брожу по квартире до глубокой ночи и жду. Жду звонка. Хоть чего-нибудь. Жду стука в дверь или… чего-нибудь еще!

А утром, когда на мой измученный мозг давит свет за окном, я выкарабкаюсь из постели и иду в душ. Терзая мочалкой кожу, я опять плачу. О своих разбитых надеждах на человека, которого люблю. Который вломился в мою жизнь, почти подчинил ее себе! Сделал меня слабой и… зависимой, а потом бросил одну, когда я больше всего нуждалась в обратном…

— Ну и будь сам по себе, — шепчу, подставляя щеки горячим струям. — Ну и подавись! — швыряю мочалку о стену, упираясь в нее лбом.

Вся моя логика отказывает в тот момент, когда вижу его чертову куртку на крючке рядом со своей.

Скуля, опять мечусь по квартире, а потом опустошенно одеваюсь.

Я знаю, где он живет.

И я нутром чувствую, что он именно там. В своей квартире, а не в доме, где мы когда-то были недоразвитой семьей.

Мой телефон показывает двенадцать дня, когда нажимаю на звонок. Прижимаю к себе его куртку, оставив все вещи в карманах именно так, как положил их туда он сам. Сжимаю и умоляю его оказаться дома

Сердце простреливает острой болью, когда дверь мне открывает разукрашенный дневным макияжем Лера. Она идеальная. Гламурная. Чертовски красивая. Одетая в шерстяное платье, которое облегает фигуру.

Шок сковывает горло, руки, ноги…

Смотрю в ее подведенные карие глаза и не могу сказать ни слова.

Ее брови неправдоподобно ползут вверх.

— Заблудилась? — спрашивает с насмешкой, бросив взгляд за свое плечо.

Роняю куртку, просто физически ощущая, как бледнеют мои щеки, и кончики пальцев начинают холодеть. Как и мои внутренности. Они холодеют, а в горле собирается горечь.

Через два гулких удара сердца, я переступаю через куртку Баркова и отпихиваю эту Леру в сторону. Двигаясь по огромному коридору на суперскорости врываюсь в гостиную, где…

— Ну ты и мудак… — шепчу, хватаясь за горло.

Он сидит на полу у дивана в одних трусах. Зажав ладонью горлышко какой-то бутылки. На экране огромной плазмы баскетбольный матч. Его глаза пустые! Он… пил… он…

Его губа опухла. Под глазом синяк. На ребрах тоже большой синяк.

Его глаза расширяются. Губы шепчут… какую-то хрень, похожую на мое имя!

Пытается встать, но не может!

От разочарования я закрываю руками лицо и всхлипываю. Трясу головой, что в прогнать это. Боль, разочарование, горечь.

— Аленушка…

Развернувшись на пятках, вылетаю из квартиры, задев по пути комод, с которого сыпется всякая сувенирная дребедень.

Не разбирая дороги, просто несусь, куда глядят глаза.

Наша с мамой квартира всего в тридцати минутах ходьбы от элитного жилого комплекса, в котором Никита Барков убил все мои чувства, а холодный ветер вместе со снегом превратил мои слёзы в настоящие сосульки.

Оказавшись дома, бездумно пихаю в сумку вещи. Белье, носки, футболки. Свои тетради и лекции. Все подряд! Пихаю в переноску Черного и еду на вокзал. Сойдя с электрички, снова беру такси. В нашей «деревне» столько снега, будто отсюда его телепортирую во все концы области.

Я не предупреждала. Ни маму, ни деде. Поэтому, мое появление вызывает удивление, но в первую очередь для… Баркова-старшего, который, задерживает над головой занесенный топор, когда видит меня, вошедшей в калитку.

Опустив его на березовое полено, выпрямляется.

На нем шерстяные спортивные штаны с лампасами. Те самые, в которых дед всегда сажает картошку. На ногах валенки, а на плечах фуфайка, и он так… так безумно, неимоверно больно похож на своего сына, что я проношусь мимо, не здороваясь!

