Наталья Труш - Игра по чужому сценарию
– Жду! – Лариса положила трубку и исполнила танец – от телевизора и до газовой плиты. Получилось что-то страстное, бразильско-аргентинское.
У нее все было готово: салат с «изюминкой» – не просто оливье, а с виноградинкой и апельсинкой. Вкуснятина необыкновенная! Еще мясо! Мясо с черносливом. Класс! Ну и шампанское, коньяк, мартини – все как надо.
И платье. Сногсшибательное платье, которое Лариса специально сшила для этого праздника, черное, длинное, с хвостиками меха и прочими финтифлюшками. Суперплатье!
А еще сказочный рисунок нанесла на ногти – узор снежно-нежный. Только с такими ногтями делать ничего нельзя, ни тарелку взять, ни колготки поправить. Как с такой красотой тетки каждый день живут?!
Вот такой раскрасавицей, с ногтями снежно-нежными, в платье до самых каблуков, с плечами открытыми, обрамленными меховыми хвостиками, с запахами сумасшедшими, витавшими по всей квартире, она и встретила Новый год. Одна. На лоджии, у открытого окна. Ей хотелось ткнуться лицом в снежную подушку, которая лежала прямо на балконном цветочном ящике, и выть волчицей на всю улицу. А потом заболеть и умереть.
Она не выла. Молча глотала слезы. Такой вот был праздник.
А Шурик приехал к ней. Третьего января. Как ни в чем не бывало. Без каких-то особых объяснений. А зачем что-то объяснять? Достаточно было сказать, что «Родина позвала» и он срочно вылетел за пять минут до Нового года в свои... пампасы. А не звонил, потому что «такая работа»...
– У всех у вас «такая работа», – горько подумала вслух Лариса, булькая коньяком мимо чашки.
Напиток был теплым и терпким. Лариса пробовала его мелкими глоточками и напробовалась до головокружения. Всплакнула слегка о своей горькой судьбе и незаметно наклюкалась. Коньяк пошел ей впрок. Захотелось спать.
Ее разбудил звонок в дверь. Короткий, отрывистый. Лариса не сразу вернулась из своего не совсем трезвого сна в реальность. Она выползла тихонько в темную прихожую, посмотрела в глазок.
На лестничной клетке было темно. «Чертов ЖЭК! Вечно у них лампочки перегорают!» – подумала она и спросила осторожно:
– Кто там?
– Л ар, это я, Таранов. Прости меня, так получилось...
Лариса лихорадочно стала открывать замок, а он не открывался! В механизме что-то прокручивалось, и язычок, который должен был выйти из дверного косяка, все не выходил и не выходил!
Лариса чертыхалась и дергала замок с силой, но это не давало результата. И тогда она села прямо на пол под дверью и тихо завыла.
Таранов постучал с той стороны.
– Лара, ты плачешь? – спросил он. – Ларочка, ты не плачь, ладно? Я сейчас что-нибудь придумаю.
От его голоса, такого родного и теплого, Лариса взвыла с новой силой. Если б не выпитый коньяк, она бы взяла себя в руки, и самообладание помогло бы ей решить проблему, как это было всегда. А тут ее просто развезло от алкоголя и обиды. Она горько плакала и на стук Таранова с той стороны отвечала стуком и всхлипываниями.
– Лара! Не плачь, пожалуйста, а? – Таранов говорил с ней сквозь замочную скважину, чтобы не разбудить соседей. – Я сейчас вызову приятеля, Ларочка. Он в МЧС работает, он твой замок в два счета откроет.
Лариса снова всхлипнула. Она слышала, как Таранов отошел подальше от дверей и через минуту уже говорил по телефону с кем-то отрывисто и четко.
Потом он опять постучал Ларисе, которая уже не рыдала, но судорожно всхлипывала.
– Лара, – почти прошептал Таранов в замочную скважину. – Лар! Васька сейчас приедет, он на дежурстве. Так что скоро мы будем вместе. Ты рада?
