На букву "М" - Елена Лабрус
Но она не Анна ди Тру, а я не Бессарион. И хуже всего, что она не Цапелька.
— Герман, найди мне на сегодня бабу, — выслушав агента, холодно и мрачно попросил я.
— Что, яйца болят? — усмехнулся он. — Да не вопрос. У меня даже есть одна на примете, такая… худенькая тёмненькая с чёлочкой.
Я кивнул. Он всё отлично понял и без пояснений.
— А что жена Агранского?
Герман нервно кашлянул.
— Денег дал. Квартиру снял. А на развод он подал сам. Ей осталось только подписать…
Глава 39. Герман
И ведь ни единой буквой не соврал: дал, снял, развод.
Герману Анисьеву последние дни так везло, что он даже не удивился, не охнул, когда сердобольная Зинаида попросила его подбросить Софью до «города». А он всё думал, как же подступиться к этой вертихвостке. Но тут уж судьба, раз она сама прыгнула в его машину. Зину обижать не захотела. Да и Данилов с сигарой в зубах вышел её провожать и молчаливо одобрил.
Давненько я не видел, чтобы он курил. Последний раз, кажется, когда Ксения ушла. Или, когда её первая книга вышла? Ну сейчас тоже не грех, без глаз остаться — жопа ещё та.
Или это из-за девчонки?
Но Анисьев и думать об этом не стал. Если она не заартачится, будет ему и девчонка. Не сегодня, конечно. Сегодня он ему вызовет ту, что намедни-с удовлетворяла его нескромные потребности. И не понравилась. Без огонька шлюшка. И на девчонку совсем не похожа.
Он покосился на усердно смотрящую в боковое стекло Софью. Эта с огоньком. И грудь как надо. Вон как упруго подпрыгивает на ухабах. Он даже намеренно не стал объезжать пару размытых дождями ям. Плотоядно облизнулся на округлости под тонкой тканью футболки. Поёрзал, чувствуя, как неудобно упёрся в шов брюк баловник. Его бабья радость, сунька, ласкун, щекотун. К своему скромному в длину, но толстенькому пенису он любил обращаться ласково. И одалисок этих потрёпанных заставлял.
Но к слову о везении. О просто нереальном, фантастическом везении. Кто бы мог подумать, что женой, настоящей женой Агранского окажется одна из них. Его старая знакомая Анна… Вот её он ценил за неуёмную фантазию. Даже скучал, когда она вдруг пропала, эта Анна ЗасосоСемЯнович, как он её называл… и не только за надутую грудь.
Он даже сейчас хохотнул вслух, вспомнив эту самую большую свою удачу.
И денег он ей действительно дал, но за то, чтобы она рассказала каким образом Вадичка Агранский впух в такой «неравный» брак.
А квартирку снял, чтобы после кафешечки средней руки эту мандавошку оттрахать там как следует, да оставить пожить, пока со своим муженьком не разберётся. Всё как завещал Великий Писатель. Ну, почти как. Потом в эту квартирку он рассчитывал переселить вот эту зыркающую на него недобро из-под чёлки мадаму: так сказать, подменить младенца. Да Данилову её и сосватать. К тому времени она уж будет у Германа на крючке, не посмеет отказать. Да она, может, и сама не против ножки-то писателю раздвинуть, но весь цимус в том, что преподнесёт её Данилову на блюдечке друг Анисьев.
Про неё он тоже столько интересного в той «Тигровой лилии» узнал. Не отвертится.
— Ну что, красавица, прижилась? — хмыкнул он, не видя смысла любезничать. — Вижу порядки свои уже в доме навела.
— А вы чем занимались всё это время, стесняюсь спросить? — не осталась она в долгу. Ух, прямо рысь!
— А чем надо, тем и занимался. Не твоё собачье дело. Ты для меня тоже кое-что сделаешь.
— Это с чего бы?
— С того, красавица, что оказалась в ненужное время в ненужном месте и слишком много слышала. Так что вот тебе, дорогуша, флешка, — порывшись в кармане, положил он блестящий безликий прямоугольник на коврик приборной панели. — И всё, над чем писатель сейчас не работает, все черновички, уж будь добра, на неё сбрось.
— А те, над чем работает не надо? — удивила она его вопросом. Не сразу до Анисьева дошло, что шмакодявка издевается. Но он как никто умел принимать такие уколы. В него они как иголки в ватный шар.
— Новое мне ещё продавать. Это святое. Над новым работай лучше, старайся. Это я даже сам пока книга не закончена не читаю. Лёнька должен один со своими героями быть. Моё время придёт потом.
— Да ладно?
— Прохладно. А ты думала я совсем курва? Думала, у меня принципов нет? Есть, деточка, ещё какие. Черновики ему на хрен не нужны, он всегда новое пишет, к старому не возвращается. А новое — это не трожь.
— А его бесталанная жена, значит, на тех черновиках и паразитирует? И вам за это ещё и копеечки отчисляет. Я ничего не упустила?
— Вот это ты правильно заметила — копеечки, — беззлобно улыбнулся он. Но Анисьев не дурак. Он хоть и попросил скромненько — 3 %, но ведь от гонорара, да за каждый черновичок отдельно. А государыня Ксень Андревна уж коли не согласна пусть сама пишет. А не может — делится.
— Тогда сразу перейдём с самому интересному? — развернулась она к нему всем корпусом.
Анисьев аж притормозил: умненькая девочка, неужто свои процентики потребует? Эх, диктофон бы включить, так бы плотненько села на крючок, не отвертишься.
Он затормозил у обочины. Одной рукой сорвал с её плеча сумку. Достал телефон, проверил. Нет, она не догадалась их разговор записать.
— Всё? Досмотр окончен? — вырвала она свои вещи, брезгливо вытерла стекло заляпанного его пальцами телефона. Ой, ой, чистоплотная какая! Он недобро глянул в вырез сбившейся футболки. Но она заметила. Зло, под самое горло застегнула спортивную кофту.
— Так и о чём интересном поговорим?
— Если я этого не сделаю, мне что грозит? — она усмехнулась.
— Да я же вроде тебе уже отвечал, — улыбнулся он широко. И хоть знал, что улыбка ему не идёт, что только портят его лицо маленькие жёлтые зубки, но пусть её передёрнет. — Тебе не понравится.
— Не понравится, что? — в этот раз туманное определение её не убедило.
Но в этот раз и Анисьев был готов выставить конкретный счёт. Раз уж глупенькая свою долю потребовать не догадалась.
— Я слышал ищет тебя некий Вадим Ильич Агранский.
Герман Михалыч с удовлетворением отметил, как изменилось её лицо.
— Слышал кулончик тебе подарил от большой любви, а ты его, бессовестная, продавать выставила
