Ночь с Незнакомкой - Юлия Николаевна Николаева
– Ты случайно не ведешь какие-нибудь курсы в свободное время? – Дима улыбается, качая головой.
– Я веду курсы прямо на работе с каждым, кто садится за стойку и берет выпить. Кстати, я вот думала, было бы прикольно сходить к психологу, у которого кабинет сделан, как кухня. Ну ты понимаешь, сколько разговоров происходит на кухнях, залитых желтым светом от одной лампочки, потому что остальные перегорели… И ночь за окном обязательно, прокуренные занавески, шум чайника… Я бы к такому психологу точно сходила бы.
– Отличная идея, правда, – кивает он. – Странно, что это еще никому не пришло в голову.
– Ну идею в космос мы запустили, а так как я не собираюсь ее воплощать, ждем, когда она свалится на голову кому-то другому. А вообще, я зверски проголодалась, так что замолкаю.
* * *
Дом Диминой бабушки находится в двадцати минутах ходьбы от моря в горку. Здесь все не так, как на побережье. Меньше машин и людей. Старые домики, сделанные из камня и всего, что нашлось рядом, встречаются куда чаще ухоженных, стоящих внизу.
– Вот он, – указывает Дима на небольшой одноэтажный дом с чердаком.
Окна закрыты ставнями, участок зарос травой, местами уже выгоревшей на солнце. Ржавая калитка открывается с трудом, покосилась, и теперь застревает в земле.
– Как тебе хоромы? – улыбается Дима, открывая потрескавшуюся деревянную дверь и пропуская меня внутрь.
Я захожу через маленькую прихожую в гостиную и восхищенно вздыхаю. Через тонкие лучи света, пробивающиеся сквозь ставни, видна плавающая в воздухе искрящаяся пыль, создающая впечатление волшебства. Эта комната – как ожившая картинка из прошлого. Теплый, ламповый уют, плюшевый диван с потрескавшейся обивкой, круглый стол, покрытый скатертью, поверх которой лежат вышитые вручную салфетки. Громоздкий деревянный комод, за стеклами которого спрятан целый мирок хрусталя и статуэток. Старые книги, поверх которых громоздятся грампластинки. В углу маленький столик на длинных ножках, на котором стоит самый настоящий граммофон.
Я поворачиваюсь к Диме, показывая пальцами на это чудо, и вскрикиваю:
– Так вот зачем ты купил пластинки?
Дима, смеясь, вытаскивает из рюкзака картонную упаковку.
– Джонни Кэш! – я забираю ее у него из рук, рассматривая. – Огонь!
– Потанцуем? – улыбается Дима, а я киваю, закусив губу.
Дима
Я вытираю пыль с граммофона, пока Ди шатается по дому. Наш диалог сейчас короткий и состоит в основном из ее восклицаний и моих ответов.
– Мольберт! А кто рисует?
– Дед, бывало, рисовал, и мама.
– Гитара! Ты играешь?
– Немного, давно не играл.
– Это что, настоящая фарфоровая статуэтка?
– Возможно, бабушка запрещала лазить туда без ее ведома.
– Тут настоящий старый телек! Он работает?
– Вряд ли. Дед хранил его для антуража.
И еще миллион подобных вопросов. Я отвечаю, аккуратно стирая пыль, и не могу не улыбаться. Такого восторга я когда-то ждал от Маринки. Когда мы первый раз приехали сюда, был уверен, она будет так же скакать по бабушкиному дому и восклицать. Но не случилось.
Вообще поездка вышла не очень тогда. Марина отчетливо скривилась, разглядывая дом, а бабушка такого стерпеть не могла. Для нее не было понятий богатый-бедный, она всегда ориентировалась на то, достойный человек или нет.
«В жизни всякое может случиться, – часто повторяла она. – Важно то, какой человек, а не то, что у него есть».
Когда мы остались наедине, бабушка сказала прямо, что выбор мой не одобряет. Тактичность ей была слабо свойственна, она предпочитала честность, что тоже вызывает уважение. Сказала, что рядом с Мариной я перестал светить. Вот так абстрактно, но все же… Все же это оказалось правдой. Я действительно перестал, только заметил это спустя много лет, а вот она разглядела сразу.
– Ты бы понравилась моей бабушке, – вырывается у меня, когда я беру в руки пластинку. Ди поворачивается, держа тонкую вязаную салфетку.
– Это же произведение искусства, – показывает мне. – Бабушка вязала?
Кажется, она даже не услышала, что я сказал. Может, и к лучшему. Киваю, аккуратно опуская иглу граммофона.
– Даже не знаю, работает ли он еще, – замечаю вслух, и в тот же момент раздается шипение, а потом через него прорывается знакомая мелодия.
– Огонь! – Ди взвизгивает, подпрыгивая на месте, я с улыбкой протягиваю ей руку.
Важно положив салфетку себе на голову, она сжимает мои пальцы своими. Мы начинаем медленно кружить в узком пространстве, Ди подпевает, а я говорю:
– Немного удивлен, что ты знаешь Джонни Кэша.
– А что, только тебе можно? Просто я люблю музыку. Не делю ее на время или жанры. Да, что-то устаревает, но от этого не становится хуже.
Она отстраняется, не отпуская моей руки, делает выпад назад, пируэт, я подхватываю ее и опускаю вниз. Салфетка падает с головы, мы выпрямляемся, смеясь.
– Теперь я понимаю, почему ты так рвался сюда, – замечает Ди, поднимая салфетку. Аккуратно положив ее на стол, продолжает исследовать дом. – Давно умерла бабушка?
– Не очень. Но в доме с тех пор никого не было.
– О, а это что? – слышу из соседней комнаты.
Заглянув внутрь, вижу, что Ди вытащила из-под кровати советский чемодан, внутри которого хранились дедушкины инструменты для вырезания по дереву.
– Это деда, – опускаюсь рядом с ней на пол. – Он делал разные вещицы на продажу в сезон.
– Например, это? – она достает недоделанный корабль. – Это же фантастика, Дим. Твой дед был очень талантливым.
– Если бы его не сгубил зеленый змий, – печально улыбаюсь я. – Здесь это дело частое, к сожалению. Хочешь взять что-нибудь себе?
– А можно? – у нее загораются глаза, я киваю.
– Конечно. Ему было бы приятно.
Ди долго копается в чемодане, рассматривая дедовы работы. Я успеваю пробежаться по вещам, а потом, выключив граммофон, надеваю запылившуюся кепку и беру гитару.
– Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, – хриплю, стоя на пороге, Ди, увидев меня, начинает хохотать, подняв лицо к потолку.
– Боже, из тебя мог получиться прекрасный гопник! Надо еще папироску в зубы.
– Не в зубы, а между зубов, там, где выбито, – отставив гитару, спрашиваю: – Нашла что-нибудь?
– Да, – она встает, показывая мне маленький якорь с дырочкой для веревки. – И ещё кое-что. Для тебя.
Я вздергиваю бровь, она берет мою руку ладонью вверх и кладет на нее деревянный кулон в виде бегущей волны.
