Татьяна Туринская - Спроси у зеркала
Лариса, внимательно и с нескрываемым удовольствием слушавшая тираду о том, как Генка увидел в ней что-то совершенно необыкновенное, при последних его словах напряглась, даже немного испугалась. Как так, чтобы Геночка, теперь уже ее Геночка достался Сливке? А как же она сама? Разве она теперь сможет без Геночки, теперь, после тех безумных поцелуев, которые вызвали в ней совершенно непозволительное, запретное волнение тела?! И, воочию представив свое отчаяние при виде счастливой Сливки, прогуливающейся по двору с Горожаниновым под ручку, молча затрясла головой, возражая всем своим существом против такой несправедливости.
— Тогда зачем же ты так упорно меня к ней подталкиваешь?! — возмутился Генка. — Я тебе битый час твержу, что она мне не нужна, а ты мне все 'Сливка' да 'Сливка'. Да ты пойми, что ее так называемая любовь — и не любовь вовсе, так, дурь да блажь. На самом деле это не имеет к любви ни малейшего отношения. Это страсть, но страсть не душевная, а телесная, страсть рано повзрослевшей испорченной до безобразия девчонки, ее жадность к запретному плоду. Это чувство сродни тому, что я испытывал, когда она прибегала ко мне, вся такая горячая и податливая. Разница только в том, что я брал то, что само шло в руки, а ей, видимо, гораздо большее удовольствие приносил не столько… скажем, наш физический контакт, сколько то унижение, с которым она сама себя мне предлагала, буквально навязывала. 'Геночка, выйди в подъезд, я тебе чего-то дам!' Ты полагаешь, что эту низость можно назвать любовью? Лично я бы это назвал мазохизмом, когда человек получает физическое удовольствие от моральных ли, физических ли унижений. Я уверен — если найдется кто-то, кто будет над нею издеваться, кто будет ее грубо насиловать, она сразу же забудет про меня и переключит всю свою так называемую любовь на насильника. Это не любовь, пойми, и никогда любовью не было! Не опошляй это слово применением к Сливке! И я прошу тебя, нет, я решительно настаиваю: если я тебе хоть немножечко дорог, не как друг, а как… как сегодня — забудь о Сливке, не называй больше даже ее имя, кличку эту дурацкую! А кстати, ты не обратила внимание, как ей подходит эта кличка? Вроде и заполучила ее еще в детстве, когда и намека на ее сливочность не было. А теперь… Такая стала баба — ядреная, не кровь, а одни сплошные сливки. Да только меня от ее сливок тошнит, для меня ее сливки слишком жирные. Я предпочитаю более тонкий вкус, изысканный, деликатный, нежный…
И на сей раз Гена игнорировал Ларочкины губы, устремившись к ее тонкой шейке. Он нетерпеливо отодвинул длинные тяжелые волосы, затрудняющие его движение к цели, прикрывающие густой шелковой паутиной ее нежную кожу. К несказанному Генкиному удовольствию ворот у свитера оказался мягким и эластичным, и вот уже его губы ласкали оголенное Ларочкино плечо, чуть подрагивающее от его настойчивых поцелуев. Оба замирали от желания, Генкины руки жадно шарили, разыскивая нижний край ее свитера, чтобы бессовестно и вероломно проникнуть в запретную зону. И Ларочка уже застыла в ожидании, сама сомневаясь в собственной недоступности. Но вдруг за дверью, отделяющей площадку от квартир, раздались быстрые шаги. Лариса лишь успела оттолкнуть от себя горячего воздыхателя, оставшись к своему стыду стоять вот так, с оголенным плечом, весьма красноречиво, до полного неприличия, выглядывающим из натянутого на предплечье руки ворота свитера, как дверь открылась и на пороге возникла соседка, решившая среди ночи прогулять собаку псинной породы. Впрочем, о какой ночи можно говорить, ведь светать начало еще тогда, когда они только-только подъехали к дому, а ведь они уже битый час стоят здесь, обсуждают Сливку, периодически прерывая глупую болтовню страстными поцелуями!
Пес возмущенно тявкнул. Ларочка, словно опомнившись, стыдливо одернула свитер, вернув ворот на положенное ему место, смущенно пробормотала:
— Здрасьте, теть Люда, — и покраснела.
Соседка удивленно взглянула на парочку влюбленных, от неожиданности не сумев спрятать презрение к распутной молодежи, высокомерно кивнула в ответ и нажала кнопку лифта. Тот, заждавшийся уже пассажиров, тут же заурчал механическим зверем, гостеприимно открывая створки двери. Собака еще раз на всякий случай тявкнула из глубины кабины, дверца с тем же глухим урчанием закрылась, лифт отъехал от этажа, и Лариса с Геной вновь остались вдвоем. Так не хотелось расставаться, но дом уже просыпался, и в любой момент мог появиться еще кто-нибудь из соседей. Да и кто знает, как долго намерена тетя Люда гулять со своей псинной собакой?
— Наверное, мне пора, — первым нарушил неловкое молчание Горожанинов. — Но мы же увидимся завтра? То есть какой завтра, уже сегодня? Мы ведь увидимся? Во сколько мне подъехать к институту?
Ларочка, зардевшись, радостно ответила:
— К трем! Ой, а вообще-то я не знаю… Может, сегодня лучше прогулять? Мы ж целую ночь не спали. Не знаю, Ген, я теперь ничего не знаю!
И, счастливая, уткнулась макушкой в Генкину грудь. Тот обнял ее на прощание, чмокнул в ушко, прошептал:
— Я тебя найду. Дома или в институте — я тебя все равно найду. Теперь ты от меня не спрячешься…
Глава 9
Пока Лариса с Геной наслаждались неожиданным своим счастьем, Юлька Сметанникова буквально сходила с ума от ревности. Она целыми днями названивала то одному, то другой, но чаще всего натыкалась на автоответчик Горожаниновых, в Ларискиной же квартире, не обремененной наличием автоответчика, попросту не поднимали трубку. Юлька злилась, но от злости становилась лишь еще более упорной в достижении поставленной цели. День ото дня на автоответчике появлялись все новые записи:
— Гена, это я, Юля. Перезвони мне, пожалуйста, когда появится возможность.
— Гена, это Юля. Перезвони мне, пожалуйста, по возможности — я никак не могу застать тебя дома.
— Гена, это я. Неужели так сложно позвонить, ведь ты же знаешь, что я жду. Позвони, пожалуйста, мне очень нужно тебя увидеть.
— Гена, это Юля. Где ты все время ходишь?! Геночка, я тебя очень прошу — позвони мне, когда вернешься, в любое время. Мне срочно нужно с тобой встретиться! И я уверена, что это нужно не только мне. Гена, отзовись!
— Гена, это снова Юля. Если так тебе будет понятнее, то Юля-Сливка. Ты ведь меня еще помнишь? Ты не мог меня забыть, я никогда в это не поверю. Позвони мне, Гена, очень тебя прошу, позвони! Ты даже не представляешь, как мне это нужно! Это нужно нам обоим! Геночка, обещаю, тебе не придется об этом жалеть. Пожалуйста, позвони. Если ты вдруг случайно потерял мой номер, на всякий случай повторяю…
— Гена, ты заставляешь меня нервничать. Если ты поставил себе цель заставить меня мучиться — ты ее добился. Ты добился ее уже очень давно. Так что перестань, пожалуйста, упражняться в упрямстве — я все равно упрямее, я все равно своего добьюсь…
