Арина Холина - Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!
Они лежали на шезлонгах на берегу озера. В августе, наконец, наступило лето: солнце пекло, вода была теплой, а воздух стоял сухой и пыльный.
На выходные подружки уехали на Валдай, в резиденцию Кирсанова, который вместе с Федором неделю назад улетел в Лондон на какой-то там экономический форум.
Лиза с Викой с утра грелись на солнце, гоняли прислугу за фруктовыми коктейлями и обсуждали знакомых мужчин.
— Блин, — огорченно сказала Вика. — Мне Кирсаныч уже полгода обещает дом на Новой Риге и чего-то не телится.
— Он же тебе что-то под Звенигородом предлагал, — напомнила Лиза.
— Очень мне нужен этот Звенигород! — рассердилась Вика. — Еще бы в Карелии предложил! Что там, в Звенигороде, кроме природы?
— Ну, в общем, да, — согласилась Лиза, которая уже привыкла со многим соглашаться и задавать себе вопрос: «А почему бы и нет?»
После Кирсанова был Вова с гостиницей, после Вовы — группа компаний «Альтер», которая арендовала ее на две недели, — Лиза снимала какие-то нефтяные вышки, детские садики, которые построили руководители «Альтер», и портреты всех начальников на лоне природы. За «Альтер» ей отвалили бешеные тысячи, после чего Лиза отложила работу до сентября. Ей приходилось общаться с самыми разными людьми: с воспитанными и хамами, с образованными и не очень, с умными, глупыми, жадными, наглыми, с их женами, которые выглядели, как Эйфелева башня ночью, — сверкали бриллиантами и рубинами, с женами, которые интересовались, как там Пугачева — спит ли с Максимом Галкиным; с любовницами — нервными, визгливыми, вульгарными. Были и другие, но все так смешалось, что Лиза уже не могла ни придираться, ни смеяться, ни отличать одну дамочку в платье от «Донателлы» от другой. Ей было плевать — главное, чтобы соблюдали условия контракта.
Вика была полезна — цепкая девица быстро сообразила, что дружба с популярным фотографом выгодна для репутации. Для солидности Вика отправилась учиться на дизайнера интерьера, и теперь в светской хронике писали: «Лиза Селезнева, фотограф, Вика Приходько, дизайнер».
Вика знакомила Лизу с людьми, которым надо было что-то сфотографировать, а Лиза всех уверяла, что у Вики природный вкус и врожденный талант к созданию интерьеров. Вике плевать было на интерьеры, но ей не хотелось быть просто «светской львицей», она жаждала уважения, признания и серьезного к себе отношения.
Она знала, что «большие» люди охотно ей улыбаются, общаются с ней, шутят и приглашают на выходные к себе на шашлыки — но только в присутствии Кирсанова. Стоит ей появиться одной — протокольная улыбка, кивок или сдержанное неудовольствие, если Вика подходит и вмешивается в разговор. Она понимала, что пока она — очередная девушка Кирсанова, из уважения к любовнику они даже помнят, как ее зовут, но ничто не заставит их думать о ней хорошо. С тем же упрямством, которое помогло ей выбраться из Электростали, сменить убогий вещевой рынок на «Крокус Сити-Молл», «Пассаж» и ГУМ, Вика прорывалась к тем, на чьи фотографии в журналах она некогда смотрела с завистью и трепетом. Лиза была лишь трамплином, зацепкой — Вика хотела, чтобы ее привыкли видеть в обществе «приличных» девушек, а не в стайке любовниц, искательниц приключений и содержанок.
Она вцепилась в Лизу мертвой хваткой и таскала ее на все приемы. Отделаться от Вики было невозможно. С тоской и неохотой Лиза сопровождала Вику на коктейли и многочисленные презентации, но Вика, нехотя признавала она, была честным партнером. Она помогла Лизе с гостиницами, помогла с «Альтером» и вообще всячески содействовала — правда, иногда весьма сомнительными методами, — но Лиза убедила себя, что главное — победа, а не участие, и смирилась с тем, что для успеха в жизни следует быть хоть немного беспринципной.
С Викой было скучно — она говорила исключительно о последних тенденциях в мире моды, но зато она не лезла в душу и не читала нотации.
Зазвонил телефон.
— Да, мама, — ответила Лиза.
— Деточка, — проговорила мама, которая уже не считала, что дети должны сами звонить родителям. — У тебя нет знакомых в налоговой? Наверху.
— А что такое? — поинтересовалась Лиза.
— Да там к Егору привязались, к его банку, — пожаловалась мама. — Какие-то намеки…
— А у него что, у самого нет знакомых? — удивилась Лиза.
У дяди везде были знакомые.
— Ну, он там с кем-то повздорил… Я точно не знаю, но надо уладить.
— У Кирсанова есть кто в налоговой? — прикрыв трубку рукой, спросила Лиза у Вики.
— Навалом, — не отрываясь от журнала, сообщила Вика.
— Ма, пусть Егор мне позвонит в конце недели, все уладим, — пообещала Лиза и, чрезвычайно гордая собой, положила трубку.
Конечно, ее бывшие мужья были богаты. Но богатство богатству рознь: по сравнению с успешными людьми, которые окружали ее сейчас, по сравнению с мужчинами, которые запросто жарили шашлыки с политиками и к которым Пугачева с Орбакайте приезжали на дни рождения, они казались неудачниками. Лиза попала на Олимп и находилась средь богов — всесильных, могущественных и великих.
* * *Маша мрачно смотрела на Завьялова.
— Ты посуди сам, — убеждала она. — Куда они пойдут? Ты что, думаешь, только мы в курсе, что с ними невозможно работать? Да вся Москва прекрасно знает, что с ними проблем не оберешься! В общем, если ты не надумаешь, то я ничего не обещаю. Ты, конечно, можешь меня уволить, но с такой командой ты потеряешь все свои деньги.
— Черт, но как их уволить? — стонал Завьялов. — Я рос на их статьях…
— Считай, что перерос, — отрезала Маша. — Мы сейчас о чем говорим — о бизнесе или о любви и нежности? Если хочешь, дай им стипендию, пусть сочиняют мемуары «Продажная журналистика в лице Маши Чистяковой». Но ты пойми, я не могу так работать! «Тойота» отказалась ставить рекламу рядом с материалом о том, что на наших дорогах можно ездить только на грузовиках и тракторах — воруют асфальт и все такое, а «Нестле» до сих пор в страшной обиде, что наш рекламный отдел предложил им рекламную полосу посредине эссе о том, как генералы используют чеченскую нефть. И ты понимаешь, Дима, что если бы это были аргументированные репортажи, так мы бы и без «Тойоты» выкрутились, но это же по большей части сплошной треп!
В «Репортере» действительно творился дурдом. «Старая гвардия» негодовала и саботировала. Варя уволила заменимых, взяла на их место молодежь, а издательские звезды, как только речь заходила об интервью с тем, кого они называли «политической пешкой», заболевали, травились, уезжали хоронить родственников…
— Детский сад! — возмущалась Маша.
И «Репортер» с новым дизайном выходил тихо и неприметно: рекламную кампанию так и не запустили — хвастаться было нечем.
