Джоанна Кингсли - Любовные прикосновения
Кат сунула письмо в карман и не стала упоминать о нем при Милоше. Проходя мимо одного из множества каминов, в которых в эти холодные зимние дни слуги поддерживали огонь, она бросила письмо на пылающие поленья и смотрела на него, пока оно не превратилось в черный пепел.
Но карточку Джипа с печатью посольства Катарина сохранила.
Отыграв в спектаклях по пьесе Йири, у Кат больше не было необходимости уезжать из «Фонтанов». Впервые за многие годы новые пьесы не шли непрерывным потоком. Театральная жизнь замедлилась, поскольку никто не знал наверняка, как быстро меняющийся калейдоскоп политиков будет влиять на репертуар.
В конце февраля политический маневр, предсказанный Джином, осуществился. Беспартийные были изгнаны из полиции. Массовые демонстрации студентов и других либерально настроенных слоев населения были быстро подавлены. Газеты, позволившие себе критические выпады по поводу этой акции, были закрыты.
Каждый день Милош сидел возле радиоприемника и стоически слушал новости о том, что коммунисты укрепляют свое влияние в правительстве. Потом он уходил, чтобы почитать книгу или покататься на лошади.
– Неужели тебя это действительно не интересует? – спросила его Кат однажды вечером, после того как он выключил радио.
– Я уже боролся, теперь пусть это делают другие, – ответил он.
– Но больше никого нет…
– Масарик по-прежнему там, – уточнил Милош.
Ян Масарик все еще оставался министром иностранных дел. Добрый друг всех западных народов, он был к тому же самым популярным из всех чешских лидеров. Его отец, Томаш Масарик, стал первым президентом провозглашенной в 1920 году демократической республики. В сердцах чехов он занимал такое же место, как Джордж Вашингтон – в сердцах американцев. Его сына Яна тоже любили и почитали.
– Но ведь Масарик один, – заметала Кат.
– Если я присоединюсь к нему, то нас будет только двое.
– Но ты вдохновишь других. Именно это ты привык делать и делал в тот вечер, когда я впервые…
– Забудь о том, что я привык делать! Я уже не тот человек! – закричал Милош и вышел из комнаты.
Да, подумала Катарина, того человека, которого она любила, больше нет. Но она уже так долго ждала его, что сможет подождать еще немного.
А тем временем она находила утешение в своей жизни в «Фонтанах», с удовольствием работая в теплицах и садах и ухаживая за животными. Но, к сожалению, чем больше времени Кат проводила в пасторальной тишине поместья, тем сильнее ей хотелось иметь ребенка. Природа требовала преемственности. Этот урок был записан в каждом цветке, на каждом поле, снова и снова повторялся при рождении маленьких ягнят и жеребят. Нельзя было игнорировать и чисто практическую необходимость: род Кирменов должен был продолжаться в новых поколениях, теперь не осталось никого, кто бы мог это сделать, кроме нее и Милоша.
По мере того как здоровье Ирины ухудшалось, ее озабоченность по поводу отсутствия наследника все возрастала. Она часто и застенчиво упоминала о том, с каким нетерпением мечтает стать бабушкой. Кат старательно избегала обсуждения со свекровью подобных вопросов и не хотела разочаровывать пожилую женщину тем, что ее мечты о внуках, по всей вероятности, не осуществятся. Но Ирина всегда отличалась проницательностью и требовательностью, и ее не так-то легко было удовлетворить половинчатыми мерами или уклончивыми обещаниями.
– Ты не можешь допустить, чтобы все это пропало! – заявила она Кат как-то утром.
Был свежий, солнечный мартовский день. Катарина помогла свекрови одеться потеплее, а потом повела ее на лужайку и села вместе с ней на одну из скамеек лицом к саду и к замку.
– Я спасала «Фонтаны» не только как памятник архитектуры, – продолжала Ирина. – Все это предназначалось для тебя и Милоша… и для ваших детей.
– Понимаю, – ответила Кат. – И вам это прекрасно удалось. Взгляните, какими замечательными снова стали сады. Почки уже…
Ирина перебила ее:
– Послушай меня, Кат! Не нужно больше никаких отговорок! Прежде чем умру, я должна быть уверена, что чего-то достигла. Но что может успокоить изболевшую душу, кроме уверенности в том, что, несмотря на ужасную бойню, моя семья выжила и сохранила свои традиции. Ты должна обещать мне, что так все и будет!
Кат посмотрела на Ирину. Некогда величественная и грозная, теперь она была хрупкая и изможденная болезнью. Однако глаза ее все еще светились жаждой жизни. Хотя годы, проведенные вместе в тайнике, сблизили женщин, Кат так и не утратила до конца благоговейного страха перед Ириной Кирмен.
– Мне хотелось бы выполнить это обещание, – сказала Кат. – Я тоже мечтаю о ребенке. Но Милош…
И она умолкла.
– Я знаю. С тех пор как сын вернулся к нам, он напоминает мне героя того восхитительного американского фильма про льва, который на самом деле был лишен храбрости…
– «Волшебник из страны Оз», – подсказала Кат. Один из персонажей фильма тоже напоминал Кат мужа, но она никогда не высказывала этого вслух. Она мысленно сравнивала Милоша с железным дровосеком, у которого нет сердца.
– Он не желает давать жизнь новому человеку, – продолжала Ирина, – потому что видел так много смертей. Вот почему ты должна взять инициативу на себя.
Кат безнадежно усмехнулась. Ирина, я здесь бессильна.
Она уже готова была объяснить свекрови, что Милош больше не проявляет желания, но сдержалась, не зная, насколько искренней может быть с ней?
Ирина, казалось, поняла ее без слов.
– Ты – женщина редкой красоты, Кат. Какие бы проблемы ни были у мужчины, я не могу поверить в то, что ты не способна вернуть его себе. Если только ты действительно хочешь этого…
– Разумеется, я этого хочу!
– Тогда обещай, что будешь продолжать свои попытки! И прежде всего, обещай мне, что у вас будет ребенок!
Кат не произнесла слова «обещаю». Она сказала только, что попытается. Она повторила, что для нее тоже очень важно иметь ребенка, потом оставила Ирину сидеть в одиночестве под холодным мартовским солнцем.
После этой беседы в душу Кат закрались сомнения. Быть может, ей нужно винить себя в том, что у Милоша умерло желание. Возможно, она должна постараться снова привлечь мужа?
Через несколько дней после ужина Милошу позвонил Фредди, и тот спешно уехал, чтобы встретиться с ним. Пока его не было, Кат приняла ванну и надушилась, затем, обнаженная, забралась в постель и стала ждать. Она решила, что отныне все будет по-другому.
Проходили часы, а Милош все не возвращался. Кат задремала, потом проснулась и обнаружила, что по-прежнему лежит одна. Ей пришла в голову мысль о том, что муж каким-то образом почувствовал ее решимость заиметь ребенка и это испугало его. Он боялся испытания своих мужских качеств.
