Побочный эффект - Ольга Вечная
Никогда не умела спокойно принимать подарки дороже армянского коньяка, и сейчас больше напрягаюсь, чем радуюсь. Но Тимур... он, во-первых, выглядит превосходно. В чем нет ничего нового, согласна. Немногословен, собран.
И еще он беспрерывно работает.
И я, наблюдая, как его высокая фигура мелькает у кафе, невольно засматриваюсь на то, как на нём сидят голубые джинсы.
Особенно сзади. Безусловно я помешана на работе, но у меня же есть глаза. И сейчас поблизости нет пациентов!
Засматриваюсь, к слову, не я одна. Многие женщины его обсуждают. Потому что выделяется. Практически черными волосами, жестами, бесстыже пафосным белым чемоданом, стоящим сейчас рядом со мной...
На него бы чехол надеть, запачкают.
Тимур должен появиться в обед на выставке медицинского оборудования. Целый час, что мы ждем посадки, он говорит по телефону с одним из поставщиков и ходит из угла в угол. Необходимую врачам технику не закажешь на маркетплейсе — нужно ещё учесть все правила перевозки. Это непросто.
Когда он, наконец, возвращается, я делаю глоток кофе.
Тимур тоже отпивает из своего стакана, морщится.
- Купить вам новый горячий кофе? Этот явно остыл.
Мне хочется хоть как-то оправдать свое присутствие.
- Скоро посадка, мы не успеем, - бросает взгляд на очередь.
- Для нас разве не задержат взлет? Ненадолго, минут на десять, - улыбаюсь я.
В его взгляде мелькает понимание. На губах появляется улыбка, которую можно с натяжкой назвать смущенной, и я подаюсь вперед, чтобы разглядеть ее. С ума сойти, он... понял, о чем речь? Запомнил тот наш разговор!
- Боюсь, что нет, Алена.
- Почему? Вы же Эккерт!
Он явно обдумывает, что ответить.
- Возможно, в то время я несколько преувеличивал значение своего фамилии.
- Таак. Для вас рейс задержали или нет?
- Мы бежали, чтобы успеть.
Я вдруг представляю семью Маккалистеров, несущихся по аэропорту (отсылка к фильму «Один дома»), и становится так смешно, что хохочу вслух!
- Только никому не говори.
- Простите, но я не смогу удержаться!
- Нужно сохранить статусность.
- Вам придется меня убить. - И тут же закрываю рот ладонью, потому что Тимур демонстративно и довольно правдоподобно размышляет над этой возможностью.
Прищурился, вглядывается в мое лицо.
Вот блин.
- Только не скидывайте в воду, я очень боюсь холодной воды, - поднимаю ладони. - Еще больше, чем летать.
- Договорились. - Помешкав, он добавляет: - Мой отец тогда так наорал на маму, что вся поездка прошла на нервяке.
- О нет. Мне жаль, - улыбка тает. - Так сильно разозлился?
- Не любит бегать, - отвечает уклончиво.
- Она, наверное, расплакалась? Помните практику у Менухина? Он все время орал. Если расплакалась не при нем, а успела добежать до туалета - ты уже десять и десяти.
- Менухин вел себя как идиот. Ненавидел женщин любого возраста.
- Он до сих пор преподает.
- Серьезно? Ему сколько? Лет сто?
- Наверное. У меня год назад подрабатывала студентка медсестрой. Ничего не изменилось. Вам он, кстати, всегда хотел понравиться.
Эккерт морщится.
- Давай перейдем на ты, хотя бы когда наедине.
Я тут же закрываю рот. Настораживаюсь. Вот это смена темы. Наши взгляды встречаются, и что-то в его глазах заставляет меня отвести свои.
- Зачем?
- Хочу посмотреть, как ты будешь делать над собой усилие, - усмехается демонстративно.
Я вздергиваю подбородок и снова смотрю в его глаза, на этот раз смело.
Они смешливые! Тимур Эккерт явно забавляется, я догадываюсь, что его рассмешила именно я, но понятия не имею, каким образом.
***
В самолёте наши места, конечно же, рядом. Я тут же утыкаюсь в телефон — чтобы занять себя делом.
- Пока есть время, решила написать гайд для женщин, - поясняю, чувствуя прямой взгляд. - Советы по гигиене, тренировкам мышц тазового дна, да и общие рекомендации. Хорошо бы еще добавить несколько схем, чтобы женщины разобрались в своей анатомии. Многие... - запинаюсь. С ним говорить сложно даже по теме профессии, - не знают элементарного.
- Интересно.
- У меня давно материал копился, все некогда было заняться. Вот, хочу систематизировать. Если понравится, выпустим от «Эккерт-про».
- Не жаль будет?
- Нет, конечно! Я видела у вас брошюры по питанию, анализам. Почему бы не дополнить еще одним. Можно мое авторство не указывать, во избежании проблем из-за хейта. Пусть кто-нибудь, кому вы доверяете, перепроверит. Роман Михайлович, например.
Капитан корабля объявляет, что экипаж готов к взлету, после чего самолет начинает разгоняться.
Тимур Эккерт берет меня за руку.
Я дёргаюсь, поворачиваюсь к нему, но он вглядывается в мутное небо за иллюминатором, словно оно требует повышенного внимания. Не знаю, как поступить. Медлю.
Приходится тоже уставиться в иллюминатор, делая вид, что всё в порядке.
Конец февраля, и небо по-прежнему пасмурное. Но это хорошо, весна означает конец марта, а значит, первый суд. Пусть зима хозяйничает подольше.
Его рука большая и теплая. И я... была совершенно не готова к прикосновению. Черт. Оно не похоже на дружеское. Заставляет поерзать на сиденье. Мешает сосредоточиться.
Наши пальцы переплетаются.
- Тимур Михайлович, зачем это?
- Мы же договорились на ты, - говорит он, сжимая мои пальцы крепче.
Воздух гулко давит на барабанные перепонки, уши закладывает. Железная птица, к которой мы пристегнуты широкими ремнями, стремительно набирает скорость. Я закрываю глаза. И сжимаю его руку в ответ.
Кожу покалывает.
Понятия не имею, что задумал Тимур. Если бы мы были в фильме, во всем Санкт-Петербурге непременно остался бы лишь один свободный номер и обязательно для молодоженов.
Но мы в реальности. А в реальности главврач «Эккерт-про» может сознательно забронировать общий номер. И нужно будет принять решение.
Да или нет.
Его поцелуи все еще слишком живы в памяти, чтобы даже мысленно возвращаться к ним, тем более в его присутствии.
Но сейчас, болтаясь в километре над землей, вдали от дома и неприятностей, я почему-то очень крепко держусь за него. И мне... становится легче.
Глава 26
Мы выходим из отеля, и я не выдерживаю:
- Вы ведь сами сказали, что нам нужно узнать друг друга поближе.
Номера раздельные, но рядом. Похоже на компромисс. Из окна открывается прекрасный вид на церковь.
- Да, обязательно, - соглашается Эккерт и снова берет меня за руку.
Едва не вздрагиваю. Странное чувство — столько часов видеть эти руки в операционной и вдруг держаться за них. Как будто привычный инструмент неожиданно
