Второстепенный: Торг (СИ) - Нельсон Ирина

Этим он безмерно раздражал. Я даже не знала, чего мне хотелось больше – поцеловать эти губы или ударить. И ладно бы простая влюблённость, ладно! Мне не четырнадцать, чтобы путать гормональное сумасшествие с любовью, так ведь нет! Всё было гораздо, гораздо хуже.

- Почему вы согласились на такую жесткую клятву, Волхов? – спросил Хов, когда я в очередной раз остановилась, чтобы полюбоваться на цветочные заросли.

- А? Ну… У нас все врачи её приносят, - пожала плечами я. – Тексты, конечно, в разных странах различаются, но смысл один и тот же.

А ещё это отличная защита от лишних претензий, как выяснилось.

- И вы никогда не жалели о своём выборе?

- Нет. Я и на фортепьяно-то играть выучился, чтобы координация лучше была. Судя по вашей страстной любви к алхимии, вам это знакомо.

- Знакомо, - согласился Хов, наблюдая за полётом птичек. - Хотя в детстве я не думал, что свяжу свою жизнь с алхимией. Я занялся ей уже после ранения и главным образом для себя. Никогда не мечтал осчастливить разумный мир панацеей. Все мои награды и открытия – это побочный эффект поисков лекарства.

- Личная необходимость – ключ к успеху в любом деле, - улыбнулась я.

- Судя по вашей подготовке, в своей профессии вы нуждались жизненно. Или вы просто получили хорошую мотивацию?

Солнце ярко светило сквозь кроны деревьев, играло в смоляных волосах. Я так засмотрелась, что споткнулась о какой-то корень и чуть не упала. Пришлось схватиться за услужливо протянутую руку.

- Да нет, не сказать, что у меня была мотивация... - протянула я, машинально отряхивая штаны. Поразительно, но к белой ткани не приставали ни листья, ни даже пыль. - Как-то это само пришло. Лет до десяти я заигрывался конструкторами. Собирал всякие машины, модели, а потом мне подарили говорящую куклу. Мне стало интересно, как это работает, и...

- И вы её разрезали, - подхватил профессор. - А потом вам стало интересно, как работают живые?

Я смущённо улыбнулась.

- Родственники были в шоке. Такая кукла стоила очень дорого, а я её испортил. Но мне уже стало интересно, я начал приставать с вопросами к маме, она работала дантистом. Она понакупила всяких энциклопедий, и я узнал, что можно пересаживать органы. А потом отец нашёл меня с ножом над выпотрошенным голубем. До сих пор помню, как прикольно разматывались его кишки. Голубь вроде маленький, а внутри всего так много... 

Профессор даже с шага не сбился. Ну да, он меня на кроликов охотиться пускал, а потом с энтузиазмом показывал, как снимать с них шкуру. Какой там голубь? Отцу было гораздо хуже. Он-то видел не долбанутого от природы эльта, а дочку-колокольчика, человека.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Голубя убил наш кот, - поспешно добавила я. - И даже успел пожевать. Бабушка тогда с трудом отговорила родителей от похода к психиатру. Говорила, что это нормальный интерес для деревенского ребенка, который не раз видел разделку скота и птицы.

- Это нормальный интерес в принципе, - заметил Хов.

- Мой папа так не считал, - хихикнула я. - Думал, что я вырасту маньяком. Но мне было интересно не причинять боль, а разбираться, как всё устроено и как исправить патологию. Вы себе представить не можете, как он был рад, когда услышал о мечте стать хирургом.

Хов хмыкнул.

- Отчего же? Примерно такую же радость испытала моя мать, когда узнала, что среди эльтов я не ублюдок, а полноправный наследник своего отца. Хотя тогда война была в самом разгаре. В какой-то мере вам повезло, Волхов. Это счастье – знать, чего хочешь и как этого добиться, особенно когда способности соответствуют цели. Я же ввязался в войну из-за того, что не знал, куда приложить свои таланты. Алхимия просто оказалась самой полезной из всех дисциплин, в которых я преуспевал.

Мы вышли на широкую поляну с остатками кострища в центре. Кострище было большим, метра три в диаметре. В кругу из камней лежал толстый слой старой золы. Видимо, его использовали часто. Профессор не останавливаясь прошёл мимо и снова углубился в лесную чащу. 

- Можете уже не хвататься за меня и побегать. На острове нет такой живности, которая вам навредит. А я найду вас в любой точке. Бегите, я же вижу, вам не терпится.

