В лапах Ирбиса (СИ) - Ласк Елена

В аудитории была гробовая тишина. Студенты даже дышать полной грудью боялись на экзаменах этого человека. Он всегда знал у кого какое слабое место. Не жалел никого, даже тех, кто всё знал, но под его давлением терялся. По ним он проходился особенно, временами доводя до слёз. Списать у него было невозможно, за шпаргалки он выгонял с экзамена, прощаясь до переэкзаменовки или навсегда, было и такое. Я пришла на экзамен, уверенная, что пришла моя очередь. Абсолютно всё знать невозможно, особенно когда перед тобой человек, который является опровержением этого утверждения. От недосыпа и нервотрёпки подташнивало, а от издевательского тона Разумовского уже трясло. Я не понимала, чем снова недоволен этот человек. Сколько можно? Что ещё он от меня хочет? Я бы поняла, если бы он начал делать намёки или приставать, но его претензии не были ничем подпитаны. Разумовский тыкал меня как котёнка в лужу и самое паршивое возразить было нечем.

— За лето я подтяну свои знания. — В глаза ему не смотрела, берегла остатки нервной системы. Не смотря на всю свою подавленность боялась не сдержаться, и высказать ему всё, что думаю по поводу его персональной оценки моей личности.

— Это не ответ.

Три слова, а я уже готова психануть и вылететь из аудитории, не дожидаясь, когда он меня дожмёт, окончательно размазав.

— Что вы хотите услышать?

— Я хочу услышать слова будущего врача, хирурга. — Я молчала, совершенно его не понимая. Только слёзы обиды по щекам текли. Я выжала из себя всё, но ему снова было мало. — В клинике, где я работаю, будут набирать медсестёр. Конкурс огромный, требования высокие. Пройти этот отбор ваш последний шанс остаться в университете, если не придёте или не получите место, осенью можете не возвращаться. Как стимул для вас — зарплата у нас на порядок выше, чем вы сейчас зарабатываете.

— Я поступила в университет сама, никто за меня не просил. Учусь не хуже многих, но почему-то именно я не даю вам всем покоя. — Наконец подняла голову, натолкнувшись на взгляд, неизменно демонстрирующий превосходство над всеми.

— Лично мне не даёт покоя ваш потенциал, который вы гробите. Что касается других преподавателей, поясню специально для вас их стимул — на ваше место всегда можно взять того, за кого будут просить и платить. Жду вас в клинике, там и получите свою зачётку. Не получите работу, зачётка вам больше не понадобится.

Я не вскакивала со стула, на котором сидела, не говорила громких слов, не выражала недовольства. Я спокойно встала, и практически бесшумно вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Первым порывом было нажаловаться на Разумовского, на его предвзятое отношение. Он явно превышал свои полномочия. Обречённо выйдя из аудитории, медленно спускалась по лестнице, считая ступеньки. Сколько ещё я так выдержу, живя на пределе физических возможностей. Да, у меня есть небольшая передышка, но лето закончится и всё начнётся заново, требовать будут ещё больше, а времени и на учёбу, и на работу мне уже не будет хватать. Эту сессию я закрыла с натяжкой, следующая может стать последней, если всё продолжится в том же темпе.

Впервые в университете было тихо. Наш экзамен был самым последним в этом учебном году. Опустилась на ступеньки, прислонив лоб к коленям, стараясь глубоко дышать. Разумовский ведь не завалил меня… сразу. Отсрочил унижение, решив придать ему особо жестокую форму. Я почувствовала, как внутри разгорается злость. Её можно было направить против Разумовского, только я прекрасно понимала, насколько он был прав в своём утверждении о месте, которое я занимаю. Отдавать я его не собиралась. Без боя точно. Поэтому, первое, что я сделала, придя домой — легла спать, отключив будильник и телефон, заперевшись в комнате. Через двое суток, выспавшись, приведя себя в порядок, я начала готовиться к собеседованию.

