Огненное сердце - Юлия Резник
– Дим, а ты с какой целью интересуешься? – изучаю его, чуть наклонив голову.
– Ну, мы же друзья, – не моргнув глазом парирует тот.
– И? Думаешь, я сейчас все брошу и начну плакаться тебе в жилетку?
– Почему нет? Я не против. А ты хочешь поплакаться?
– Ты провокатор, – губы растягиваются в улыбке. – Ничего я не хочу.
И продолжать этот разговор тоже. Мне не нужна его жалость. И сочувствие мне не нужно. Потому как за этим всем стоит одно стремление – ткнуть меня носом в то, что с ним бы мне было лучше. Никак Димка не хочет признавать, что наши отношения изначально – утопия. Но в действительности держится так, что мне не в чем его упрекнуть. Следуя нашим негласным договоренностям, он действительно не позволяет себе ничего лишнего. Будто и впрямь переключился. Будто и без меня живет свою лучшую жизнь. Девок опять же пользует. Это я каким-то непостижимым образом все сильней к нему прикипаю. Знаете, есть люди, к свету которых невольно тянешься. Димка такой. Он заряжает. Смотришь на него и поверить не можешь, что он реальный.
– Ладно, давай заканчивать. Уже поздно.
Иду к себе, забираю сумочку, опечатываю кабинет. Но все равно на стоянку выхожу вместе с Димкой. Поджидал он меня, что ли? Здесь почти пусто. Поэтому две приметные машины из кортежа Сидельника сразу же бросаются в глаза. Мы с Димой останавливаемся как по команде. Та машина, что стояла ближе, выезжает в проезд и останавливается аккурат рядом с носами моих туфель. Стекло опускается, в просвете мелькает физиономия Ярика.
– Садись. Подвезу, – командует он. Порядком охренев от такой постановки вопроса, перевожу растерянный взгляд с отца на сына.
– Добрый вечер, – усмехается Димка, заталкивая меня себя за спину. И нет в его ухмылке ничего веселого. Только злость. И… предостережение? Мне ли? Отцу?
Какого черта вообще происходит?
– Я на колесах, спасибо, – бросаю, выглянув из-за Димкиного плеча. На что Сидельник холодно замечает:
– Садись. Это в твоих интересах, потом спасибо мне скажешь.
И, конечно, я заглатываю крючок, как он и рассчитывал.
– Ты хорошо подумала? – придерживает меня за руку Димка. – Я бы ему не верил, – добавляет тише, склонившись так низко, что почти задевает губами ухо.
– Конечно, Дим, ты чего? – деланно удивляюсь я. – Вернусь, надо будет все же раскрасить кувшинчик.
– Турку.
– Да-да, ее. Запиши меня на мастер-класс.
Улыбнувшись еще раз напоследок, дергаю дверь. Не знаю, как там Димка, к нему я уже спиной, но Сидельник бросает на сына просто убийственный взгляд. И да, может, он когда-то давно и хотел наладить с ним контакт, но с тех пор что-то явно изменилось. Я ни на грамм не верю в сказку о внезапно проснувшейся отцовской любви. Когда любят, так не смотрят, вот правда.
Под моим недоуменным взглядом Ярослав отодвигается на противоположный конец дивана. Я молча усаживаюсь рядом. Вместо сердца в груди бьется предчувствие надвигающейся беды. Кажется, повисшей тишиной я отодвигаю наступление конца света.
Машина плавно трогается с места. Димка смотрит нам вслед.
– Мне жаль, – шепчу я, облизав губы.
– Кого? Меня, что ли? – иронично вздергивает бровь Яр.
– Нет, того, что все так… Чего они на тебя ополчились?
Впервые поворачиваюсь к нему лицом. Сидельник смотрит на меня во все глаза и в задумчивости трет нос указательным пальцем.
– А ты, стало быть, не знаешь?
Он сощуривается. Взгляд цепляется за меня как репей. Неприятно и колко. Отчего я невольно ежусь.
– Нет.
– Дай-то бог, Амаль. Дай-то бог.
Он угрожает мне. Вот так неприкрыто мне угрожает. Это ясно как божий день. На руках приподнимаются тонкие прозрачные волоски. Во рту сохнет. Страх беснуется и уничтожает внутри меня что-то важное, хрупкое…
– Ты о чем сейчас, Яр? На что намекаешь?
– Да так. Вот вспомнилось, что ты вроде девочка правильная. Предательства не прощаешь.
Он намекает на свою измену? Но при чем здесь она? Бред какой-то.
– Уж какая есть, – пожимаю плечами, а сама на ручку кошусь, готовая, если понадобится, на ходу выскочить.
– Нет-нет, это неплохо, что ты! Я ведь тоже такой, оказывается. Мстительный. – Яр косится на меня с оскалом. Это так жутко, что едва ли мне удается скрыть охватившую тело дрожь.
– Я тебе не мстила, Яр. Просто не могла быть с мужчиной, который мне изменил.
– Да-да, это понятно.
– Непонятно, почему мы вновь об этом говорим спустя столько лет.
– Ну, а как же поговорка о том, что месть – это блюдо, которое подают холодным? Вот ты как к ней относишься, м-м-м?
– Мне кажется, что ты чересчур высокого о себе мнения.
– Я-я-я?
– Ну да. Если думаешь, что я десять лет жила мыслью об этом. Не хочу тебя разочаровывать, но мои чувства к тебе, любые чувства, – подчеркиваю, – давным-давно в прошлом.
И вот тут Сидельник начинает ржать, постукивая себя по ляжкам.
– Вот это я о себе возомнил, да?!
Это жутко. Просто жутко, и все тут. Не знаю, как реагировать, но желание сбежать становится нестерпимым. И никакие доводы разума о том, что нас видели, о том, что он ничего мне не сможет сделать, ибо у этого куча свидетелей, больше не работают. Я просто его боюсь.
– Яр…
– А кого ты любишь, Амаль? Только не говори, что Гатоева.
– Тебя это не касается, – шепчу, сжав руки в кулаки.
– Ты из-за любви ему помогаешь, да? Ну, что молчишь? Ты что ему рассказала?
– О чем?
– Обо мне! – орет.
– А что я о тебе знаю, Яр? Просто включи, блядь, мозги, и скажи – что я о тебе знаю? Ничего?!
– Окей. А то, что твой ебарь играет за команду тех, кто меня топит, тебя вообще никак не смущает?!
– Да я впервые об этом слышу!
И потому в груди все дрожит. И мысли в голове мечутся. И будто обрывками фотографий перед глазами кружатся эпизоды из нашей жизни с Мусой. А потом складываются в понятную, сука, такую понятную мне картину…
Нет. Ну, пожалуйста… Нет. Только не это, пожалуйста.
– Как ты можешь быть одновременно такой умной и такой дурой? – презрительно кривит