– Рада, – икнула Лариса.
– Лар, – снова забубнил Таранов. – Хочешь, я что-то скажу тебе?
– Хорошее? – спросила Лариса.
– Ну, для меня – хорошее. Надеюсь, что и для тебя – тоже. Только я кричать на весь дом об этом не могу, поэтому двигай ухо ближе!
– Ну, говори. – Лариса прижалась ухом к замочной скважине.
– Лар! Я в тебя влюбился...
Лариса чуть не задохнулась. Такого у нее еще никогда не было – ей не признавались в любви через запертую на замок дверь. Она снова заплакала от бессилия.
– Лар! Ты слышишь меня?
– Слышу...
– А я слышу, как ты плачешь. Почему?
– От радости. И от обиды. – Лариса лягнула дверь и больно стукнулась в нее коленкой.
– Лар, ты не стучись. Сейчас приедет Васька и все сделает. А я пока буду с тобой разговаривать. Хорошо?
– Хорошо, – проскулила под дверью Лариса. – Скажи мне еще что-нибудь хорошее...
– Я хочу к тебе. – Таранов помолчал, посопел и совсем тихо сказал в замочную скважину: – Я хочу тебя...
Лариса молчала. Она прикусила губу, чтобы не расхохотаться.
– Эй! – позвал тихонько Таранов. – Лар! Ты тут?
– Тут.
– А почему ты молчишь? Ты обиделась за то, что я сказал? Лар, ты не обижайся. Я ж мужик. Это у вас, женщин, ля-ля-ля да сюси-пуси, а у нас все просто: хочу – не хочу. Я понимаю, что это грубо и не по-европейски, но я вот такой. Мент я неуклюжий, Лар!
Таранов помолчал. За дверью была тишина.
– Лар! – снова просвистел он в скважину. – Ларис, ты не обиделась?
– Нет, не обиделась! А скоро твой Васька приедет? Я боюсь тут одна сидеть!
– Ты не боись! Я ж как пес, на посту у двери! А Васька... Васька скоро! Это ж МЧС!
Потом приехал Васька и на раз-два сковырнул замок на Ларискиной хлипкой дверце. Ввалившийся в квартиру Таранов подхватил Ларису на руки, и она прижалась к нему, будто сто лет знала его. А он целовал ее, ощущая на губах соль от пролившихся слез.
– Долго рыдала, да? – спросил Таранов, разглядывая опухшее Ларкино лицо. Потом принюхался, как пес. – Ба, девушка! Учительница ты моя школьная, да ты ж неприлично пьяна! Васька, она, кажется, вылакала наш коньяк!
– Не весь вылакала, – пискнула Лариса.
Она прошлепала в кухню, стыдливо пряча глаза от незнакомца по имени Васька, который служит в МЧС и легко открывает замки.
– Вы проходите, раздевайтесь, я сейчас все приготовлю, – кивнула спасателю Лариса.
– Не, ребята! Я на службе, как-нибудь в другой раз, – отказался Васька. – Олежка, созвонимся! Пока! Да, дверь вам как-то сегодня надо закрыть, а с рассветом вызывайте мастера – новый замок надо ставить. А лучше – новую дверь. И желательно – не картонную. А пока уж как-нибудь переночуйте!
– Ничего, у нас пес есть, свирепый. – Лариса кивнула на Таранова. – Всю ночь готов на коврике службу нести.
Когда за Васькой закрылась дверь, Таранов перешагнул через спортивную сумку, с которой пришел, заграбастал в охапку Ларису и сильно прижал ее к себе.
– Прости меня, ладно? Лар, прости! Моя работа – это... это моя работа. Синдром опера! Черт дернул включить мобильный! Как посыпались звонки! На работе не все так, как надо, пришлось заезжать. Вот и опоздал. А тут еще твой замок. Если честно, я за тебя испугался, когда ты не смогла его открыть. Столько всего в голове пронеслось!
