Развод и три босса - Мария Зайцева
Илья не торопится, мягко, обстоятельно натягивает меня на себя, так мучительно сладко, что чувствую, кажется, каждый сантиметр его, и млею, закатываю глаза, совершенно не в силах терпеть! И в то же время замирая в этой порочной покорной сладости, потому что невозможно ни одной секунды выбросить из происходящего!
Тяжелые руки на бедрах, толстый, длинный член, проникающий в меня, тихие, хрипловатые, восхищенные ругательства, затем резкий толчок, окончательно соединяющий нас, мой крик и тут же стон, задушенно-мучительный, потому что меня жестко кладут на столешницу лицом вниз, а на губы падает грубая ладонь, запечатывая намертво.
Илья наваливается на меня сильнее, лишая дыхания, потому что тяжелый, сильный очень, горячий, целует в плечо, перехватывает по груди длинной лапой своей, полностью опутывая собой… И двигается, мягко, враскачку, но так сильно, что стол, массивный, тяжелый, с каждым толчком смещается к стене. А его сюда, говорила Людмила, пятеро мужиков тащили…
И ох… Плевать, кто и что подумает, когда увидит, что дизайн конференца претерпел изменения. Потом буду думать про это, потом… А сейчас…
Боже, а можно мне сейчас не думать?
Вообще?
Глава 24. Ты не так понял...
Глава 24. Ты не так понял...
Бал-маскарад в самом разгаре, танцуют все, даже те, кто не танцевал никогда в жизни.
Это ещё не всё, в полночь фейерверк на улице заказан, но Щукин, видимо, так хотел набухаться дармовым спиртным, что укатал весь наш корпоратив в хламиду, до поросячьего визга буквально, уже к одиннадцати вечера.
Я строго-настрого запретила что-либо фотографировать и снимать на камеры. И охрану на эту тему жестко проинструктировала еще перед началом вечера.
Потому что погуляли, выпили и остались воспоминания – это одно. А вот фотографии, вещественные и материальные доказательства – это совершенно другое. Здесь есть камеры наблюдения — и это всё, что следует допустить. Охранникам можно, а нам нельзя.
Людям здесь еще работать.
Да и камеры надо будет почистить потом…
Аккуратно проверяю капюшон, радуясь, что у нас тут бал-маскарад, и моих ошалевших от переизбытка эндорфинов глаз и безумной довольной улыбки никто не увидит…
Илья отпустил меня далеко не сразу.
И даже не после одного раза.
И нет, я не испытываю по этому поводу вообще никакого стыда. Стыдно — это когда видно, и когда поймали.
А нас, я очень надеюсь, не поймали…
По крайней мере, Илья обмолвился, что камеры тут тоже его фирма устанавливала, и он в курсе, где слепые зоны и прочее… И почему-то я ему верю в этом вопросе.
А как не верить?
Он, вообще-то, не обманывал ни разу.
Короче говоря, я время провела с большой пользой для организма, но вот карьеру под угрозу поставила своим долгим отсутствием.
Жалею? Вообще нет!
Спешно привожу себя в порядок, проверяю, чтоб все молнии находились в застегнутом состоянии, а засосов и натертых губ не было заметно.
И встаю у входа в зал с таким видом, словно всегда тут и была. А отсутствовала всего пару минут по причине естественных потребностей.
И это вообще не обман.
Секс — тоже естественная потребность же…
Осматриваю зал, зорко отслеживая сильно пьяных и ругая про себя заразу Щукина.
Хотя, может, это и хорошо… Командообразование, оно такое… По-разному может проходить…
Народ веселится, прямо ударными темпами.
Всем уже глубоко плевать на конкурсы, их время прошло, пока я личной жизнью интенсивно занималась.
Но в целом, народ выглядит достойно, никто по углам не валяется, охрана бдит.
Наблюдаю, как здоровенный заяц, один из двух главных зайцев в нашей компании бодро отплясывает с морковками.
Так, Колесников, похоже, перебрал…
— Я думаю, Кириллу уже хватит, — подтверждает мое мнение по ситуации Людмила Вячеславовна, перекрикивая музыку.
Я понимаю, что она тоже трезвая, и радуюсь этому. Хоть у кого-то здесь с головой и ответственностью порядок.
— Эмма, — покачиваясь, довольная и какая-то излишне распаренная, подходит ко мне Кристина. Она стягивает капюшон и машет на себя какими-то документами. Немножко заплетающимся языком продолжает, — вы ручку уронили. Вот. Спасибо большое за праздник!
— Ага, пожалуйста, — я забираю ручку и опять поворачиваюсь к Людмиле.
— Это плохо кончится, — продолжает зудеть внимательная и заботливая секретарша. Она крайне серьёзна сейчас. Видимо, ИИ попросил её помочь мне.
Я вообще ничего плохого не вижу в ситуации, пусть Колесников оторвется уже, в конце концов. Он сегодня даже руки не распускал, вел себя отлично, был хорошим мальчиком, так что может позволить себе напиться на корпоративе и попрыгать с морковками.
Но против сурового, по-матерински строгого мнения Людмилы Вячеславовны не попрешь, конечно же.
— Его можно закрыть в кабинете, можно вызвать такси, — со вздохом предлагаю я два более-менее бескровных варианта.
— Нет. Ты возьми его, отвези на квартиру. Никто не должен видеть его в таком виде. Если он сейчас снимет свой головной убор, то это может плохо кончиться. А я тут все завершу, не волнуйся.
Вообще не понимаю, к чему она ведёт. За Кириллом следят, что ли? Или, может быть, у него уже были какие-то проколы… Всё-таки, он, хоть и начальник, но не владелец фирмы… И уволить его могут запросто.
Мне почему-то становится волнительно из-за него.
Кирилл нормальный. Кирилл хороший. Кирюша хочет Мирочке помочь. Храбрая морковка Эммануэль вытащит его из очень плохой ситуации.
Я подлетаю к боссу, раскидываю морковок по сторонам и ныряю Колесникову под мышку. Прихватываю его руку и шустренько тащу в сторону. Морковкам всё равно, с каким зайцем скакать, и скоро они присоединяются к другому вислоухому.
Коридоры уже пусты, Илья тоже ушел. Жаль, я бы попросила помощи, Колесников тяжелый же, как самосвал... Может, надо было мужу Людмилы Вячеславовны его поручить? А то такими темпами и с такой разницей в весе мы можем и не добраться до пункта назначения…
Может, Илья еще недалеко уехал и вернется?
Он бы мне помог, и, по крайней мере, не ревновал бы, что я тут мужиков пьяных развожу.
Прислоняю Колесникова к стене, придерживаю одной рукой и набираю Илье.
Не берет трубку!
А затем приходит смс, что он сейчас едет в область по срочному делу и что постарается приехать через несколько дней.
