Дарья Волкова - Падение Рыжего Орка
— Спасибо. Очень вкусно.
— На здоровье. Ты меня слушал?
— А Васька слушает да ест.
— Слушай, ты, Васька… Почему ты не позвонил хотя бы мне? Или Славе? Матери? Ради чего ты три дня лежал с высоченной температурой, когда можно было «скорую» вызвать?!
— По кочану, — ответил он хмуро. — Я не привык просить. Сам справляюсь.
— Сам? — прищурилась Варя. — Самец, значит?
— Самец, — кивнул Тин. — По-другому не умею. Да и вообще… Обычно само проходит.
— Само?! Ты знаешь, какие бывают осложнения после гнойной ангины, если ее не лечить? Вплоть до летального исхода!
— Да ладно, — фыркнул он. — От ангины не умирают.
— Тихон, тебе сколько лет?! — Варя вдохнула полной грудью. — Ведешь себя как ребенок! Выпороть бы тебя!
— Давай отложим все нововведения в нашу сексуальную жизнь на пару дней, а?
— ТИХОН!!!
— Не кричи так, — поморщился Тин. — Я все осознал.
— Что ты осознал?
— Что был неправ.
— Нет, ты был не «неправ». Ты свалял конкретного дурака, Тихон!
— Хорошо, — покладисто согласился Тин. Зевнул. — Как скажешь.
Тут Варю вдруг осенило. Как именно он умудрился организовать себе ангину. Это его про… фуканное пальто!
— Ты сколько без пальто шел после дня рождения?
— Немного, — пожал плечами. — Квартал.
— Дебииил. Тиша, ты…
— Ну, хватит уже! Я все понял!
— Понял он! — фыркнула Варя. — А скажи мне, герой-одиночка, часы-то хорошие были? Не жалко?
— Хорошие. Да и ладно. На другие заработаю.
Он заработает. В этом сомнений нет.
— Слушай, меня что-то срубает капитально, — продолжил, зевая, Тин. — Я эти дни не спал толком — так, то ли забытье какое-то, то ли бред.
— Идиот, — пропела Варя. — Вот ты кто. Спи.
— Вааарь… — окликнул он ее, когда Варвара встала с постели. — А ты не уйдешь?
Вообще-то уже вечер. Который еще чуть-чуть — и станет поздним. И надо бы домой. Завтра на работу и все такое. Но что-то в его голосе заставило ее ответить иначе.
— Конечно, не уйду. Спи.
И он заснул.
Варя вымыла посуду. Загрузила стиральную машину снятым постельным бельем. Выпила чаю с печеньем. Заглянула в комнату, потрогала своему подопечному лоб. Температура нормальная, спит сном младенца. И Варя, не зная чем себя еще занять, пошла рассматривать квартиру — раньше как-то не до того бывало, да и Тин вечно под ногами мешался.
Наверняка, у него кто-то убирается — при его ритме жизни самостоятельно поддерживать такой идеальный порядок невозможно. Или Тихий просто законченный педант.
Недолго поборовшись с собственным хорошим воспитанием, Варя отодвигает в сторону зеркальную дверь огромного встроенного шкафа. В конце концов, она сегодня сюда уже заглядывала — когда искала чистое постельное белье. Педант, теперь совершенно точно видно, педант. Все разложено по полкам, коробкам, развешано по вешалкам. Аккуратно. Как в магазине, блин! И лишь одна полка — пустая. Почти.
Варя осторожно протягивает руку. И достает с полки белую стеклянную розу с отколотым лепестком. Долго смотрит на цветок, сотворенный руками Егора Берковича. А потом обращает внимание на остальные предметы на этой полочке — третьей сверху. Рамка с фотографией — изображением вниз. Но оказалось, что это не фото, а портрет. Нарисованный. Портрет Тихона — узнаваемый, но все равно техника какая-то странная. Неуловимо знакомая, но странная. Варя снова переворачивает портрет. На обороте старательно, каллиграфически выведено: «Брату Тихону от сестры Софии». И дата. Его последний день рождения.
Он говорил о сестре Лизе. Значит, есть еще и сестра София. И дед — конструктор танков. И… И, видимо, кое-что еще. Много чего еще.
Еще на полке лежит светло-голубая атласная коробочка. В такой обычно продают недорогие ювелирные украшения. Варе почему-то страшно брать ее в руки. И открывать. Нет, нельзя лезть в чужие секреты. И так уже…
Пальцы снимают светло-голубую крышечку. Под ней, на белом атласе, лежит серебряная цепочка. И крестик.
Варя поспешно закрывает коробочку, ставит на место. Закрывает шкаф. И идет на кухню, ставить чайник и пить еще чай.
Вот уже девять вечера. Вот уже половина десятого. Наверное, надо уходить по-английски. И, едва она пришла к этому выводу, из спальни раздалось негромкое: «Варя…»
— Ты как? — привычно уже трогая лоб. Нет температуры. Замечательно.
— Человеком себя чувствую. Наконец-то.
— Вот, знаешь, всех этих страданий можно было спокойно избежать, если бы ты…
— Варя, хорош меня пилить!
— Ладно, отложу до лучших времен, — согласилась Варвара. — Тиш, мне домой пора.
— Погоди…
И вдруг тянет ее за руку. Почти насильно сажает на постель, рядом с собой. Утыкается носом ей в плечо. А потом выдает на ухо то, что кажется ей сущим бредом. Галлюцинацией.
— Ты с ума сошел! — она смотрит на него, недоверчиво распахнув глаза.
Вместо ответа он снова тянет ее за руку. Притягивает ее ладонь к паху. Там твердо и горячо. И… И это ненормально!
— Тихон, прекрати! — она одергивает руку. — Какой тебе, к черту секс?! Ты несколько часов назад еле стоял на ногах! Про температуру забыл? Про слабость? О чем ты вообще думаешь?!
— Организм у меня такой дурацкий, — как-то смешно вздыхает он. — После болезни как начинаю поправляться — оно и просыпается. Со страшной силой.
— Оно — это кто?
— Ли-би-до это самое! Видимо, после стресса организм жаждет плодиться и размножаться, — Тин усмехается криво. — Помню, я в четырнадцать лет бронхитом болел. Сильно. Мать вокруг меня хлопочет, то чаю, то таблетки, то одеяло поправит. А у меня стояк такой, что аж больно. И стыдно.
— А что, облегчать свои страдания собственноручно ты тогда еще не умел? — против воли Варя улыбается, представляя картину.
— Умел. Да как облегчишь-то, если в комнату через каждые пять минут кто-то заглядывает. «Тиша, ты как? Тиша, тебе что-то надо?».
— Бедняга.
— Вааарь… — он снова тянет ее руку, толкается в ладонь. И это все выглядит невозможно абсурдно.
— Тихон! У тебя серьезная ангина! Тебе надо лежать спокойно, глотать антибиотики и обильное теплое питье! А уж никак не секс. Какая-никакая, а все-таки нагрузка. Сердце посадишь на фиг!
— Ну, хотя бы минет…
Это выходит за всякие рамки разумного! И даже детским садом не назовешь. Просто — апофеоз идиотизма!
Варвара резко отнимает руку и встает.
— Хватит! Прекрати. Начинай вести себя как взрослый человек. Тебе уже не четырнадцать, в конце концов!
— Ну и ладно, — снова это дурацкое, детское оттопыривание нижней губы. Еще и отвернулся обиженно. — Ну и вали. Сам справлюсь. Давай-давай, Варвара Глебовна, уже поздно. Спасибо за участие и все такое. А сейчас мне нужно подро*ить. Поди вспомню, как это делается.
