Аглая Оболенская - Исполни волю мою
— Ну и?…
— Круг сужается. Только что я вычеркнула тебя.
— За что, Анюта? Чем я так провинилась?
Аня подробно объяснила пустосмешке ход своих мыслей, заодно пытаясь настроить её на серьёзный лад и извлечь недостающую информацию. Кроме кровных уз Лена не подходила по всем параметрам: покладистый характер, первородный грех и даже цвет волос — золотисто-русый, как у Эммы в молодости. Зато бунтарка Варя постриглась в монашки в неполных семнадцать, следовательно, до сих пор может оставаться девушкой. И внешностью пошла в отца-брюнета.
— Не понимаю, ты решила топать тем же путём, что и папа: подсунуть бабушке кого-то похожего на Варвару? Но он уже отказался от этой затеи!
— Не совсем так… Мы все хотим облегчить Эмме последние дни. Просто облегчить ей прощание с миром. Видишь эту бубновую даму? В её силах помочь нам. Карты лишь подсказывают мне тот выход, который где-то рядом и крутится в голове. Я его чувствую, но как негатив — пока нет проявителя, плёнка молчит…
— Иными словами, тебе нужен толчок.
— Ой как нужен! Расскажи мне лучше всё, что знаешь о своей тётушке. Здесь, в твоём альбоме, есть её фотография?
— Не помню. Надо порыться. Я сейчас! — Лену словно ветром сдуло. Она притащила на кухню целых два тяжеленных альбома и, взгромоздив их на столе, стала шумно перелистывать.
— Кажется где-то было одно-единственное фото, совместное. Папа там — карапуз, — Лена тихонько засмеялась. — Гляди, Анька, мы с тобой грязные какие! Только познакомились тогда. Ой, у тебя колготки порваны!
— Это гольфы модные, выше колена. Твои собственные, кстати. Ты их едва до колена натягивала, а мне самый смак. И вообще, не отвлекайся, пожалуйста! А выполняй моё устное распоряжение.
— Ой-ой, какие мы грозные… Ну где же? Где? — покончив с первым альбомом, Елена перекинулась на второй. Он был более старым, каждая страница сопровождалась полупрозрачной калькой, а фотографии в нём крепились за уголки тройными круглыми вырезами.
Наконец, она что-то обнаружила в череде картонных страниц. Аккуратно, кончиками гелевого маникюра вытащила на свет божий пожелтевший от старости глянцевый снимок.
— Вот она, Варя.
Хмурая и не по-детски серьёзная девочка стояла неестественно прямо, отчего её животик колесом выдавался вперёд. Тонкие косички завязаны баранками, одна рука безвольно опущена вдоль тела, другая держится за спинку стула. На стуле сидит Эмма, лицо которой лучится восторгом. Прямо за нею возвышается немолодой муж с младенцем в рюшевом чепчике. Среди этого семейства по-настоящему несчастна только маленькая Варвара.
— Сколько ей здесь лет?
— Не знаю точно. Семь-восемь…
Аня не поняла, что вдруг произошло — явление подобного рода трудно поддаётся описанию. Словно вспышка молнии высветила другое лицо. Она была уверена — искомое лицо, но длилось это долю секунды и не успело зафиксироваться в памяти.
С сожалением девушка тряхнула головой и принялась растирать виски. Девочку Варю не назовёшь смиренной, в ней чувствовалась скрытая сила характера. Толстовский религиозный принцип "непротивления злу насилием" в отношении неё не срабатывал. Уйти без оглядки, вырвав себя с кровью из жизни близких, да ещё в юности, на такой поступок способен далеко не каждый.
— Варвар…Варварство…
От этих слов Лена встрепенулась:
— Что ты имеешь в виду?
— Варвара, значит дикарка. Улавливаешь?
— Нет…
— Варвары в грош не ставили цивилизацию, а где сейчас наша Варвара? В заброшенном к черту на рога монастыре.
— Но варвары разрушали цивилизацию. Древний Рим, например. А тётушка ничего плохого не сделала. Напротив, помогает заплутавшим найти приют.
— Она произвела маленькую Хиросиму в родной семье, заставив страдать и всю жизнь чувствовать вину троих человек. И сейчас исправлять это не хочет!
— Или не может. Мать для неё — одна из многих, кто нуждается в помощи, — Лена изо всех сил стремилась оправдать тётку хотя бы в своей душе. — Вероятно, Варвара убеждена, что там она поможет гораздо большему количеству народа.
— Просто там ей спокойней среди своих, — не сдавалась Аня. — Зачем будить погребённые воспоминания?.. Да и не помощница она нам. Полвека минуло. Ну явится к матери дочь — седая, сморщенная. Узнает её Эмма? Она тебя не узнаёт, потому что живёт в другом измерении. Далёком-далёком прошлом.
На последнем "-ом" девушка сладко зевнула. Устав мотаться за целый день и плотно поужинав, её безудержно тянуло в сон. Загадка не отгадана. Плюс ко всему ей начало казаться, что от правильного решения они вновь удаляются в дебри. Лена опередила: "Идём спать, поздно уже!" Собрав со стола альбомы, карты, грязную посуду, они прервали спиритический сеанс.
Только за завтраком подруги, отложив мистику на потом, смогли поговорить о текущих делах.
— Ты сейчас на работу? — Лена старалась не смотреть в Анину сторону. — Вчера вечером после редакции я зашла в твой… Зашла к Лёве в барчик. Он сказал, что ты уволилась и будешь работать в больнице.
— Да, это так. В Ромкином отделении, — Аня констатировала свершившийся факт, не собираясь оправдывать мотивы, побудившие её сменить работу. — Что в редакции?
Лена пожала плечиками в махровом халате:
— Пусто. Ничего стоящего внимания и тиража. Похоже, ты была права, мне следует самой взяться за сочинительство. И у меня есть пара сюжетов…
— Чем сегодня планируешь заняться?
— Я не знаю. Комп пылится дома, ручкой писать разучилась. Приберусь в квартире и позвоню домой. А ты уже сегодня приступаешь?
— Официально с новой недели. Сегодня осмотрюсь. Я постараюсь прийти побыстрее!
С отделением Аню знакомила медсестра Ирочка. Та самая Ирочка, которая на минутку покинула свой пост, и этой минуты Ане хватило чтобы войти. Надо будет ей сказать спасибо. А тогда, уходя в совершенной растерянности, на вопрос медсестрички: — Кто вы? — она сослалась на гематологию и, вконец обнаглев, потребовала сдать Ромкино кресло в мастерскую.
— Это здание сравнительно новое, ему всего два года. Сначала здесь собирались разместить гинекологию с родильным, но потом чего-то переиграли и вселили нас. Я только-только училище медицинское закончила… Всё-таки правильно, что нас сюда: смотри — на первом этаже вся аппаратура, на втором — детская гемотология, на третьем — взрослая. Ну а мы считаемся "тяжелыми", здесь и дети и взрослые. Всего двенадцать боксов. Взрослые по одному, а деток по двое… В основном все наши пациенты ждут трансплантации. Мы проводим паллиативное лечение. То есть поддерживающее, чтобы максимально продлить жизнь до операции. Кому-то удаётся дожить… — Ирочка замолчала и Аня кожей почувствовала её боль. Она слышала, что такие операции стоят бешенных денег. На её памяти местной газетой и телевидением проводились акции по сбору средств для детей с диагнозом лейкемии. Один раз, когда нужную сумму чудом удалось собрать, было уже поздно. Девочка умерла. Родители отдали собранные деньги больнице на приобретение томографа.
