Ника Сафронова - Эта сука, серая мышь
Диву даюсь! До чего же Дорохова не уважает людей!
– Ну и?.. – не поняла Оксанка. – Ты хочешь сказать, что не поедешь?
– Не знаю. – Ирка пожала плечами.
– С ума, что ли, сошла? Я там такую кампанию развернула: с сауной, с шашлыками, с пейнтболом. А она не знает. Позвони Витьку и скажи, что ты уезжаешь!
– Да? – Ирка все еще колебалась. – Ну ладно! В конце концов, жила же я как-то без микроволновки. Поживу еще чуть-чуть. Правильно? – И она громко расхохоталась собственной находчивости.
– Огучка, а меня ты тоже приглашаешь? – вкрадчиво спросил ДДА.
Оксанка опешила.
– Ну а как же, Лешенька! Я же сказала: «всех присутствующих», – ласково проговорила она. – Я, конечно, понимаю, что ты у нас частично отсутствуешь, потому что разум твой где-то там, подле великого Джидая. Но все-таки…
– Ты уже пьяная, Огучка, – слегка порозовев, улыбнулся дизайнер.
– Скажите, пожалуйста, какие мы проницательные! – скорчила Оксанка смешную рожицу. – Да, я пьяная! Пьяная, сильная, земная женщина! У которой сегодня, между прочим, день рождения. А ты, житель космоса, даже не мог подарить ей такую пустяковинку, как миелафон.
– Какой миелафон? Что это?
– Вот тебе раз, Лешик! У тебя на орбитальной станции «Гостью из будущего», что ли, ни разу не показывали? Ну, это такая коробочка для чтения чужих мыслей.
Пока Оксанка объясняла, я обратила внимание на лица двух других участников застолья. Олежка, сложив руки на животе, сотрясался беззвучным смехом. По его пухлым щекам градом катились слезы. Абсолютно же красная Ирка с восторгом и любопытством переводила взгляд то с Оксанки на ДДА, то наоборот. При этом она для чего-то водила по губам растаявшей шоколадкой.
Да, похоже, из всех собравшихся только я еще сохраняла трезвость ума. Впрочем, это и понятно – я до сих пор тискала в ладонях свой самый первый бокал шампанского. Жидкость в нем стала теплой и совершенно непригодной к употреблению. Но я вовсе не стремилась напиваться наравне со всеми. Мне сегодня еще предстояло заниматься со Славиком английским языком.
Чуть позже дошло до того, что Ирка, сняв туфли, принялась подпрыгивать на диване. Оксанка шипела на ухо ДДА в свернутую газету какие-то позывные. На что тот выдавливал из себя скупой хохоток и бодался. Олег же все утирал белоснежным платком непокорные слезы.
Однако ровно без четверти пять наш бдительный менеджер сделал серьезное лицо и сказал:
– Друзья мои! Час икс приближается! Не пора ли освободиться от тары?
– Пошли все в жопу! – продолжала в одиночестве буйствовать Ирка. – Долой, ненавистную таловщину! Долой сухой закон! Алкоголики всех стран, соединяйтесь!
Все остальные, включая меня, тихо поднялись. Соскребли со стола объедки и пустые бутылки. И вынеся все за пределы офиса, пошвыряли позвякивающие пакеты в мусорный бак.
Смеркалось. Мы вчетвером стояли на крылечке, и под мой оживленный рассказ об утренних похождениях курильщики мирно тянули свой никотин. Олежка, заметив, что я выскочила в одном платье, накинул мне на плечи свое короткое пальтецо. И стоял теперь, переминаясь с ноги на ногу, явно дожидаясь скорейшей развязки.
Тут из-за поворота, ослепляя неоном фар, вывернул знакомый «джип».
– Так, ребята! Готовность номер один, – скомандовала Оксанка. – Лешка! Олег! Быстро снимайте Чижиху с дивана! Если окажет сопротивление, бейте тяжелым по голове. Мы с Полей попробуем задержать врага!
Мужчины беспрекословно исчезли за дверью. А мы с моей подругой заняли позу сплетничающих девчушек. Высунув один глаз из-за дороховского плеча, я вела за начальством скрытое наблюдение.
– Ну что, идут? – сквозь сжатые зубы процедила Оксанка.
– Нет пока. Из машины вылезли, но Вероника говорит по мобильному.
Воспользовавшись заминкой, Дорохова потихоньку заглянула в приоткрытую дверь.
– Е-о-о! – схватилась она за голову. – Эта рехнутая там курит!
Не успела я ничего ответить, как увидела, что в хвост таловскому автомобилю пристраивается еще одна громадина. Из нее, спустя минуту, показался высокий человек в длинном пальто нараспашку. И к своему ужасу, ликованию и не знаю чему еще, я узнала в нем Всеволода!
Все трое неспешно направились к нам. А я вдруг подумала, что уже успела забыть, какой он огромный! И что сухонький Талов на его богатырском фоне смотрится почти лилипутом.
Чем ближе они подходили, тем сильнее качалась земля под моими ногами. Туда-сюда, туда-сюда. Еще немного – и я испугалась, что упаду. Схватила Оксанку за пальцы. Она, поняв, что что-то не так, обернулась.
В этой скульптурной композиции мы и застыли. И, наверное, со стороны выглядели жутко комично. Потому что, подойдя, Миша хрипло хохотнул:
– Что это с вами?
– Добрый вечер, – первой пришла в себя Оксанка. – А мы все смотрим, вы это или не вы…
Миша захохотал пуще прежнего, а Вероника раздраженно сказала:
– Прекратите валять дурака, Оксана! Сейчас не до ваших шуточек.
Всеволод, казалось, был смущен не меньше нашего. Кашлянув в кулак, он произнес всего одно слово:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – тихим эхом ответила я. И мне вдруг на мгновение почудилось, что, кроме нас двоих, нет никого в целом мире.
Тут, как на грех, в дверях показалась взъерошенная голова ДДА.
Небрежно кивнув руководству, он изрек громким поставленным ГОЛОСОМ:
– Огучка! Тебя просили перезвонить домой!
Ах, это он подает условный сигнал! Чижову удалось привести в относительный порядок!
– Огучка? – удивленно переспросил Всеволод. – Как это понимать?
– Не обращай внимания, – отмахнулась Вероника, когда голова убралась назад. – Как и все одаренные люди, наш дизайнер немного того.
Мы гуськом прошли в помещение.
Ирка вела себя очень прилично. Лозунгов не выкрикивала. Только безобидно подбрасывала кверху маслину и пыталась поймать ее ртом. Олежка, приготовив себе парочку бутербродов, ждал, пока в кружке остынет чай. ЯДА скучливо пережевывал сельдерей.
Застав такую картину, Вероника моментально пришла в ярость.
– Что это за бардак? – кричала она. – По какому поводу гулянка? Ирина, вы пьяны!
Все происходило, точно во сне. Весь этот шум, переполох не имели для меня никакого значения. Я видела только его. Как он стоит, заложив руки за спину, и с легкой усмешкой осматривается по сторонам. Глаза наши встретились, и в моей охмелевшей от счастья душе неожиданно возникло смятение.
Что же я бездействую? Нужно же делать что-нибудь! Вот сейчас он уйдет, и что? Я опять останусь у разбитого корыта?
– Вы что, курили в офисе? – билась в припадке начальница. – Почему пахнет дымом?
– Милая, да успокойся ты, – пытался урезонить ее Михаил.
