Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник)
– Надеюсь, ты не собираешься вынести ее на балкон? А то все иголки сюда полетят. Делать мне больше нечего, разгребать грязь за тобой.
Обе брови Норта поползли вверх.
Мериголд рылась в сумке в поисках ключей.
– Она будет стоять в квартире, мисс Агриппа. Как любая нормальная рождественская ель, – пробурчала она себе под нос. Дверь внизу с силой захлопнулась.
– Какая милая женщина, – произнес Норт.
Мериголд уже устала от всего этого. Все. Хватит.
– Ну, спасибо, что помог мне донести эту штуку. Теперь я уж как-нибудь сама, – она открыла дверь и включила свет. – Спокойной ночи.
Но Норт не смотрел на нее. Он смотрел ей через плечо, распахнув глаза от удивления. – И как же ты занесешь елку туда?
* * *Мебель, пакеты и коробки были свалены горой до потолка. Буквально до потолка. Даже с включенными лампами квартира тонула во мраке. Высокие башни громоздились, закрывая практически весь свет. И среди всего этого пролегала узкая тропинка, где с трудом протиснулся бы один человек.
– Ты что, все собираешь в кучу?
В голосе Норта звучало удивление, смешанное с недоверием.
– Я не собираю все в кучу. И моя мама тоже.
– А что это тогда такое?
В груди Мериголд все сжалось, как от викторианского корсета.
– Это временная ситуация. Мы… переезжаем.
– Почему же вы не сдали вещи в камеру хранения?
– Потому что камеры хранения стоят денег, а мы копим на новый дом.
Тут Норту крыть было нечем. На его лице промелькнуло смущение, но быстро исчезло. Похоже, он все понял.
– Так… и где мы поставим ель?
– Я же сказала, дальше я сама справлюсь.
– Не справишься, это и так ясно. Она сюда даже не пролезет. – Норт указал на узкую тропинку. – И каким же будет твой последний ход? Куда ты собираешься ее ставить?
Мериголд накрыло знакомое чувство страха и стыда. Как она могла подпустить его так близко? Как могла потратить деньги на то, что они выбросят на следующей неделе? На то, что даже не влезает в квартиру? Мама будет в бешенстве. Ее сердце неистово стучало.
– Я… не знаю. Я собиралась поставить ее перед стеклянной балконной дверью. Как и все соседи.
Норт вытянул шею, заглядывая за угол.
– Перед балконной дверью? Вон той, которая за сервантом?
– Да. Наверное…
– С ума сошла? Зачем ты тогда вообще купила елку?
– Потому что ты умеешь уговаривать!
Норт обернулся и уставился на нее с каким-то непонятным выражением на лице. А потом… улыбнулся. При виде этой теплой – неожиданно теплой улыбки – Мериголд слегка успокоилась.
– Так что ты будешь делать? – спросил Норт.
– Думаю… немного сдвину эти вещи?
Ее лицо выражало то же сомнение, что и голос. В конце концов, они с мамой так ни к чему и не притронулись с тех пор, как въехали сюда.
Норт осторожно шагнул в квартиру и остановился, почесывая затылок. В груди Мериголд все ухнуло вниз. Ей нечего стыдиться: Это все не просто так, черт возьми. И это только временно, черт возьми, – но она все равно смутилась.
– Безумие какое-то, – сказал Норт. – Причем опасное.
– Мы уже год тут живем, и на нас пока ничего не упало.
– Вы живете в этом колодце смерти уже год?
Он пробрался в глубь квартиры. Дорожка вела к самым жизненно важным местам: к кухне, ванной, спальням.
– Прости, но я не позволю тебе занести сюда мою ель, – крикнул Норт из-за угла. – Она засохнет еще до Рождества. А это всего через пять дней.
– Это не важно. Главное, чтобы моя ель протянула до завтра.
– А что будет завтра? Приедут рабочие и все тут порушат?
– Будет Йоль. Праздник зимнего солнцестояния.
Голова Норта показалась из-за шатающейся колонны стульев для гостиной.
– Ты ведьма?
Мериголд удивленно рассмеялась.
– В смысле, викканка? Ты викканская ведьма?[16]
– Нет.
– Тогда язычница? Какая-нибудь… неоязычница?
Мериголд помотала головой.
– Друидесса? Или кто там еще празднует солнцестояние?
– Его может праздновать кто угодно, – Мериголд прошла за ним в глубь квартиры. – Это астрономический феномен. Наука. Зимнее солнцестояние – самый короткий день в году.
– Значит, вы с мамой… ученые?
Мериголд улыбнулась.
– Нет. Моя мама точно язычница.
– Тогда я снова должен спросить: зачем ты тогда купила рождественскую ель?
– Потому, что они мне нравятся. Мой отец, – Мериголд запнулась, а затем продолжила, чуть смутившись, – он праздновал Рождество, а мама нет. Но она согласилась включить рождественскую елку в нашу традицию, потому что они красивые. И естественные. И, кроме того, у христиан их бы наверняка не было, если бы не язычники, праздновавшие Йоль. Это у них сначала появились вечнозеленые деревья.
Она ожидала, что Норт уличит ее в слишком рьяной защите – Мериголд всегда отчаянно защищалась, – но его лоб разгладился.
– А где сейчас твой отец?
Умер. Норт ожидал, что она скажет: «Умер».
– В Шарлотте, – ответила она.
– А, – на лице Норта промелькнуло облегчение. – Развод?
– Родители не были женаты.
– А братья или сестры у тебя есть?
– Я единственный ребенок.
– А где твоя мама?
Мериголд думала, что уже прояснила это.
– Я же сказала, она живет здесь.
– Я имею в виду, где она сейчас?
Мериголд снова почувствовала смущение, которое тут же сменилось досадой.
– На работе. Она работает в ночную смену.
Но едва эти слова слетели с губ, как Мериголд остолбенела. Она только что сказала незнакомцу, что, кроме них, здесь никого. Как можно было сделать такую глупость?
Но Норт просто был раздражен.
– Значит, никто нам не поможет. Прекрасно.
– Ты о чем?
Он снял бирюзовый марокканский столик с верхушки мебельной башни так осторожно, будто играл в «дженгу».
– Теперь тебе придется отойти.
Досада Мериголд стремительно росла.
– Что происходит?
– Тут можно все разгрести, но мне понадобится намного больше места. Придется все вот это, – он мотнул головой, – перенести туда, – кивок в сторону коридора. – А ты загораживаешь проход.
С этими словами он ринулся вперед, выпихивая Мериголд ее собственным марокканским столиком из ее собственной квартиры.
