( Не) верный муж (СИ) - Рымарь Диана

— Она бросила тебя одного с детьми? — охает мать. — Я сейчас упаду в обморок…

— Она не бросала меня с детьми, сегодня моя очередь с ними сидеть, вот и все. Но мне очень надо уехать… Поможешь? Посидишь с ними?

— Еду, сынок, — заявляет она твердым голосом. — Мы с отцом оба едем!

Заручившись их поддержкой, собираюсь к жене.

Глава 24. Согласен на все

Айк

Я беру с пассажирского сиденья охапку красных роз, спешу к подъезду тещи.

Набираю в домофоне номер квартиры, слышу настороженный голос жены:

— Кто там?

— Это я, — говорю с жаром.

— Айк? — спрашивает Мария удивленно.

Но дверь открывает.

Спешу на нужный этаж, шагая сразу через две ступеньки.

С гулко бьющимся сердцем стучу в дверь.

На пороге появляется Мария в белой шелковой пижаме с длинными рукавами.

— Ты привез детей? — спрашивает она с обеспокоенным видом. — Где они?

— С детьми все в порядке, — спешу ее успокоить. — Они дома, с моими родителями.

Мария хмурит брови.

— Айк, зачем ты приехал? Еще и с розами…

Буквально поедаю ее взглядом, шагаю к ней. Мария невольно пятится в глубь прихожей, впускает меня в квартиру.

Закрываю за собой дверь и спрашиваю ее:

— Ничего мне сказать не хочешь?

Она недоуменно смотрит и, похоже, не собирается просвещать меня.

Тогда говорю сам:

— Я знаю, что ты беременна, Лиана сказала.

— Лиана? — У Марии круглеют от удивления глаза. — Но этого не может быть, я ей не говорила…

— То есть факт наличия беременности ты не отрицаешь? — выжидательно на нее смотрю.

Мария делает шаг назад, упирается спиной в стену. Смотрит на меня с долей вины.

— Я не хотела тебе пока говорить…

И столько в ее голосе горечи, сожаления, что в них впору утонуть.

Похоже, я и вправду стал бы последним, кому сказали. Вот насколько глубока пропасть, что теперь разделяет меня с женой. А я всю неделю только тем и занимался, что увеличивал эту пропасть, идиот.

— Почему, Машенька? — смотрю на нее — Тебе надо было сказать мне. Несмотря ни на какие обстоятельства, я рад ребенку. Маш, это нам дар свыше, счастье, волшебство… У нас будет еще один малыш, самый чудесный.

С этими словами шагаю к ней, протягиваю цветы.

А она не то что руки за ними не тянет, наоборот — начинает злиться:

— Остановись, Айк!

— Возьми их, они от сердца, — прошу, снова протягивая ей букет. — Это цветы для матери моих детей. Ты самая удивительная, самая любимая, ты…

— Остановись! — она резко меня перебивает. — Я не хотела тебе пока говорить, потому что не уверена, что хочу оставить этого ребенка.

От ее слов я мгновенно впадаю в ступор. Замираю с букетом в руках.

Я не в силах даже моргнуть, настолько поражен тем, что услышал.

Мне так невыносимо больно от ее слов, что хочу зарычать. Как мать моих детей может даже допустить мысль об аборте?

Зато теперь я отчетливо понимаю, почему вижу в ее взгляде вину. Только вот оттого, что она чувствует себя виноватой, мне ни на грамм не легче.

Кладу букет роз на табуретку, что стоит возле двери. Снова поворачиваюсь к Марии.

Складываю ладони в молитвенном жесте и прошу сдавленным голосом:

— Я тебя умоляю, скажи, что ты сейчас пошутила. Ты ведь не можешь всерьез так думать. Ты не можешь пойти на аборт, я тебя не пущу!

Мария снова начинает злиться.

Она фырчит на меня с обидой:

— Считаешь, мне сейчас легко? С тех пор как я узнала о беременности, только и делаю, что думаю, как быть дальше. Это очень сложный выбор…

— Это очень легкий выбор, — говорю с нажимом. — Рожай, и все. Проще простого, что тут думать?

— Рожай, и все?! — возмущается она пуще прежнего. — Действительно, проще простого… Так?

— Так, — киваю.

