Екатерина Вильмонт - Подсолнухи зимой
– Но отчего она умерла?
В ответ Марго услышала длинную фразу, напичканную медицинскими терминами, которых она не поняла.
– Я не понимаю. Это что, инсульт, инфаркт, онкология?
– Нет. Это, если говорить на понятном языке, – самовнушение. Она решила, что умрет такого-то числа, и умерла.
– Покончила с собой?
– Нет. Она, конечно, была уже стара, организм изношенный, но вполне могла бы еще годик-другой протянуть. Такие случаи медицине известны. Я поняла, что хлопоты по похоронам возьмет на себя консерватория?
– Да, разумеется, но надо им сообщить, я все сделаю. – Лена, Аля здесь? Позови ее!
– Маргарита Александровна, ее нет, вы же сами послали ее к Варпаховскому.
– Ах да! Хорошо, никого ко мне сейчас не пускай.
Марго открыла сейф и достала желтый конверт. Что же все это значит? Да, Матильда всю жизнь была чудаковатой особой, но чтобы такое учудить… Неужто так бывает – решила умереть и умерла? Впрочем, о чем-то подобном я читала, даже у Чехова есть что-то на эту тему… Но что же теперь будет с Таськой? Впрочем, если у нее настоящий талант, пробьется… Интересно, что еще эта безумная Пундя придумала? Марго вскрыла конверт. Там лежали еще три конверта, поменьше. На одном было написано: «Марго». «Прости, дорогая моя деточка, что обременяю тебя уже после смерти, но ты единственная, на кого я могу положиться. Заклинаю тебя – выполни мою последнюю волю. Пусть похоронами займется консерватория. Все распоряжения по этому поводу давно лежат в сейфе директора. Возьми ключи, которые ты найдешь в конверте, и немедленно поезжай ко мне на квартиру. Там, в ящике секретера, возьми деньги и купи цветы на мои похороны. Только белые розы. И всем, кто пойдет на похороны, скажи, чтобы других цветов не приносили. Пусть панихида состоится в Малом зале. Никаких попов, раввинов даже близко не подпускать, и речей тоже никаких. Пусть играет орган, горят свечи и поют мои ученики. Квартиру со всем содержимым я оставляю своей племяннице из Киева, все это есть в официальном завещании. Конверт, адресованный Андрею Воздвиженскому, постарайся вручить ему как можно скорее. Полагаю, он будет на моих похоронах. У него днями предстоят концерты в Москве. Второй отдай Тасе. И бога ради, уговори эту провинциальную клушу, ее мать, сделать все так, как я считаю нужным. Тасе это пойдет на благо. Разрешаю тебе вскрыть оба конверта, чтобы ты не действовала вслепую. Эта мысль пришла мне в голову, когда я уже заклеила конверты. Извини. Очень, очень тебя прошу сделать все в точном соответствии с моими указаниями. Поверь, такой талант, как у Таси, не должен пропасть. Жаль, я только с того света смогу увидеть ее триумф, но пусть она знает – я всегда буду рядом с нею, буду – пусть это звучит даже кощунственно – ее ангелом-хранителем. Ведь, кроме всего прочего, она внучка Саши, человека, которого я любила всю свою жизнь, хоть и безответно… Да, кроме денег, которые лежат в столе, я хочу, чтобы ты взяла себе ту серебряную ладью с Лоэнгрином, которую ты так любила в детстве. Храни ее, а потом передай Тошке. Я совершенно уверена, что ты все сделаешь как надо, дорогая моя Марго. Тебе начнут говорить всякие глупости о моей смерти. Не верь. Просто мне не так давно приснился сон, что я больна, неизлечимо, ну ты понимаешь… Я обследовалась, врачи сказали, что все у меня в порядке. Но я им не поверила. И решила умереть, я всегда знала, что смогу это сделать. Нет, я не травилась, не делала уколов, я просто решила умереть, пока я в здравом уме и твердой памяти, и умерла. Вот и все. Не надо лить слезы, не надо устраивать поминки. Ничего! И заранее спасибо тебе. Постарайся быть счастливой. Если сможешь. Твоя Пундичка».
Ничего себе! Но если она решила умереть, как она попала в больницу? Испугалась и вызвала «скорую»? И почему деньги оставлены в столе, а не положены в конверт? Странно все это… Впрочем, Матильда Пундик всегда была странной. И ведь запомнила, что мне в детстве нравилась эта ладья с Лоэнгрином, ладья в виде лебедя, в которой Матильда всегда держала сухие лепестки роз. Надо действительно туда поехать, пока квартиру не опечатали.
– Лена, Володе скажи, я сейчас выйду.
Оба конверта она взяла с собой. Прочту по дороге, решила она. Обычно Марго садилась рядом с водителем, но сейчас села сзади. Сначала вскрыла конверт, адресованный Тасе. Там было всего несколько слов. «Тася, девочка моя, прости, что так случилось, но я позаботилась о тебе, о твоей дальнейшей судьбе. Тебе все объяснит Андрей Воздвиженский. И не вздумай слушать свою мамашу, слушай только Андрея, и ты станешь тем, кем мечтаешь стать!»
Письмо Воздвиженскому было намного длиннее:
«Дорогой Андрей, ты всегда говоришь, что обязан своей карьерой в основном мне. Это не совсем так, в первую очередь тут постарались твои родители и Создатель. Впрочем, моя роль тоже велика. Так вот, я всем, что для тебя свято в этой жизни, заклинаю тебя – помоги состояться еще одной карьере. Ты помнишь дивную девочку, что летом пела для тебя? Ты тогда пришел в восторг и сказал, что мечтал бы с нею спеть. Это Тася, внучка Александра Горчакова… Ты должен взять на себя заботу о ее карьере! Увези ее в Италию, я перевела некоторую сумму хозяйке пансиона в Милане, с которой давно дружу. Ты ее наверняка помнишь. Там хватит на год-полтора. Полагаю, дальнейшую жизнь Таси там сможет оплачивать ее мамаша, но она глупая гусыня, проворонила талант дочери и без меня может ее загубить своими страхами и провинциальными предрассудками. Девочка золотая, с хорошим характером, она не доставит тебе особых хлопот, но ты просто обязан сделать все это ради моей памяти. Тебе это под силу, я знаю! Прощай, Андрей, у меня было много талантливых, даже гениальных учеников, но ты – лучший! И Тася обещает многое, очень многое, не дай пропасть огромному таланту! Вечно твоя Матильда Пундик».
Марго была потрясена, как Матильда, со всеми ее причудами и бзиками, сумела столь разумно всем распорядиться? Нельзя эти письма показывать Але. Неужто милая, трогательная Таська и впрямь великий талант? Что ж, Матильде виднее…
Едва она вставила ключ в замочную скважину, как распахнулась дверь соседней квартиры. Выглянула соседка, бывшая прима-балерина театра Станиславского и Немировича– Данченко.
– Ох, Маргариточка, это вы? Как там Матильда? Она что-то просила привезти ей?
Марго хотела сказать, что Матильда умерла, но сочла за благо промолчать, боясь истерики. Старые дамы дружили и враждовали уже много-много лет.
– Да, Анеля Богдановна.
– Но она выкарабкается?
Марго только развела руками.
– Это я вчера вызвала «скорую»… Она была такая бледная и все гнала меня: уходи, уходи прочь, я хочу остаться одна, убирайся вон… Ну, кому охота такое слушать, я и ушла, но «скорую» вызвала, так что если эта старая перечница не умрет, то благодаря мне. Но слышали бы вы, как она ругалась. Маргариточка! Она в реанимации?
