Нокаут (СИ) - Кистяева Марина

— Я так давно мечтала о малыше, — кажется, Поля даже не заметила его крайне напряженного состояния, она в данный момент находилась на только ей одной понятной волне. — Я тебе говорила. Так мечтала… так хотела… И оказалась не готовой. Господи, Леша, это же… это же… так здорово! Так…

Она не договорила, слезы потекли по раскрасневшимся щекам.

И впервые за время их общения, у Шалова не возникло желание смахнуть их. Он, чувствуя себя эгоистичным ублюдком, с нескрываемым удовольствием наблюдал, как зеркальные капельки медленно скользят по и подбородку.

— Моя бывшая жена сделала два аборта. Причем, ни разу не удосужилась мне сообщить, что беременна. Хитрила, изворачивалась, ждала, когда я уеду в командировку. Потом шла и убивала наших детей. Об абортах я узнал во время бракоразводного процесса, она мне об этом прокричала в суде. Думал, убью. Прямо там, — слова срывались с губ помимо сознания. Он редко говорил о бывшей. И то лишь с Беркутом. Ни с одной женщиной не обсуждал свой брак. Со стороны однодневных любовниц были попытки, которые он пресекал на корню. Перед Полиной же ему захотелось открыться. Хотелось рассказать, чтобы она поняла его мотивы. Его надежды.

— Как два аборта? — совсем тихо прошептала Полина, внезапно перестав плакать. Точно некий невидимый волшебник переключил кнопку. Теперь её расширившиеся глаза смотрели на него, не моргая.

— А вот так. Две загубленные жизни. Полина, я тебе про это говорю, чтобы ты поняла… Я противник абортов. Причем, охренеть, какой. Аборт в моем понимании допустим лишь в одном случае — по медицинским показаниям. Всё. И когда я тебе предлагал не пить контрацептивы, я был абсолютно серьезен.

— Лёша, да я про аборт и не заикалась…

— Вот и не заикайся! И, эй! А ну, не обижаться. Я сказал это для того, чтобы высказать свою позицию. И, черт, девочка, ты не представляешь, в каком я сейчас нахожусь состоянии! Я… Офигеть! Я буду отцом, Поля!

— Почему не понимаю? Как раз очень хорошо понимаю. Потому что я буду мамой, Лёша!

Она сознательно отзеркалила его слова.

А потом улыбнулась. Мягко-мягко, как умеет делать только одна она.

— И я рада, что у нас нет разногласий по этому поводу. Значит, буду рожать.

— Естественно.

Говорит, а у самого горло дерет от переполнивших эмоций. Даже глаза защипало.

Официант подоспел вовремя. Они молчали, пока он расставлял тарелки и приборы.

Когда он отошёл от их столика, Алексей, понимая, что по-другому поступить не может, сказал:

— Полина, я откажусь от боя с Барановым.

Лучше бы не говорил. По крайней мере, не сейчас. Потому что реакция Поли ему не понравилась. Она медленно кивнула и повернула голову к окну. Улыбка медленно сползла с её губ.

ПОЛИНА

— А вы меня когда отпустите домой?

— Если придут хорошие анализы, то после трех. Такой вариант вас устроит, Поля?

— Конечно.

Полина, как и большинство людей, ненавидела больницы. Запах медикаментов, белые стены, врачи, снующие по важным делам и зачастую приносящие печальные вести.

У неё же был дополнительный повод не любить больницы. Как только она попадала в больничную палату, сразу возвращалась на год назад. В тот день, когда пришла в себя и, с трудом разлепив глаза, на неё обрушилась новая правда жизни. Полина навсегда запомнит персиковые стены той палаты. Почему-то именно они ей снились позже в кошмарных снах. Как сдавливали, поглощали её, пытаясь раздавать.

И последующая череда реабилитационных процедур не добавила любви к клиникам.

После того, как они с Лёшей вернулись к Ангелине Геннадьевне, Поля снова пожаловалась на тянущие боли внизу живота.

— Я предлагаю лечь в стационар на обследование.

Поля напряглась. Естественно, ей не хотелось. Но она понимала, что её боли возникают не просто так.

— Полина?

