Эми Фетцер - Спорить с судьбой бесполезно
Гейб так и не двинулся с места, даже когда услышал, что ее машина отъехала.
Он в оцепенении оглядел комнату, остановил взгляд на деревянном блюде посреди обеденного стола. На нем красовался последний шедевр Келли — шоколадный торт. И надпись, которую она сделала на нем: «Я всегда буду любить тебя, скверный мальчишка».
Келли металась по огромной кухне, отдавая приказания, внося коррективы. Суетились и ее помощники, а когда она случайно стукнула металлическим баком об пол, они съежились от страха. Она вздохнула и наклонилась, чтобы счистить с рук остатки персиков и крема. Их запах причинял ей невыносимую боль. Они напоминали Габриэля, его холодные глаза, его жадные поцелуи и то, как он позволил ей уйти из его жизни. Она подавила рыдания и вернулась к работе.
— Келли! — окликнул ее Родригес. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая татуировку. Ее сердце опять забилось сильнее. Две недели, а она все еще не может прийти в себя. Ничто не доставляло удовольствия. Она изо всех сил старалась выбросить Гейба из головы, но он вторгался в ее работу, незримо присутствовал в ее постели.
Он не любит тебя! Он тебя отпустил!
Она чувствовала себя забытой и отринутой. У нее дрожали руки. Сердце болело по тому мужчине, который так легко отказался от ее любви. Она знала, что он не любил обязательств, и не воображала, что сможет изменить его. Но при этом чувствовала себя совершенно опустошенной. Она все могла бы простить ему, кроме того, что после их близости он так легко принял ее отъезд, даже не попрощался.
— Я больше не способна выполнять свою работу, прошептала она, встала и отправилась в свой кабинет, сдирая по пути белый халат и высокий колпак.
— Я не допущу этого. — Дэниел бросил ей обратно заявление об уходе и откинулся в большом кожаном кресле. — Келли, милая, мне жаль, что ты оказалась в центре последних событий, но…
Она жестом прервала его объяснения.
— Дэниел, я хотела спрятаться, но вы легко узнали, где я. Я уехала с Габриэлем, чтобы скрыться от вас и от них, — она махнула рукой в сторону кухни, не сомневаясь, что ее помощники подслушивают их разговор. — Я знаю, вы все заботились обо мне, но вы опекали меня, как ребенка. Черт возьми, я что, не могу взять отпуск без вашего вторжения в мою личную жизнь? К чему тратить ваши заработанные тяжелым трудом деньги на няньку для меня?
— Он был твоим телохранителем.
Келли подумала о том, что вытворял Гейб с ее телом. Это никак не входило в его обязанности телохранителя.
— Я не могу больше работать, — сухо отрезала она. — И не хочу.
Дэниел грустно смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Единственное, чего ему удалось добиться, это обвинить Мердока в промышленном шпионаже.
Но Келли больше не была счастлива в «Экскалибуре». Гейб сделал свое дело слишком хорошо. Дэниел никогда не предполагал, что Келли может быть так глубоко задета мужчиной. И неужели это Гейб? Дэниел обожал Келли. Ему было трудно переносить ее боль, а она никогда не умела скрывать свои чувства.
Хуже некуда, подумал Дэниел и, потянувшись к телефону, набрал номер.
— Да?
— Ну, голос у тебя никуда. Не знаю, что произошло в Нью-Мексико, Гейб, но уверен, ты натворил черт-те что.
Молчание.
— То, что произошло, снова было твоим вмешательством в мою жизнь, — сказал Гейб. Дэниел невесело улыбнулся:
— Может быть, но я расплачиваюсь. Поверь мне.
— Возможно.
Дэниел провел рукой по своим редким седым волосам.
— Она ушла.
— Келли это умеет.
Дэниел услышал, что Гейб запнулся, прежде чем выговорить ее имя.
— Нет, не просто из «Экскалибура». Она уехала из штата.
Опять мгновение тишины.
— «Экскалибур», полагаю, теперь обанкротится? Дэниел скрипнул зубами и с нажимом произнес:
— Келли значит для меня больше, чем ты можешь себе представить, Гейб.
— У нее все будет прекрасно. Дэниел не представлял себе, как мог мужчина провести с Келли две недели и остаться таким холодным.
— Знаешь, Гейб, — сказал он, — не думал, что ты откажешься от второго шанса.
— Она не даст мне его.
— Откуда ты знаешь?
Опять молчание, потом тяжелый вздох, и связь прервалась.
Гейб положил трубку, протер глаза и остался сидеть, упершись локтями в колени. Воспоминание о выражении полной опустошенности на лице Келли разрывало ему сердце. Комок стоял в горле. Ах, детка, думал он, я не хотел так ранить тебя. Она бросила свою работу, свой дом и исчезла. Ты не мог удержаться от разрушения собственной жизни, думал Гейб, но вместе со своей ты разрушил и ее. Но с этим он ничего не мог поделать. Она ушла. Он остался один. А предположение Дэниела, что у него был еще один шанс, казалось несбыточной мечтой.
Он оттолкнул скамейку и большими шагами пересек двор.
— Переделай это! — рявкнул Гейб Джейсеру. Подросток испуганно отступил. — Ты здесь не на прогулке, парень.
Ничего не понимая, Джейсер посмотрел на него из-под шапки белокурых волос. Гейб пошел дальше мрачнее тучи.
— Что такого ты сделал, Гейб, что заставило ее уйти?
Габриэль резко остановился и бросил взгляд через плечо, холодный, острый и предостерегающий взгляд.
— Ладно, ладно! — пробормотал Джейсер, принимаясь за работу.
— Куда ты собрался? — строго спросил Гейб у Буйвола, проходя мимо.
— Кто-то же должен кормить детей! — Буйвол сверкнул на него глазами. — Или ты хочешь делать это сам?
— Нет. — Он не мог шагу ступить к кухне, его одолевали слишком тягостные воспоминания.
Буйвол плюнул и выругался, а Гейб направился в конюшню, приказав Дику следовать за ним. Дик выразительно посмотрел на остальных, прежде чем отправиться за хозяином.
— Вымети второй и третий номера, растряси еще кипу соломы, потом дай воды лошади Маккинни. Гейб поднял лопату и нагрузил тачку навозом.
— А надо прогулять Джиневру?
— Нет! — рявкнул Гейб, и Дик с ужасом отпрянул. Гейб почувствовал, что несправедливо срывает зло на них. Он бросил грязную лопату и взъерошил волосы. Нельзя заставлять других расплачиваться за то, что натворил сам.
— Иди передохни, — махнул он Дику, и мальчик моментально исчез.
Гейб прислонился спиной к стене, потом медленно сполз на землю. Он забыл, когда отдыхал хотя бы пару часов, зато его ранчо наконец начало приносить доход.
Он даже отказал двум владельцам лошадей: не хватало стойл; скоро придется строить еще одну конюшню. Но ни хозяйственные заботы, ни удовлетворение от работы не способны были заглушить невыразимое чувство потери, которое заставляло больно сжиматься сердце. Келли ушла, и все же она была всюду. Глаза у Гейба слипались, но он не мог спать. Каждую ночь его спальню наполняли ее аромат, память о прикосновении ее тела, ее рук. Гейб резко зажмурился, пытаясь мысленно составить список необходимых хозяйственных дел.
