Обещаю, больно не будет (СИ) - Коэн Даша
А меня от него будто бы крутым кипятком обварило. Трясёт.
— Никогда между нами не было нормально, Басов. Никогда! Ты врал мне, измывался, смеялся за глаза, предавал, — я сорвалась на крик, но тут же стихла. Ярость застилала глаза. Раны, нанесённые этим парнем моему сердцу в прошлом, вновь заболели в полную силу.
И уже не стерпеть. Не заглушить никакой анестезией.
— Ты ведь и меня осудил под стать себе. И знаешь почему? Потому что при всём своём эгоизме, ты прекрасно понимаешь, что любить тебя не за что. Что ты чёртова пустышка, Ярослав!
Всё!
Высказалась. Вывалила ту кучу дерьма, что носила в себе все эти годы.
Сделала пару шагов назад и упёрлась ягодицами в спинку дивана. Присела, дыша так, как будто пробежала многокилометровый марафон. Руки плетьми упали вдоль тела. Меня откатило в точку невозврата, где уже плевать, что будет дальше.
Полегчало ли мне? Нет.
Когда за рёбрами вопит дурниной израненное сердце, априори не может быть легко и хорошо. Потому что эта глупая, недальновидная мышца до сих пор что-то испытывала к своему мучителю. Иррационально к нему тянулась. Верила, что где-то там, за сотней стальных дверей под амбарными навесами, спрятано нечто светлое и чистое.
То самое, что может оправдать его веру в этого жестокого человека.
— Я тебя понял, Истома, — на выдохе и тихо произнёс Басов, а затем окончательно вышел из-за стола, — поехали, отвезу тебя домой.
Господи, неужели достучалась?
Глава 24 – Курочки
Вероника
Прохожу в прихожую. Проверяю телефон и чертыхаюсь, понимая, что он разрядился в ноль. Наверное, Марта там с ума сходит от беспокойства, пока я тут чёрт-те чем занимаюсь. Обуваюсь, нервно одёргивая подол своей юбки и переживая, что на мне нет белья. Выйти в таком виде на улицу просто уму непостижимо. Но разве у меня есть выбор?
Плевать! Приклеила на лицо маску абсолютного покерфейса и молча ждала, когда Басов оденет на свои телеса что-то более приличное, чем его домашние штаны, недопустимо низко сидящие на узких бёдрах.
Прикрыла глаза и прислонилась к стене, мысленно сравнивая две картинки: сейчас и три с половиной года назад. Да, не хочется признавать, но тело Ярослава стало ещё более совершенным. Жилистое. Тугое. Словно бы вылепленное рукой безумного скульптора.
Кубики эти чёртовы. Косые мышцы паха, которые одним своим видом заставляют смотреть туда, куда смотреть категорически нельзя. Ямочки на пояснице. Идеально вылепленные бицепсы. Вот только вся эта вычурная мужская красота принадлежала предателю. Беспринципному и жестокому.
Наконец-то появился, надевая часы на запястье. На меня даже не смотрит, чему я была несказанно рада. Молча обулся, открыл дверь и выжидательно уставился в никуда, без слов давая понять, чтобы я выметалась с его территории.
Не смею возражать. Подхватываю свой рюкзак, закидывая его на плечо и поспешно переступаю порог. За спиной слышу, как захлопнулась дверь, как провернулись ключи в замочной скважине и неожиданно замерла, чувствуя загривком подавляющую ауру Басова, который, кажется, подошёл ко мне максимально близко.
Впрочем, проверять не стала. Побоялась, ощущая, как ползут по позвоночнику мурашки. Как покалывает шею электрическим током от этой нежеланной близости. Как чуть шевельнулись волосы на затылке от его дыхания. Вспыхнула, чувствуя, как медленно, но неотступно приливает раскалённая кровь от груди и до самых кончиков ушей.
— Лифт вызвала? — слышу его хриплый голос слишком близко. Вздрагиваю, явственно ощущая, как возятся ядовитые змеи внизу живота и со всей дури жалят меня, напоминая, насколько губительны могут быть чувства к этому парню.
— Да, — мой голос рвётся так же, как и у него.
— Хорошо...
Не то слово. Куда орать от счастья?
Наконец-то металлические створки раздвинулись перед нами, и мы вошли внутрь. А затем встали друг напротив друга. Я упёрла взгляд на носки своих туфель. Басов — вперил свой точно на меня, очевидно, намереваясь таким образом просверлить мне несколько ментальных дырок в черепной коробке. И чем дольше я чувствовала его пристальное, изматывающее внимание, тем сильнее меня трясло.
