Малыш, который живет под крышей - Дарья Волкова
На следующий день на том самом проваленном диване она стащила штаны с Ваньки Ломакина. А он не очень-то и сопротивлялся. И не в сломанной руке дело было. В финале действа их застукал Лекс, но ей было уже всё равно. Ей стало плевать на Лекса. Ей стало плевать на себя. Период полураспада начался. Включился обратный отсчёт – разрушения ее души. И прямой отсчёт – тех, кто становился ее партнёрами. На одну ночь. На пару ночей. Иногда на целую неделю или на две. И еще включился счётчик литров алкоголя. Ей нужно было это простое обезболивающее – без наркоза убивать себя было все же слишком мучительно.
Агония продолжалась примерно полгода. И прекратилась тремя пощёчинами от тяжёлой руки капитана Биктагировой, вырванным шпингалетом и слезами двух женщин, сидящих на полу в ванной. Кира попыталась склеить то, что еще осталось. Восстановилась в техникуме. Дисциплинированно его окончила. На тот момент Оксана уже работала в «Артемиде», и по совету матери Кира попросилась туда стажёром. Жила одним днём. Чужим умом. Не помня, не понимая себя. Словно новорождённый котёнок – вслепую. Лишь бы не помнить того. Что было до.
Чай в ее руках давно остыл. Она это поняла, когда отпила. Долгий был рассказ – в горле пересохло. В душе пересохло – никому она не рассказывала, как оно было. Вот так, без купюр, как есть. Даже мать не знала всего, всех деталей. А благовоспитанному архитектору в белых носочках Кира взяла и всё выложила. Как на исповеди – так, кажется, говорят.
Благовоспитанный в белых носках молчал. Потёр переносицу. Почесал затылок. Кашлянул. И подал голос.
– Скверная история.
Кира молчала.
– Лекс – козёл.
Пан Мáлыш лаконичен. А ей сказать было нечего. Пока нечего – или вообще.
– Но всё же мне так и осталось неясным… – Макс почесал одной ступней другую. – Какое отношение всё это имеет к Козикову?
– Ты не понял, что ли?!
– Не-а. – Он для убедительности помотал головой. Потянулся за бокалом, отпил согревшегося и противного пива. – Не понял. Объясни.
– Я… – Кира задохнулась. Ей казалось, что всё и так понятно. – Да я… Ты знаешь, сколько у меня их было? Мне после такого количества какая уже разница! Одним больше, одним меньше.
– Ну и сколько же? – невозмутимо полюбопытствовал Макс, словно речь шла о цене на квартиру.
– Что? – Кира опешила.
– Я спрашиваю: сколько? Давай, колись. Взялась хвастаться – подтверждай фактами.
Придурок. Натуральный придурок!
– Не знаю! Я не считала! Много! Каждую неделю новый. И так полгода.
– Полгода, значит? – Мáлыш поскреб щёку. – Каждую неделю новый. Стало быть, – он начал демонстративно загибать свои длинные пальцы, – это четыре на шесть. Двадцать четыре? Н-да… – Макс хмыкнул, укоризненно покачал головой. – Слабовато, Кира Артуровна. У меня больше.
– Ты… Ты… Ты… – слов просто не находилось. Глухой он, что ли?!
– Я, я, натюрлих, – кивнул спокойно Макс. – Стыдно с таким послужным списком выпендриваться, ясновельможная панночка.
– Придурок! – все-таки вырвалось у нее. – Ты что, разницы не понимаешь? По-твоему, я поступила нормально?! По-твоему, это для девушки – нормально?!
– Начать надо с того, что это с тобой поступили не то что ненормально – подло, – неожиданно серьёзно и мрачно ответил Макс. – И то, что тебя после этого с резьбы сорвало – я понимаю. Правда, понимаю. Я видел, как у девчонок молодых от несчастной любви еще и не так крышу… сносит. Это неправильно, – он дёрнул плечом. – Но это бывает. Так что…
– Ты что, совсем ни хрена не понял?! – Она уже может только орать. – Ты считаешь, что это нормально – каждый день трахаться с новым человеком?!
– Нет, – жёстко ответил он. – Это ненормально. Но я знаю, как срывает иногда башню от вседозволенности. Как идёшь в разнос и не можешь остановиться. Так бывает. Я не говорю, что это хорошо. Но у тебя были причины. Веские причины.
– Это всё объясняет, по-твоему?! – Громкость не выключалась. Хотелось орать, визжать и разбить что-то. Хотя бы кружку в руках. На идеально чистый светло-бежевый ковёр. – Были причины, накосячила, теперь же все о’кей, так, что ли?!
– Знаешь, когда мне было восемнадцать, я помочился в Большой каскад в Петергофе. На спор, – Макс криво усмехнулся. – Я не горжусь этим. Я был молодой, восемнадцатилетний дурак. Когда мы с тобой были в Петергофе, я вспомнил об этом. Я каждый раз вспоминаю об этом, когда бываю в Петергофе. И мне неловко. Но это же не причина, чтобы пожертвовать всё своё движимое и недвижимое имущество государственному музею-заповеднику Петергофу.
– Ты прикидываешься или вправду такой тупой?! – Сейчас у нее не было вменяемых аргументов. Только эмоции – яркие и совершенно неконтролируемые.
– Еще вопрос кто из нас тупой! – вдруг рявкнул пан Мáлыш. – Да, я не понимаю! Не понимаю, почему умная, красивая, самостоятельная и вообще удивительная девушка засовывает свою жизнь в задницу из-за событий десятилетней давности!
– Что-о-о?! – только и смогла выдохнуть Кира.
– То-о-о! – передразнил ее Макс. – Всё это в прошлом. Блин! – Он взъерошил волосы, продемонстрировав чисто выбритую подмышку. – Я не верю, что объясняю такие очевидные вещи внешне вроде бы совершенно взрослому человеку. Кира, жить надо для себя. Не назло кому-то, не ради кого-то. А для себя, в первую очередь. Чтобы тебе было хорошо. Не Оксане, не Владу, не этому козлу Лексу. А тебе. Себя надо любить, Кира Артуровна. Стыдно это не понимать в твоём возрасте.
В голове у Киры что-то непрерывно взрывалось. Она рассказала ему. Спонтанно, неожиданно для себя поддалась порыву и рассказала. То, о чём никому никогда не рассказывала. Душу вывернула. До обморока боялась увидеть в его глазах презрение. Как у Оксаны. Наверное, в глубине души надеялась увидеть сочувствие, как в глазах мамы. Дудки. Макс был другим человеком. Ни презрения. Ни сочувствия. А что-то иное. Он ей говорил что-то неправильное. Что-то, что разносило всё внутри. Что-то, что заставляло ее чувствовать себя… Нет, не привычно грязной. Наоборот. Маленькой, глупой девочкой, которую распекает взрослый умный дядя. Не грязной шлюхой. А маленькой глупой девочкой. Всё снова встало с ног на голову. Земля и небо поменялись местами.
– Да иди ты! – у Киры не нашлось ничего умнее. – Я домой поехала! – Она принялась резко стягивать с себя его футболку.
– Ага, сейчас, прямо! – снова рявкнул он. – Я тебя из ресторана увёз, по дороге тебя тошнило, между прочим! Потом я тебя на руках пёр до квартиры, ждал, пока ты проспишься. Чаем напоил. А теперь ты домой намылилась? Да как же! Сначала ты должна у меня отсосать. В знак благодарности.
– Иди ты в жопу! – Слова вылетели до того, как она успела полностью осознать сказанное им. Автоматически.
