Татьяна Бочарова - Прости за все
– На здоровье, – сказал Вера и, внезапно, охнув, резко села на пол.
– Что с тобой? – Митя, отбросив плащ, подлетел к ней. – Тебе плохо?
– Да…нет. Мне кажется… – Вера обеими руками держалась за поясницу.
– У тебя начались схватки, – догадался Митя. – Я сейчас, мигом.
Вера сидела на полу, неловко подвернув под себя ногу, и смотрела, как он снует по квартире. Митя с трудом нашел телефон, затем с таким же трудом, путаясь и сбиваясь, набрал номер неотложки. Запинаясь, пробормотал адрес.
Странно, она совсем не чувствовала волнения. Ей было больно, но терпимо. «Нужно сообщить Динаре,» – мелькнула у нее единственная мысль. Динара и Кобзя после обеда поехали на встречу с заказчиками и вернуться должны были лишь к ночи.
Приехала неотложка. Вера попросила отвезти ее в ту больницу, где лежала на сохранении – у нее с тамошними врачами была договоренность. Митя трясущимися руками складывал вещи. Вера набрала номер Динары, та не отвечала.
В предродовой было устрашающе пусто. Ряды свободных кроватей, и ни одной живой души.
– Неужели никто больше не рожает? – спросила Вера у акушерки.
– Радуйся, что не рожает, – ворчливо ответила та. – Тебе больше внимания будет. А то, как голосят разом десять баб, так света белого не взвидишь.
– Я не буду голосить, – пообещала Вера.
– Будешь, куды ты денешься, – философски заметила акушерка и, шаркая, ушла.
Вера принялась ходить взад-вперед, прислушиваясь к себе. Схватки нарастали, делаясь все более сильными и частыми, как и должно было быть.
Вскоре пришел врач. Он осмотрел Веру и остался доволен.
– Для первых родов все идет как нельзя лучше. Если что, зовите акушерку.
Вера кивнула. Врач ушел. Боль нарастала. Переносить ее можно было с трудом. Вера больше не ходила, она лежала на кровати и ворочалась с боку на бок, стискивая зубы. Иногда она не могла удержаться и протяжно стонала.
Скрипнула дверь. Послышались легкие шаги.
– Милая моя, как ты?
Вера подняла кверху измученное лицо. У постели стояла Ирина Аркадьевна.
– А я-то сегодня как раз дежурю. Мне Виктор Палыч говорит – твою подопечную привезли. Рожает. Ну я оставила пост на Люду, и бегом сюда. Бедняжка моя, губки-то все искусаны. Сейчас умоемся холодной водичкой, и станет сразу легче.
Боль продолжала терзать Веру. Она извивалась и корчилась на кровати, кусала зубами простыню. В промежутках между болью ласковые руки Ирины Аркадьевны гладили ее по лбу, подносили ко рту питье, поправляли мокрые, слипшиеся от пота волосы.
– Терпи, уже немного осталось.
Потом промежутки исчезли, осталась одна боль, как беспросветная полярная ночь. И в самых недрах этой боли зародилось какое-то новое ощущение. Что-то рвалось из ее нутра наружу, рвалось неудержимо, победоносно, невозможно было сдержать эту ликующую, сметающую все на своем пути силу. Вера закричала – громко, захлебываясь, и в крике ее пополам были страх и восторг. Какие-то голоса вразнобой подбадривали ее, давали указания, предостерегали, а она, не слушая их, продолжала кричать, исторгая из себя то, что через несколько мгновений должно было стать самостоятельной жизнью…
24
– Хорошенький! – сказала детская сестра с умилением. – И волосики есть. А глазенки-то черные-черные.
– Покажите мне его. – Вера лежала навзничь на каталке и чувствовала такую усталость, будто только что разгрузила вагон кирпичей.
Сестра нагнулась над столом, потом распрямилась и поднесла к Вериному лицу плотно спеленутый кулек. Вера увидела смуглый, наморщенный лобик, полускрытый блестящей, прямой челкой. Сын. Ее мальчик. Ее кровиночка. Родной, желанный, самый лучший на свете.
У нее из глаз покатились слезы.
– Красавец, – проворковала сестра. – И богатырь. На четыре кило потянул. У вас муж, наверное, брюнет, вон как его масть вашу перебила. Вы-то совсем светленькая.
– Да, – машинально пробормотала Вера.
Ее вдруг прошиб пот. Почему она не подумала об этом раньше? Что скажет Митя? Ведь у них у обоих в роду нет никого с темными глазами и темными волосами. Ссылаться на причуды генетики? Но Митя может в них не поверить.
– Хотите подержать? – спросила сестра.
– Хочу.
Она сунула Вере в руки сверток. Вера коснулась губами щечки ребенка – она была гладкой, точно шелковой. Вера устало прикрыла глаза. Будь что будет. Зато теперь с ней всегда частица Рустама, его лоб, нос, его скулы, его подбородок. Все его. А Митиного ничего.
Малыш вдруг завозился и захныкал. Сначала тихо, а потом все громче и требовательней.
– Во какой начальник растет, – со смехом сказала сестра. – Титьку хочет, поди. Нет, милый, рано еще, мамка оклематься должна. Сейчас свезем тебя в палату, полежишь, попривыкнешь к этому миру. Давайте его сюда. – Она забрала ребенка.
Вера проваливалась в сладостную дрему.
– Спать нельзя, – велела сестра. – Во сне кровью истечешь.
Она унесла кулек с собой.
По вериным ногам ходил сквозняк. Где-то в отдалении высоко и надсадно кричали. В соседней комнате гремела инструментами сестра.
«Назову его Александром», – с удовольствием думала Вера о ребенке. Так звали ее деда, с которым было связано много радостных детских воспоминаний. Александр. Алик. Аленький цветочек. Мамино счастье.
Когда Вера стала опасаться, что подхватит от холода воспаление легких, ее, наконец, перевезли в палату. Там уже лежали три новоиспеченных мамочки, все трое совсем молоденькие, едва за двадцать. Вере тут же учинили допрос: как рожала, сколько кило весит ребенок, мальчик или девочка. Она охотно отвечала на расспросы, благо было, чем гордиться.
– Четыре килограмма! – восхищенно протянула одна из девушек, хрупкая, малокровная блондинка. – И как это вы не лопнули? Я вон два с половиной кило семнадцать часов рожала.
– Подумаешь, четыре, – скептически хмыкнула ее соседка, восточного вида смуглянка. – У меня мать братишку на свет произвела, так тот почти пять кило весил.
– Ой, врешь, – не поверила блондинка. – Таких детей и не бывает.
– Еще как бывают! – восточная азартно сверкнула глазами.
– Давайте не будем спорить, – миролюбиво попросила Вера. – Скажите лучше, как вас зовут.
– Меня Катя, – охотно отозвалась блондинка. – А их Ануш и Люся. – Она кивнула на своих соседок.
– Я Вера. Очень приятно.
– У вас первый ребенок? – спросила рыжеволосая красавица Люся.
– Первый.
– А я думала, у вас уже есть дети.
– Нет. У меня очень долго не было детей, – тихо сказала Вера.
– Сколько? – Катя вскинула на нее простодушные, серые глаза.
– Почти шесть лет.
– Умереть можно!
– А, по-моему, хорошо, когда дети не сразу рождаются, – заявила Ануш. – Можно для себя пожить какое-то время. Я, например, совсем не хотела рожать, да мой Тимурка запретил делать аборт. Так сына хотел, аж кушать не мог.