Пока, наконец-то, окончательно не размотало. Подняла глаза и выстрелила вопросом ему прямо в лоб.
— Ну что?
— Прощаюсь, — дёрнул он плечом и уголком рта. — Или это тоже из разряда «нельзя», Ник?
От его слов неожиданно, но отчётливо заныло в груди. Протяжно так. Тоскливо. Нет, это была не внезапная боль, на грани паники и всепоглощающего отчаяния. Это было больше похоже на смертельную и неизлечимую болезнь — страшно, но ожидание конца уже не изматывает, а скорее сулит освобождение, за которым кроется миллионы «а что, если бы...». Вот только ответ я знаю наперёд.
— Ничего, — и зачем-то произношу это вслух.
Лифт останавливается на подземной парковке. Басов идёт впереди. Я чуть позади, уговаривая не поднимать на него глаза и не жрать его взглядом. Не получается, я всегда восхищалась его статью, выправкой и уверенной походкой. Вот и сейчас меня пробрало. И отчего-то вспомнился тот восторг, когда я глядела на него с пеной у рта и думала, что он исключительно мой.
Лучший. Не такой, как все. Любимый...
Садимся в его машину, и снова воспоминания ядерными боеголовками бомбардируют мои мозги: сильные руки на руле, тихая и тягучая музыка, сосредоточенный взгляд на дорогу — как же обманчиво хорошо мне было тогда с ним. До такой же степени плохо сейчас.
Отворачиваюсь. Сцепляю пальцы в тугой замок, до побелевших костяшек, и тупо жду, когда же уже покажется дом, в котором располагалась квартира Марты. Там я смогу спрятаться. От всего: этого парня, своих мыслей и бесконечной тупой боли за рёбрами.
— Приехали, — выдернул меня обратно в реальность голос Басова, и я вздрогнула.
А затем молча, не прощаясь, потянула руку к дверной ручке, чтобы поскорее сбежать отсюда. Ибо уже невозможно — задыхаюсь я рядом с ним!
— Вероника, — дёргает он меня за руку, но я рвусь раненой птицей прочь. Не хочу быть рядом с ним, не могу. Мне страшно, потому что я неравнодушна, чёрт возьми — моё сердце напугано. Я в ужасе.
Всё, пора сматываться отсюда!
— Не надо, — стряхиваю я его руки и вновь боюсь поднять глаза на парня. — Уже попрощались.
— Ты как будто бы боишься дам мне шанс, а не действительно хочешь поставить точку!
— Да, — всё-таки пересилила я себя и мазнула по нему взглядом, понимая, что мы оба дышим так, словно пробежали на мировой рекорд стометровку. — Боюсь, Ярослав. Тебя боюсь! Потому что ты страшный человек: раздавишь и дальше пойдёшь, носясь, как с писаной торбой, лишь только со своими обидами. На чужие тебе же плевать с высокой горы, так? Ты свято веришь, что тебя все должны понять и простить, просто так, за красивые глаза.
— Я пытаюсь всё исправить!
— Вот именно, Ярослав. Ты пытаешься ВСЁ исправить. Всё, кроме себя самого...
Дёрнула ручку и всё-таки вывалилась из салона, хапая воздух жадными, голодными вдохами. И на глаза от чего-то навернулись слёзы. Подбородок задрожал. Грудную клетку скрутила раскалённая колючая проволока и с каждым мгновением сжималась всё сильней и сильней.
Бегом до подъезда. Руки трясутся, роняют ключи. Паника окончательно накрывает меня с головой. Душит. Боюсь услышать уверенную поступь за спиной, но её нет. И я всё-таки облегчённо вваливаюсь в подъезд и дальше — в лифт. На нужном этаже выхожу, но открыть квартиру не решаюсь. Лишь поднимаюсь на пролёт выше по лестнице и там плюхаюсь заднице на бетонные ступени.
И наконец-то даю волю слезам.
Они бесконечным потоком текут из глаз, и я ничего не могу с ними поделать. Да уже и не хочу. Потому что они нужны мне, чтобы ещё раз на репите промотать перед глазами картинки уродливого, пропитанного ложью, прошлого.
Чтобы вспомнить. Чтобы снова умереть от обиды. Чтобы ещё раз доказать себе, что мне не нужно вновь топиться в этом протухшем болоте под названием Ярослав Басов. Я — девочка без сердца. Я его сама себе вырвала три с половиной года назад. Мне никто теперь не нужен, и я никому не нужна.
