Филип Шелби - Мечтатели
Большинство журналистов и обозревателей финансовых газет превозносили Монка за то, что он раскрыл причины, по которым его отец отказался от расследования преступлений Пола Миллера. Они признавали, что Элистер Мак-Куин пошел на сделку с совестью и тем самым запятнал свой безупречный авторитет журналиста. Вместе с тем, по их мнению, эта единственная ошибка не могла зачеркнуть достижений Мак-Куина, дела всей его жизни.
Далеко не столь великодушными оказались бульварные газеты, падкие до скандалов. В них попадались обвинения в адрес Элистера Мак-Куина в том, что он, якобы, неплохо наживался, замалчивая грязные дела Миллера в своей газете. Кое-кто из репортеров намекал, что эти тайные доходы пополнялись и за счет других крупных мошенников, которым Мак-Куин, по их словам, оказывал скрытое покровительство. Монк возмущенно опровергал все эти обвинения, но один вопрос неизменно задевал его за живое:
– Почему вы это сделали, Мак-Куин? Что заставило вас предать вашего отца? Как вы думаете, что бы он сказал вам, если бы очутился поблизости?
– Мой отец был достойным человеком, – заявлял Монк в ответ. – Но он не был совершенным. Он делал ошибки. Я уверен, что, имей он такую возможность, он бы и сам опубликовал эти статьи.
Крики и насмешки больно ранили Монка, но он продолжал говорить.
– Я думаю, отец одобрил бы мой поступок.
– А как же, конечно, одобрил бы! – крикнул один из репортеров. – Какой отец не желает, чтобы сын нанес ему удар в спину!
Лицо Монка горело от стыда и гнева. Когда он начинал писать первую из своих статей, он был так уверен, что отец согласился бы с ним. Но теперь, когда Монк мысленно умолял об ответе, тень Элистера Мак-Куина хранила подозрительное молчание. Теперь только один человек мог облегчить его ношу.
– Монк! Ты вернулся!
Ему казалось, что Роза еще никогда не была так прекрасна. Ее густые черные волосы были уложены в высокую прическу, закрепленную тонкими бриллиантовыми шпильками, она протягивала к нему руки в белых кружевах, алые полные губы смеялись, кончики пальцев ее были прохладными.
– Хелло, Роза, – негромко сказал он.
Она взяла его за руку и повела в гостиную, где слуги под присмотром Олбани накрывали на стол к чаю.
– Если бы я знала, что ты придешь, я бы все отменила, – щебетала Роза. – С минуты на минуту сюда пожалуют тридцать членов городского комитета покровительства изящным искусствам.
– Я ненадолго, – сказал Монк. – Дел невпроворот. Но мне хотелось просто зайти к тебе…
Впервые за несколько недель он не мог найти нужных слов.
– Да, ты выглядишь совсем измотанным. И неудивительно: все эти ужасные вещи, которые пишут в бульварных газетах о твоем отце… Как это недостойно!
– Роза… – Монк запнулся. Он так много хотел сказать, ему так многое нужно было услышать! – Роза, ты читала мои статьи?
– Конечно, читала. Они просто блестящие!
– У вас все получилось с акциями? Роза победно улыбнулась.
– Они снова там, где им полагается быть.
– Тогда все в порядке?..
Роза пытливо посмотрела на него.
– Конечно. С Полом Миллером покончено, и все благодаря тебе.
Монк поморщился, но тут же простил Розе эти бесчувственные слова.
– Знаешь, я хотел бы… то есть если ты не занята… может, мы пообедаем вместе?
Роза захлопала в ладоши от радости.
– Ах, милый, милый Монк! Ты совсем такой же, как тогда, на моей свадьбе. Такой серьезный и стеснительный. Конечно же, мы можем с тобой пообедать. Франклину не терпится тебя увидеть.
– Я думал, только ты и я…
– О, Монк, прошу тебя, – проговорила Роза с ноткой отчаяния в голосе. – Ведь ты же не будешь начинать все сначала.
– Что начинать?
– Эти твои глупости насчет любви.
– Но я же действительно люблю тебя! – выпалил он.
Роза встала с места и подошла к нему совсем близко.
– Мне не везло с мужчинами, – спокойно сказала она. – Тебе, как никому другому, должно быть это известно. Я очень хорошо отношусь к тебе, Монк, и я всегда ценила твою дружбу. Но я не люблю тебя в том смысле, в котором тебе бы этого хотелось. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь полюбить снова. Я поняла, что нельзя хотеть слишком многого сразу. У меня есть моя работа, которую я ценю превыше всего, и будущее, которое я должна построить. Пока мне больше ничего не нужно, и, может быть, так будет всегда.
Монк не осмеливался поднять глаза, пока Роза говорила. Он слышал слова, но сознание почему-то отказывалось их воспринимать. Они не могли быть правдой, в них невозможно было поверить. Реальными были лишь его слезы.
Послышался звон дверных колокольчиков.
– Это, наверное, твои гости, – хрипло сказал он. – Мне надо идти. До свиданья, Роза.
– Монк!
Но он продолжал идти – не к парадной двери, но в глубину дома, по коридорам, которые он так хорошо помнил, мимо горничных и поваров, сразу уступавших ему путь. Он прошел через сад, вышел из ворот на улицу и побежал куда глаза глядят.
Разоблачения, начало которым положили статьи Монка Мак-Куина на первых полосах журнала «Кью», приковали внимание всей страны к Вашингтону. Назначенная президентом Вудро Вильсоном комиссия начала слушания и за неделю до Рождества вынесла свое решение: материалы дела Пола Миллера следовало передать в федеральный суд, а Чарлз Хамболт, чьи показания оказались решающими, был освобожден из-под следствия.
Для широкой публики дело на этом было закончено. Общественное внимание было теперь привлечено к войне в Европе. Во всей стране бушевали дебаты между изоляционистами, протестовавшими против вмешательства Америки в конфликт, и интервенционистами, считавшими необходимостью поддержать Антанту. Когда Пол Миллер был приговорен к трем годам заключения в федеральной тюрьме за взяточничество и коррупцию, пресса отозвалась на это событие коротеньким сообщением, затерянным где-то в глубине «Нью-Йорк таймс».
10
Франклин Джефферсон взбежал по ступеням клуба «Метрополитен», преодолевая порывы начинающейся метели, несущиеся с Манхэттена. Оставив швейцару свою огромную енотовую шубу, он поспешил в бар, где клубные завсегдатаи пережидали вьюгу, весело обсуждая открывшуюся перспективу заночевать в стенах клуба. Франклину они напомнили компанию школьников, возбужденных предвкушением провести ночь вне дома.
С бокалом в руке он пробирался между столиками, узнавая знакомые лица и отвечая на приветствия, пока не наткнулся на Монка Мак-Куина, одиноко сидящего за своим столом в нише.
– Ты что, проказой заразился или попал к чертям на вечеринку? – весело поинтересовался он.
Монк поднял свой бокал в ответ.
– Наверное, и то и другое.