— Вот так гости… — удивленно тянет дед, шарахнувшись от меня в коридоре.

Вручив ему сумку с Чёрным, захожу на кухню и вижу кружащую у плиты маму. На ней растянутая домашняя футболка и лосины. Волосы собраны в косу.

Увидев меня, роняет на стол ложку, которой мешала суп.

— Ты откуда, ребёнок? — спрашивает удивленно.

Я дома и… я никогда не была в нем такой одинокой. До Баркова, до этого кретина, я не была знакома с этим чувством! До него мне всего в жизни хватало, а теперь…

Сбросив угги, иду в комнату, в которой выросла.

Выкрашенная белой краской дверь, старый шифоньер и кровать со скрипучими пружинами. Рухнув на нее, сворачиваюсь в колачик и… накрываю голову подушкой, чтобы никто и никогда не узнал о том, что я тоже умею плакать…

Глава 39

Никита

Башка раскалывается так, будто мне кто-то всадил битой прямо по затылку.

Тряхнув головой, усаживаюсь на кровати и обнаруживаю себя в трусах. За окном мутный день. Закрываю глаза и опускаю разваливающуюся башку в ладони, борясь с приступами тошноты.

Где я… нафиг, кто я?

Губа щиплет. Трогаю ее пальцами.

Твою мать…

Свесив с кровати ноги, пытаюсь встать.

— Бл… ммм… — хватаюсь за рёбра и складываюсь пополам от боли.

Рухнув на матрас, со всей дури вдаряю кулаком но матрасу.

— Сука! — сиплю, всаживая кулак в подушку.

В куртке на полу разрывается телефон. Морщась, достаю его из кармана и падаю назад.

— Да, — давлю пальцами на веки.

— Где ты? — сухой и дофига серьёзный голос Дубцова на том конце провода заставляет сжать зубы.

— Я не приеду, — отвечаю, чувствуя как от беспомощности и злости сводит скулы. — Найдите кого-то вместо меня.

Я не берусь считать сколько длится пауза. Глядя в потолок, слизываю с губы кровь.

— Ты прикалываешься? — с ноткой удивления спрашивает Кир.

— Нет.

Я не прикалываюсь.

Сегодня последняя тренировка нашей хоккейной команды перед финальной игрой. Она через два дня, и меня на ней не будет. Год подготовки. Мы готовились, как черти. С диким азартом. Все, включая моего отца. Они смогут победить и без меня.

Бесящееся чувство потери топит с головой.

Ну а я посижу в сторонке и посмотрю на это. Как моя команда берет свой гребаный кубок и ставит на место команду городской прокуратуры без меня.

После того, как получил по почкам встать на коньки я бы смог только с чьей-то помощью.

Ублюдок Колесов. Сжимаю телефон так, что боюсь раздавить.

И на этот раз я знаю точно — он свое получит. Пока не знаю как, но когда я с ним закончу, мир для него заиграет новыми красками, обещаю себе это.

— Ник… — угрожающе тянет Дубцов. — Если тебя через пятнадцать минут не будет на льду, я тебе выбью зубы! Собирай, блин, манатки и дуй сюда! Ты центровой, на тебе вся команда держится. Че за выкрутасы?!

— Я не могу, — отвечаю хрипло. — Я связку потянул.

— Твою мать! — рычит он.

Слышу сопение, а потом вопрос:

— Сильно?

— Да. Очень, — вру, закрывая глаза. — Я тебе скину номер парня. Сосед мой по даче, за юниоров играет уже год.

— И сколько ему?

— Шестнадцать.

— Бл…

Кир молчит, но я слышу как его ботинок встретился с какой-то твердой поверхностью.

— Все равно приезжай, поможешь чем сможешь, — говорит хладнокровно. — Отец твой уже здесь.