Ночь с Незнакомкой - Юлия Николаевна Николаева
Мы снова молчим, на плечи вместе с темнотой ложится легкая грусть, приятная, которая заставляет улыбаться, думая о прошлом.
– Сочувствую ему, – тихо произносит Дима.
– Не стоит, – я смотрю на него. – Ему это не нужно. Он в ладу с собой. И поверь, если бы ты увидел его, то ни за что бы не понял, что он не очень-то счастлив.
– Значит, он пустил тебя дальше, чем других?
Я киваю.
– Ты… – он на мгновенье запинается. – Ты в него влюблена?
Я тихо смеюсь.
– Если только немножечко. Я восхищаюсь им. Он очень необычный человек.
– Вы с ним общаетесь?
– Нет. Мы сразу договорились, что у нас есть только неделя. Он не хотел привязываться и привязывать, меня это тоже устраивало.
– И ты по нему не скучаешь?
Я пожимаю плечами.
– Скорее, я вспоминаю о нем с нежностью и признательностью. Он многому меня научил.
Я опускаюсь спиной на плед, положив руки за голову.
– Смотри, какие звезды, Дим, – говорю ему. – Так близко, прямо нависают над нами, как будто просят, чтобы их сорвали. Никогда такого не видела. В Москве небо совсем другое.
– Небо везде одно, – он ложится рядом, – просто точки обзора разные. Извини, я опять занудничаю, – усмехается тут же, я улыбаюсь, не сводя взгляда со звезд.
– Нет, в чем-то это даже романтично. Представь себе, что как бы далеко ни был кто-то, у вас всегда есть нечто общее. Можно поднять глаза на небо, увидеть звезды и представить, что этот кто-то прямо сейчас видит то же самое.
Не знаю, сколько времени мы смотрим на ночное небо. Но мне хорошо, комфортно лежать и молчать. Нечасто такое бывает при общении с людьми, и это надо ценить. Странно как все вышло. Мы с Димой оказались в маленьком южном городке, и здесь так классно. Здесь, и с ним.
– Жалко, что моря не слышно отсюда, – шепчу я.
– Хочешь пойти на пляж?
– Нет, у меня нет сил. Если честно, я думаю остаться ночевать в доме. Ты же не против?
Он усмехается, садясь, я поднимаюсь следом.
– Я не против, Ди. Очень даже за.
Я ложусь на узкой кровати, себе Дима сооружает лежбище из нескольких одеял на полу, потому что оказывается, что диван сломан и не раскладывается.
– Уверен, что тебе удобно? – интересуюсь, глядя на него с кровати, он кивает.
– Раньше это была комната мамы. У бабушки с дедом была кровать в кладовой, туда больше ничего не помещалось. Когда она уехала, они переехали сюда, а мне потом приходилось спать в той самой кладовой на раскладушке…
– Суровые условия, – улыбаюсь я.
– Тогда я не думал о таком. Мне было все равно, хоть на острых камнях спать, лишь бы сюда приехать. Здесь я чувствовал себя свободным. Было ощущение, что ты можешь все, словно в бабушкином доме приоткрывались какие-то неведомые границы, которые в Москве были под множеством замков. Хотелось всего и сразу: гулять, купаться, общаться, творить, куда-то ехать, просто бежать, рисовать, играть на гитаре… И странным образом на все хватало времени, не было условностей, каких-то обязанностей, которые никому не нужны… Только приходить поесть и хорошо относиться к другим… И можешь делать все, что хочешь, понимаешь?
Я молчу, закусив губу, чувствуя, как будто комната начинает дышать ощущением этой детской свободы, когда ты веришь в лучшее, когда думаешь, что все у тебя впереди и все непременно будет хорошо. Жаль, что я могу такое только представлять. Потому что в моем детстве не было подобных надежд.
– Понимаю, – отвечаю по инерции и зачем-то добавляю. – Хотя нет, не понимаю. Но могу представить.
За окном начинает стрекотать сверчок, я смотрю в темный потолок, когда Дима спрашивает:
– Какое у тебя было детство, Ди?
– Не думаю, что тебе будет интересно слушать о таком.
Он садится, я поворачиваю к нему голову.
– Мне интересно. Правда, очень интересно узнать о тебе больше.
Дима
Она смотрит на меня, перебирая пальцы одной руки другими. Даже в темноте, не видя ее глаз, я чувствую, что Ди не уверена. Это так странно, казалось, она всегда уверена во всем и ориентируется в любой ситуации. Оказывается, нет. Когда дело касается ее самой, Ди замыкается.
– Ты когда-нибудь была влюблена? – спрашиваю, так и не услышав ничего о ее детстве. Очевидно, что тема для нее непростая, и лучше начать с чего-то другого. Ди вздыхает.
– Нет, – отвечает мне.
– А в тебя кто-то был влюблен?
– Нет, ты что, – хмыкает она, словно я сказал глупость.
– А что такого? – искренне удивляюсь. – По-моему, у парней просто нет шансов рядом с тобой.
Она снова молчит, недавно царившее между нами умиротворение полностью вытесняется напряжением. Оно расползается по комнате, оседая тяжестью на сердце.
– Я никому не даю таких шансов, – тихо отвечает Ди.
Я хмурюсь, вспоминая о том, что она предпочитает отношениям необременительный секс.
– Наверное, этому тоже найдется какое-то психологическое объяснение? – улыбаюсь, надеясь разрядить обстановку. Ди снова хмыкает.
– Конечно, – она садится на кровати, прислонившись спиной к стене, я усаживаюсь по-турецки на полу. Мы рассматриваем друг друга, насколько это возможно глазу, привыкшему к темноте. – Наверное, я считаю, что не заслуживаю любви, – произносит Ди, и у меня сжимается сердце. Я никак не ожидаю услышать подобное.
– Ты, правда, так считаешь? Но почему? – не понимаю я.
По мне, так Ди просто охренительная девушка, не влюбиться в которую невозможно.
Она молчит, глядя в сторону, когда начинает говорить, голос немного дрожит.
– Знаешь, когда меня спрашивают, где я училась, я говорю, что на философском или психологическом. Но на самом деле я не училась в институте. Хотела, но не было возможности, приходилось работать, чтобы выживать… Когда спрашивают о семье, говорю, что мама умерла, а с папой плохие отношения. Или что они живут далеко отсюда. Или что развелись, и мама живет с отчимом, а отцу нет до меня дела… У меня много историй на этот случай. Но на самом деле… На самом деле у меня нет родителей. От меня отказались сразу после рождения, и из роддома я отправилась
