Арина Ларина - Досье на невесту
Серым похмельным утром следующего дня под аккомпанемент ударов пульса в раскалывающейся голове у Ромы возникло стойкое желание, чтобы в квартире появился запах пирожков, в кухне кто-нибудь шуршал продуктами и гремел посудой, и чтобы мягкая улыбчивая женщина принесла ему попить и пожалела. Ни одна из его транзитных подруг не была способна ни на пирожки, ни на жалость, а приходящая дважды в неделю домработница занималась только уборкой, все остальное в договор не входило.
В кухне витал какой-то смутно знакомый неприятный запах. Оторвав зубами уголок пакета с соком, он начал жадно пить, одновременно шаря глазами по помещению в поисках источника смрада. Не надо было обладать какой-то исключительной дедукцией, чтобы понять, что причиной дискомфорта было помойное ведро, заботливо спрятанное под раковиной.
Рома оглянулся: приличную женщину в его берлогу можно было приводить только непосредственно после визита уборщицы, поскольку уже через сутки он умудрялся свести на нет все ее усилия по поддержанию в квартире порядка.
Взяв мусорное ведро, он вышел на площадку. Из мусоропровода торчала лыжная палка, воткнутая в торчавшие коробки и бутылки, усыпанные отходами. Надо было идти на улицу. Накинув куртку, Рома двинулся на помойку, где ему и повезло найти себе новую секретаршу. Вернее, нашел он не ее, а Диану Михайловну, круглолицую бабульку, входившую в домовый комитет и развивавшую бурную деятельность по борьбе с дворниками и жилконторой. Приметив приближающегося соседа, она, радостно потрясая своим ведром, завопила:
– Видали, что делается?! Мусоропровод забит, контейнер третий день не вывозят, близко не подойти! И это зимой! А что будет летом?!
Что будет летом, Рому не интересовало. Более того, он совершенно не планировал составлять компанию скучающей пенсионерке, оживавшей в борьбе за правое дело. Он молча вытряхнул мусор и, вежливо кивнув бабке, горланившей, как на баррикадах, хотел уже уйти. Но Диана Михайловна не желала бороться в одиночестве и без зрителей. Дома у нее было пусто и тихо, поэтому она жаждала общения.
– Что, заболели? – с преувеличенным вниманием начала приставать она к Роме, осторожно пытавшемуся ее обойти.
– Нет.
– А что такой грустный? Случилось что? На работе? Может, помочь чем?
Чтобы отвязаться от общественницы, не знавшей, куда выплеснуть распиравшую ее энергию, он буркнул:
– Секретаршу ищу, не поможете?
– Конечно, – бабка всплеснула руками и вцепилась в его рукав. – Есть у меня кандидатура.
Это было неожиданно. Вместо того чтобы уйти, пришлось выслушать путаный рассказ со множеством неизвестных ему действующих лиц, постоянно приплетаемых Дианой Михайловной к туманному повествованию с добавкой «ну, вы его/ее знаете». Суть сводилась к тому, что на одной лестничной клетке с бабулькой проживала некая Валентина, работавшая раньше секретарем, а ныне безработная.
– Нынче же как: подавай молодку с длинными ногами и без юбки, – просветила его бабка. – Никому нормальные люди не нужны. А она что? Хорошая баба, тихая, непьющая…
Роману стало смешно. Можно подумать, что бабка пристраивает на работу слесаря, хотя, если девица работала раньше секретарем…
– Вы вот что, – он порылся в кармане и откопал визитку, – передайте ей, пусть звонит. Как ее, Валентина?
– Ага, – обрадовалась Диана Михайловна, – Валька!
– Ну вот, пусть звонит, – Рома убил сразу двух зайцев: отвязался от старухи, которая на удивительной скорости понеслась по обледенелому двору, побрякивая ведром, и, возможно, нашел себе секретаршу. Хотя характеристики были даны слишком расплывчатые. То, что тетка не будет буянить и распивать водку на рабочем месте, еще ничего не значило, надо было ее смотреть.
Валентина оказалась интеллигентной женщиной лет сорока. Она была тихой, незаметной и весьма компетентной. Рома только диву давался, как кадровики не разглядели этот клад раньше его. Новая секретарша, конечно, не обладала никакими выдающимися внешними данными, более того, она выглядела довольно невзрачно, но она так преданно смотрела в глаза новому шефу и так откровенно благодарила за предоставленное рабочее место, что сотрудничество обещало быть более чем выгодным. Тем более что она не претендовала на мужское внимание начальника и имела дома супруга и двух великовозрастных дочерей.
Дима тихо посмеивался над его выбором, но Рома снисходительно прощал своего более молодого приятеля, еще не пересмотревшего свои ценности. Роман уже знал, что идет верной дорогой. В условиях новой реальности мыслить надо было нестандартно, тем более что образ пухлой круглолицей женщины прочно вытеснил из его сознания голенастых и разбитных девиц. Подобострастное отношение к нему Валентины и очередная длинноногая подружка, прицепившаяся к нему в клубе и желавшая выжать из его кредитной карточки все соки, натолкнули Романа на мысль, что жену надо искать не среди дам своего круга или упорно отиравшихся рядом девиц, а следовало идти в народ.
Первое же «хождение в народ» – а именно поездка в метро – сильно разочаровало его. Если на тусовках он натыкался на жадные взгляды хищниц, то в общественном транспорте, где он давно не ездил, все было то же самое, только женщины были попроще, а запахи и толчея – сильнее. В результате его основательно помяли, сперли кошелек, оторвали пуговицу и заразили гриппом. Рома отчаялся: где искать девушку, которая упорно снилась ему ночами, он не знал. Поэтому, когда Дима, не разделявший его тяги к простушкам, но искренне желавший помочь, предложил познакомить друга с Викой, Рома с радостью согласился. Действовал он по обычной схеме, зная, что девушек надо брать приступом, не давая разглядеть свои дефекты. Вика оказалась близка к образу, но почему-то к ней не тянуло. То есть тянуло, но совсем не так, как хотелось. Похоже, что от долгих поисков у Ромы случился капитальный сдвиг в сознании и окончательно проснулись отцовские чувства.
Покопавшись в собственных мыслях, он с изумлением понял, что ему хочется заботиться об этих двух одиноких женщинах, причем одобрение и внимание Екатерины Андреевны для него почему-то было важнее. Никогда раньше его не волновало, как к нему относятся мамы его девушек. Более того, он никогда не видел ни одну из родительниц и встречаться с ними не собирался. Его отношения с Викой оказались второстепенными, поскольку к ней он относился, как к младшей сестре, которую хотелось поучать, наставлять на путь истинный и оберегать, а вот к ее маме… Здесь он терялся в попытках классифицировать свои ощущения и пугался собственных догадок.
За окном истерически надрывалась какая-то мелкая, судя по тембру лая, собачонка. Марина покрутилась в кровати, принимая красивую позу и прислушиваясь к шуму воды, доносившемуся из ванной.
