Король интриг - Алёна Снатёнкова
— Креветка, тебя пока дождешься, реально ласты отбросишь, — ВОЗМУЩЕННО говорит парень, зубами стягивая с вилки кусок отбивной. — Что за отношение к человеку, которому плохо было?
И улыбается, а я представляю, как беру ложку в руки и по лбу ему стучу со всей силы. Ну, или стулом шарахаю. Потом через тело лежащее переступаю без зазрения совести и домой ухожу.
Небось, он и не представляет, что я мечтаю сделать в эту секунду, раз жевать не перестает.
— Ладно, прощаю. Иди сюда, мясо объеденье, остынет еще.
Объеденье, говоришь? Посмотрим.
Как ни в чем не бывало иду к нашему столику и вместо того, чтобы исполнять свою месть или на крайний случай сесть за стул, я молча выжимаю тряпку прямо в его тарелку.
— Приятного аппетита.
Оказывается, нервы-то у меня железные. В какой-то мере даже загордилась собой, но всё равно не сдержалась и кинула тряпку туда, где сейчас мясо плавает.
Кстати, выглядело это эффектно. Даже лучше, чем когда в фильмах героиня звонко дает пощечину герою.
— Спасибо. — Видно, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. — Согласись, ты заслужила.
Че-го?
— Ты идиотина. У меня чуть разрыв сердца не случился. Думала всё, кирдык тебе.
— Мне с детства говорили, что у меня прекрасные актерские способности.
— А лучше бы взяли и голову твою проверили. Уверена, уже тогда надо было сделать. Итог какой? Запущенный случай идиотизма.
— Конституция ходячая, — парень ставит локти на стол и наклоняется ко мне, — вспомни статью сто двадцать восемь, параграф один УК РФ.
— Клевета, — не задумываясь отвечаю ему.
— Точно. Распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию. Наказывается штрафом до пятисот тысяч или же исправительными работами.
О-фи-геть.
— «Улицы разбитых фонарей» в детстве смотрел, — поясняет он, когда я так и продолжаю сидеть с открытым ртом.
— Удивил. Но ты всё равно гад.
— А ты погубила мою репутацию. Я столько лет к ней шел, старался, иногда даже мучился, а ты….
— Быть кобелем — так себе репутация.
— А еще ты испортила мой обед, — продолжает огрызаться парень.
— Хватит ныть. Радуйся, что стулом по башке не заехала.
— Статья сто пятнадцать. Умышленное причинение легкого вреда здоровью.
— Замолчи уже. Знаю я, какая это статья. Хлебай давай, что у тебя в тарелке, и поехали отсюда. Домой меня отвезешь, и чтобы дня два на глаза не попадался.
— Вот это вряд ли получится.
Угроза? Почему его слова звучат как угроза?
— Сегодня я поеду честь свою спасать, а завтра мы начинаем нашу игру. Пора уже Любане понять, что названивать мне бесполезно. Кстати, я что-то не голоден, могу с тобой супом своеобразным поделиться. Хочешь?
— Только после тебя.
Поняв, что пробовать это никто не будет, Суханов подозвал официанта и оплатил счет. Парень в черном фартуке, когда на стол посмотрел, чуть ли не присвистнул, и Назар не смог промолчать:
— Просто мясо немного суховатым получилось.
Когда белобрысый остановился около подъезда, у меня было огромное желание спросить, как он собрался репутацию свою спасать, но, подумав, я и сама всё поняла. Гадать не надо, чем он заниматься ночью будет.
Фу-у-у.
Остаток вечера я просидела над книжками. Лабораторная на носу, поэтому я погрузилась в учебники, выкинув из головы мысли о крокодиле и нашей с ним так называемой игре. Закончив, я прошла в комнату и огляделась. Бинокль лежал на кровати, там же, где я его и оставила. Честно, сопротивлялась как могла. Чуть ли не по рукам себя била, но всё без толку.
Гляжу на соседнее здание, а там ничего.
Темнота в окнах, да и все.
Судя по всему, парень сейчас изрядно старается восстановить свое достоинство в чужих глазах.
Воображения — штука мощная, и вот перед собой я вижу крокодила, а по обе стороны от него — одногруппницы мои. В комнате без светильника. На широкой кровати. Фу-фу-фу. Извращенцы. Противно стало. И плевать, что это мои фантазии, а не реальная ситуация. Всё равно противно.
Подойдя к кровати, плюхнулась на нее, зарываясь подушкой в лицо. Надо просто лечь спать, а завтра будет уже новый день. Вдруг Суханов переборщит с восстановлением и не придет в универ. Хм. Мысль-то, конечно, хорошая, но главное, чтобы он не передумал. А то…
Сотый раз повторить, что тогда будет, я не успела. Телефон, который в кармане штанов был, завибрировал, и мне пришлось перевернуться, чтобы его достать.
Витамин.
Ай, зажмурилась, решая, отвечать на звонок или не отвечать. Так-с, он там лишнего наговорил. Обидел. Но он же друг мой, может, просто предостеречь хотел? Тогда зачем так грубо?
Ладно.
— Алло, — тычу пальцем по экрану. Ведь если не отвечу, то никогда не пойму, почему он так себя ведет.
Глава 28
В трубке было тихо, и мне даже на секунду показалось, что Витал не сам позвонил, а случайно на вызов нажал, когда, например, задницей на телефон сел. В трубке ведь только тишина гробовая, а больше ничего и нет. Я, значит, тут аллокаю, связки голосовые напрягаю, мозг бужу, который уже собирался до утра задремать, а Витамин молчит, как партизан. Пф-ф-ф. Сейчас возьму и сброшу. А потом и вовсе в черный список занесу.
Но Сычев заговорил — тихо так и без обеденного гонора:
— Полин.
Ага. Задница, значит, ни при чем. Все-таки сам.
Ну-ну.
— Слушаю тебя. — И, знаете, занервничала. За столько лет дружбы мы и не ругались толком. Если и ругались, то уже через час максимум общались как ни в чем не бывало. Может, потому, что он так до этого себя никогда не вел? — Думала, что ты раньше позвонишь.
Скорее всего, для кого-то дура — это и не оскорбление вовсе, но точно не для меня. Пусть лучше бы занудой обозвал, или на крайний случай коровой безрогой, но не этим гадким словом.
— Ты одна? — спрашивает парень, и я понимаю, как меня раздражение накрывает.
— Нет, блин. Рядом накачанные итальянцы массаж делают. Голенькие, — огрызаюсь, подскакивая с места.
Он, вообще, офигел? Где и с кем я могу быть поздно ночью?
— Значит, одна. — Успокоился хоть? Кстати, мог бы и не сомневаться. — Даже странно, что этот урод на завтрак не напросился.
Опять? Он действительно думает, что я могу Суханова у себя до завтрака оставить?
— Виталь, не надоело, а? — Ну не хочу я на ночь глядя цапаться. Хочу, чтобы Сычев угомонился. — Ты ведь не Назара оскорбляешь, а меня. — Так