Угу, я-то побегу, а он пойдёт себе неторопливо, погрузившись в меланхолию ожидания. Я шагнула в сторону, сделала диковато-слабоумный вид, больно ткнула профессора в ребра и с криком «Сила юности! Тебе не поймать меня, старик!» – побежала от него. Естественно, у эльта тут же включился инстинкт хищника, и он помчался за мной прежде, чем осознал это.

На его стороне были сила и длинные ноги, но зато я реагировала быстрее и каждый раз уворачивалась от рук с ехидным хохотом, что только его сильнее раззадоривало. В какой-то момент профессор яростно оскалился. В кровь плеснулся адреналин, и я начала убегать уже всерьёз. Впереди замаячила ещё одна поляна. Я метнулась через неё, думая спрятаться в раскидистой кроне куста… и со всей дури налетела на притаившийся в траве камень.

Ступня хрустнула и вспыхнула адской болью. Я кувыркнулась через голову, едва успев сгруппироваться, прокатилась по земле и с матерным стоном села, схватившись за ногу. На глазах выступили слёзы.

- Твою мать…

От досады и злости захотелось закинуть камень куда-нибудь подальше, но это оказалась целая гранитная плита, огромная и старинная, с выбитыми на ней надписями на нескольких языках. Нашлась и кириллица. Глотая слёзы, я смахнула с неё траву и листья и, продравшись через яти, прочитала: «Здесь лежит последний волхв рода людского. Он был истинным целителем этих земель. Убит людской неблагодарностью».

- У-у-у… Как же тебя сюда-то занесло? – провыла я, дрожащими пальцами ощупывая ногу. - Что ж тебе дома-то не сиделось?

Лежащий под плитой коллега, естественно, не ответил, но мне ответ был не нужен – больше занимала нога. Осмотр немного успокоил. Не перелом, всего лишь вывих. Но такой болючий, что слёзы лились сами собой. Такой меня профессор Хов и нашёл: растрёпанной, плачущей, с вывихнутой ногой. Причём выскочил он на меня бесшумно и так внезапно, что я шарахнулась от испуга.

- Волхов? – какую-то секунду он выглядел растерянным, словно ожидал увидеть кого-то другого, а потом вздохнул. – Волхов, вы даже в чистом поле найдёте себе неприятности! Перелом?

- Вывих, - всхлипнула я, вытирая слёзы рукавом. – А всё надгробие дурацкое. Кто так строит? И почему так далеко?

Профессор присел рядом со мной, ощупал лодыжку и с хрустом поставил сустав на место, а пока я ожидаемо орала и считала звёздочки из глаз, наложил заклинание, прошедшееся по коже неприятным зудом. А затем просто вздёрнул меня за руки – я поёжилась и охнула. Нога уже так не болела, но ступнёй двигать было сложно.

- Потому что он захотел здесь лежать, он был другом Альваха, - пожал плечами профессор. – А насчёт гробницы вам следует спросить Альваха. Лично я подозреваю, что такое надгробие он сделал специально, чтобы люди ноги ломали.

- Здесь бывают люди? – изумилась я.

- Только особо опасные и очень редко. Им дают выбор – либо смертная казнь, либо охота в этих лесах. Если человек выживает в охоте, с него снимают все обвинения. Нужно добежать до капища и не попасться, - пояснил он, увидев мой непонимающий взгляд.

Я не поверила своим ушам.

- А если  маньяк какой-нибудь добежит? Отпустите? 

- До капища доходят только невиновные люди, Безликие проверяли, - пояснил профессор. - Незадолго до моего освобождения мы охотились на поставщицу незаконных донорских органов. У неё была целая сеть для ловли людей. Она их потрошила, а органы продавала на чёрном рынке. Иронично, но она сломала ногу о могилу истинного целителя и не дошла до спасения всего чуть-чуть. Пройди она дальше, и её бы отпустили.

Профессор подхватил меня на руки, пересёк поляну, повернул куда-то направо, обогнул пузатое дерево и остановился. Я покачнулась, оказавшись на ногах, выдохнула. Зрелище поражало воображение. Стоящие кругом каменные колонны, испещрённые рисунками, остатки стен; сквозь толстые плиты пробивались травы, а по центру – великолепная статуя: сидящая на большом троне полуобнажённая женщина со змеёй на руках, вся в золотых украшениях и дорогих тканях. И бурый алтарь с желобками у её босых ног. Не капище – остатки храма.