Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
– Зачет, – произносит он, вставая, а потом вдруг напевает едва слышно: – Я знаю, что пики – это мечи солдат. Я знаю, что трефы – орудия войны11, – а потом наклоняется и шепчет на ухо: – Он может спрятать в руке короля, пока все о нем забыли.
И уже выходя из кабинета, бросает:
– Твоя карта в боковом кармане рюкзака. Да, и подумай, детка.
Я расстегиваю «молнию» своей сумки, откуда мне улыбается дама пик.
***
После окончания урока я не двигаюсь с места. Поднимаю взгляд и жду, когда моя подруга (подруга ли?) вместе со своим новым парнем окажутся у моей парты. Я смотрю ей прямо в глаза. Больше всего меня ранит то, что я вижу в них страх. Иви поняла, что поймана с поличным.
– Иди, я догоню, – говорит она Сольдо и отпускает его.
Класс пустеет, а мы так и остаемся стоять.
«Почему ты мне ничего не сказала?»
Из-за нервов, напряжения, а также понимания того, что все вокруг начинает рушиться, я готова расплакаться. Август мне мстит! Мы забрали все у них, поэтому теперь он хочет забрать все у меня. Сначала Эрик. Теперь Иви. Он шаг за шагом разрушает мою жизнь.
– А что это меняет?
«Как это что? – вскидываюсь я. – Мы ведь друзья, разве не я должна узнавать о таких вещах первой?»
– Ну, ты мне тоже не говорила, что до сих пор сохнешь по какому-то пацану, что разок подержал тебя за руку, – пожимает плечами Ив.
Ее слова бьют, как пощечина.
«Уже жалею, что сказала», – резким жестом показываю я и, не оборачиваясь, ухожу, слыша, как Ив кричит вслед:
– Не тебе решать, с кем мне встречаться, Анна!
Не успеваю я даже дойти до стоянки, от нее приходит сообщение: «Думаю, нам стоит не общаться какое-то время».
Но я не отвечаю, у меня звонит телефон. Первая мысль, которая приходит в голову: «Что-то случилось», потому что все знакомые, включая парикмахера, в курсе, что я использую только сообщения.
– Слушаю, – хриплю я.
– Анна Суворова? – раздается незнакомый голос, и я испуганно замираю.
– Да, это я.
– Добрый день, это Джуди Локвуд из школьной администрации. Я знаю, что тебе тяжело разговаривать, поэтому буду краткой. Мы бы хотели побеседовать с тобой. Вопрос крайне важный, поэтому я прошу тебя сделать это в ближайшее время.
– Я что-то совершила? – испуганно шепчу, заранее представляя, как громко станет кричать мама, если меня вдруг выгонят из этой школы.
– Нет, все в порядке. Мы просто поговорим. Как насчет пятницы?
Ох, что-то эта идея мне совсем не нравится, но, соответствуя образу идеальной ученицы, я конечно же соглашаюсь, и спустя несколько дней стою перед кабинетом с золотистой табличкой «Д.Локвуд. Школьный психолог».
Секретарь приглашает меня войти и жестом указывает на стул напротив стола, заваленного личными делами учеников. Я сажусь.
– Как у тебя дела? – Переложив их в несколько стопок, женщина, наконец, поднимает взгляд. И улыбается как пиранья. Очень не по-доброму. – Держи, – протягивает мне блокнот и карандаш. – Так тебе будет комфортнее.
Вместо «спасибо» я просто киваю.
– Не буду ходить вокруг да около, Анна, – произносит она. – Вопрос очень серьезный. Я хочу поговорить с тобой про Эрика.
И смотрит так пристально, что я тяжело сглатываю, боясь пошевелиться. Как загипнотизированный удавом кролик.
– Камера на выходе из школы показала, что к баскетбольным площадкам вы шли вместе.
Я открываю чистый лист и пишу.
«Он остался, а я ушла».
Но мисс Локвуд качает головой.
– Другая, у задних ворот, видела большую группу ребят из Ржавого города, которые тоже шли в этом направлении, но вот незадача… Камеры на баскетбольной площадке, которые могли бы зафиксировать этот… – она словно подбирает нужное слово, боясь произнести правду, и откашливается: – инцидент… Они оказались разбиты. А это уже совсем меняет дело, правда?
Осторожно кивнув, я вцепляюсь в подлокотники кресла.
– Буллинг в школе «Вудсайд Хай» неприемлем в любом проявлении. Не важно, по половому, расовому или любому иному признаку. Скажи, тебе есть, что рассказать мне? Возможно, ты видела что-то?
Я испуганно оглядываюсь назад, словно в поисках путей побега.
– Пожалуйста, Анна, постарайся вспомнить. Это очень важно.
Молчу, боясь выдать себя лишним движением.
– О нашем разговоре никто не узнает, – уверяет психолог. – Все, что ты расскажешь, исключительно конфиденциально. Давай, я помогу.
Она протягивает руку к стопке фотографий, их не меньше дюжины, и раскладывает передо мной, словно пасьянс.
– Посмотри на этих ребят. У нас уже есть определенные доказательства, в том числе слова самого Эрика, но мы не можем принимать столь серьезные решения, основываясь только на его показаниях. Слишком многих он обвиняет, слишком сильна его травма, а цена ошибки велика.
– Он больше не вернется, да? – шепчу я.
– К сожалению, нет, – огорченно качает головой мисс Локвуд. – Его родители настояли на переводе в другую школу. Мне жаль.
Я снова смотрю на фото. Прямо передо мной лежит фотография капитана баскетбольной команды.
– Нельзя оставлять такие вещи безнаказанными.
«Верный-верный пес, не умеющий даже защитить свою хозяйку. Смотри, как сейчас твою девочку заберет тот, кто ее заслуживает».
«Сет Гарсия», – беззвучно произношу я, и когда толкаю его фотографию вперед, мои ладони дрожат.
– Молодец, Анна. То, что ты делаешь очень… очень важно.
У мисс Локвуд звонит телефон, но она не выключает звук и не протягивает руку к трубке, и эта жуткая трель буквально разрывает мне мозг.
«Томас Риверо».
С фотографии на меня смотрит худощавый парень с ямочками на щеках и темными волосами, вьющимися легкой волной. Они зовут его Сольдо.
Парень Ив. Ее первый парень. Простит ли она меня, если вдруг узнает?
– Все хорошо, милая. Просто знай, что ты поступаешь правильно.
Вот только никто не слышит, как сильно грохочет мое сердце. Как бешено разрастается паника. Закрыв глаза, я выбираю его портрет. И когда черта пересечена, становится проще. Следующие двое для меня не более, чем лица на карточках. Я не знаю их имен, чем они живут и как проведут сегодняшний вечер. Сейчас они для меня безымянные.
– Это все? Посмотри еще, не торопись. Постарайся вспомнить, Анна. Это очень важно.
Кажется, она повторила эту фразу уже минимум сотню раз. Ладони потеют, и мне становится буквально