— Нет в родах ничего простого, Айк. — Она с шумом дышит. — И дальше в воспитании ребенка также нет ничего легкого. Это у тебя все легко: послал утром воздушный поцелуй и укатил на работу или в командировку. Вечером пришел, поужинал, закрылся в кабинете, и все у тебя просто. Ребенок — это огромный труд! Тем более это будет непросто в нашей с тобой ситуации, когда брак висит на волоске и я ни в чем не могу быть уверена. Как я все это выдержу, не знаю. Беременность все усложнила во много раз…

Смотрю на ее возмущенное лицо и вдруг замечаю — она боится.

Прячет страх за злостью и возмущением, но определенно боится. От этого мне становится еще больнее. Моя жена не должна ничего бояться. Это ведь моя святая обязанность — обеспечить ей все условия, чтобы она спокойно рожала и растила моих детей.

— Я тебе все облегчу, — заявляю с жаром. — Маш, ты не будешь растить его одна, будешь со мной. Я тут сегодня вечером прикинул… Я тебе домработницу найму и повара тоже! Понимаю, ты все эти годы много тянула сама, трудилась, старалась для меня и детей. Не знаю, как я умудрился этого не заметить. Но я хочу все исправить, готов помогать, сам буду нянчиться, менять подгузники.

— Подгузники? — Мария издает нервный смешок. — Айк, у тебя двое детей, и за все время ты не сменил им ни одного подгузника, о чем ты сейчас говоришь? Что обещаешь?

— Я всему научусь, у нас с тобой все получится. Ты только роди, а дальше разберемся…

— Класс, Айк, — Мария выставляет вверх большой палец. — Может, мне после твоих обещаний еще и вернуться к тебе сразу?

— Это естественно, — киваю. — Мария, ты беременна, я тебе нужен. Это будет самым правильным решением для тебя и детей!

— А Веру к нам третьей возьмешь? — она щурит глаза.

— Мне не нужна никакая Вера, — цежу строго. — Мне нужна только ты и наши дети.

— Наши и Верин… — подмечает Мария с издевкой.

— Прекрати, — прошу ее. — Я не хочу с тобой сейчас ругаться.

— Я бы и рада прекратить, — стонет она. — Да не прекращается. Айк, скажи честно, окажись ты в моей ситуации, ты бы решился на третьего?

Подвисаю от этого ее вопроса.

Честно и откровенно, понятия не имею, что бы я сделал. И как же хорошо, что я не на ее месте. Измену Марии я вряд ли пережил бы. С моим-то характером…

Впрочем, у Марии, как оказалось, характер тоже не из легких. Если мы сейчас не договоримся, она вправду может натворить глупостей. Испуганная беременная женщина, у которой бурлят гормоны. От нее можно ждать чего угодно.

Но я, черт подери, не допущу, чтобы она сотворила непоправимое.

— Маша, я на все готов, — заявляю ей с уверенностью. — Говори свои условия.

— Какие? — она смотрит на меня недоуменно.

— При каких условиях ты готова родить мне этого ребенка. Ты ведь наверняка думала об этом, так?

Она поджимает губы, выразительно на меня смотрит. И вправду думает? Причем долго думает, хмурится, сверлит меня взглядом. Мне становится все больше не по себе. Сейчас та-а-ак огорошит меня своими идеями, что я поседею в момент.

— Все что угодно, кроме развода… — тут же уточняю.

С каждой секундой все больше нервничаю. Читаю в ее взгляде обиду, боль.

В какой-то момент мне кажется, она попросту пошлет меня. Но этого, к счастью, не происходит.

Мария шумно вздыхает и говорит:

— Покоя хочу. Хочу, спокойно ходить на работу и не бояться морального прессинга с твоей стороны, не вздрагивать при твоем появлении…

— Не будет прессинга, — выставляю вперед ладони. — Считай, нет уже… Что еще?

— Поклянись мне! — требует она, выставив в мою сторону указательный палец. — Поклянись, что больше никогда даже не заикнешься о том, чтобы лишить меня родительских прав.

Видно, крепко ее тогда задели мои слова.

— Маш, я и не собирался. Я это на эмоциях, чтобы быстрее помириться…

Только теперь понимаю, как глупо поступил. Все, чего добился той угрозой, так это еще большего разлада с Марией.

— И прекрати думать, что мы с тобой вот-вот помиримся, — продолжает она, нахмурив брови. — Хватит меня мучить бесконечными требованиями к тебе вернуться! Я не собираюсь делать это из-за ребенка, понял?