Она встретилась с выжидающим взглядом Алексея. И снова девушку заполнили противоречивые чувства. Страх, что для него ребенок окажется нежеланным, был первым. Ну, мало ли… Одно дело, когда мужчина просто говорит, и второе — столкнуться в реальности. Как только она подумала подобное об Алексее, ей сразу стало стыдно. Дура она, Господи, какая же она дура! Шалов всегда держал слово. Не было в нем гнильцы. Не было…

Был её страх, который мешал ей объективно воспринимать мир, и его в частности.

Да ещё сообщение о чертовом бое вывело её из шаткого душевного равновесия.

Это было сродни оплеухе.

Мужчины. Что с них взять. Считают, что, раз они сильный пол, раз умеют решать проблемы, разруливать ситуации, то могут не советоваться с близкими или теми людьми, кого ситуация напрямую касается.

Полина ничего не стала говорить, подавила возмущение в душе. Раз мальчики так решили… Плевать они хотели на её чувства. Оба знают, что ей больно, что она не приемлет бои, и вот, нате вам, пожалуйста, получите, распишитесь. У Поли ночью в клубе что-то в душе оборвалось. Нет, у неё не возникло мысли бросить Шалова, послать его куда подальше. Это крайность, на которую она не была готова. Она заставила себя думать, что их мужской разговор с Сережей не закончился. Но неприятный осадок в душе остался.

К сожалению, с ней всегда было так. Нет чтобы, как другие девушки, закатить истерику с битьем посуды и выяснением отношений, требованием считаться с её мнением по маломальскому вопросу, она предпочитала скрыться в своей раковине, искренне считая, что мужчина, находящийся рядом с ней, должен понимать её чувства. Как Поля ни пыталась перебороть себя, переступить через нелепые доводы, у неё не получалось. Внутренний барьер не давал. Проще замкнуться в себе, чем объяснять, что её не устроило.

Ночь выдалась тяжелой. Вернее, не ночь, а что от неё осталось. Когда они легли спать, ей отчаянно хотелось прижаться к Леше. Она говорила себе, что ей ничего не мешает это сделать. Он рядом. Вот, протяни только руку. Или чуть сдвинься. Но вторая её «я», что обиделась на мужские решения, упрямо сжимала губы и заставляла её лежать на одном месте. Какое же облегчение испытала Полина, когда Алексей прижал её к себе, ласково обнимая.

Он понял, что новость об их бое с Сережей не пришлась ей по душе. И она пообещала себе, что поговорит с ним.

Утро решило иначе.

Сначала неприятные болевые ощущения, потом новость о беременности.

Это был шок.

Полина помнила, как бабушка как-то рассказывала ей, несмышленому подростку, что есть люди, которые идеально друг другу подходят во всем. И детки у таких людей рождаются быстро. Потому что там, наверху, маленький человечек видит то, что недоступно тем, кто ходит по земле. Любовь, чувства, взаимность. И он решает, что хочет жить рядом с этими людьми. Бабушка говорила красиво, и Полина воспринимала её слова, как сказку. Они запали ей в душу. С Сергеем они последний год не предохранялись. Уже решили, что, если им Бог пошлет ребеночка, будут рожать. Никто не выбирал их. Месячные приходили день в день.

С Лешей она знакома нет ничего, и вот — результат.

Полина из последних сил сдерживала слезы. Хотелось зарыдать в голос. Эмоции переполняли её.

— Да, я не против стационара.

Она не могла допустить, чтобы из-за собственных страхов и предубеждений у неё случилось прерывание беременности.

— Когда Полине надо будет лечь?

— Чем быстрее, тем лучше. Сегодня, максимум завтра.

— Давайте сегодня.

Она бежала. От кого и куда, пока непонятно.

Алексей нахмурился.

— Сегодня? Ты уверена?

— Да.

Он поджал губы.

— Ок.

— Хорошо, тогда я буду ждать вас в три.

Они вышли из клиники, и тогда Поля снова завела разговор о животрепещущем вопросе — о деньгах.

— Лёша, возможно, нам стоит выбрать другую клинику и другого врача.

— Тебе не понравилась Орешко?

— Нет, Ангелина Геннадьевна прекрасный специалист. По крайне мере, у меня сложилось такое впечатление. Но…

Алексей остановился, развернулся к ней лицом и взял её за плечи.