Я пыталась найти информацию о том, как проводятся собеседования в этой клинике, но ничего не нашла. Даже на форумах никто не откликнулся на мой вопрос. Чуть позже узнала, почему. Первым, что я сделала, переступив порог клиники, которую называли «Белоснежная», было подписание соглашения о неразглашении всего, что происходит в этих стенах, с заоблачными суммами штрафов, при виде которых становилось плохо, некоторые человеческие органы гораздо дешевле. Претендентов было много. Здесь рассматривали кандидатуры всех желающих. Собеседование проходило в несколько этапов и уже на первом отсеяли восемьдесят процентов претендентов. Тест из тысячи медицинских вопросов я сдала с лёгкостью и мне казалось странным, что у кого-то с ним возникли трудности. Больше всего я боялась психологического теста. У меня с детства были небольшие проблемы, я всегда боялась, что кто-то узнает о моей небольшой проблеме с голосом, а также может счесть её большим недостатком. Оставалось надеяться, что с психологом этой клинике не повезло. Напрасно. Пришлось выложить всё напрямую.

Доктор ничего не записывал. Разговаривал спокойным голосом, создавая ощущение, что мы старые знакомые. Я прекрасно понимала, что это такой способ расположить к себе, и не обольщалась. Разговор начинал напоминать игру — кто кого переманипулирует. Я делала вид, что моя проблема меня не беспокоит, он — что в это искренне верит. Даже моя попытка отвлечься на его привлекательную внешность, чтобы не выдать своё напряжение, не помогла, пришлось отвечать на ворох вопросов, из которого я была обязана выбраться, скинуть с себя, чтобы пройти и этот этап.

— Ваши родители знали об этой проблеме?

— Мама знала.

— Отец?

— Нет.

— Ваша мама обращалась к специалистам?

— Да. Причину так и не выяснили.

— Лечение?

— Не помогло.

— Даже медикаментозное? — Он улыбнулся, прекрасно зная причину, по которой мне не помогли таблетки. Проницательный. Поглубже села в мягкое кожаное кресло, поёрзав, окончательно выдав себя.

— Хорошо. Да, я не пила таблетки. Мама была беспечна и отдала мне флакон вместе с инструкцией, которую я прочитала. Список побочных эффектов мне не понравился.

— Вам было семь.

В отличие от меня за время нашего разговора он ни разу не пошевелился, даже что он дышит было незаметно. Лишь глаза медленно закрывал и открывал, напоминая чем-то ленивца, только очень красивого, светловолосого с выраженными скулами и ярко очерченными губами, выделяющимися на светлой коже, будто он долго целовался перед нашей встречей.

— Даже семилетний ребёнок знает, что тошнота и рвота очень неприятны. — Мой ответ его позабавил, уголки губ дёрнулись, и он смутился, когда понял, что я заметила.

— Вы учитесь на врача. Ваши планы на своё будущее амбициозны. Вам не кажется, что эта ваша особенность может отразиться на выполнении обязанностей хирурга? — Наконец-то пошёл в атаку. Долго раскачивался.

— Не отразится.

— Почему вы так уверены? Что ещё вы не сказали?

— Голос пропадает, когда хочется кричать, звать на помощь, в моменты, когда в опасности нахожусь непосредственно я, когда что-то угрожает именно мне, а не окружающим.

— Интересно. Когда в последний раз вы теряли голос подобным образом?

— На выпускном, когда мой пьяный одноклассник зажал меня в одном из кабинетов.

— Чем всё закончилось?

— Я ударила его шпилькой в ногу и коленом в пах, после чего убежала.

— Ещё примеры.

— Когда однажды возвращалась из школы и за мной шёл подозрительный тип. Было темно, поблизости никого не было. Я ускоряла шаг — он тоже. Я потом резко рванула и пролезла в лаз в ограде. Убежала.

— Ещё.

— В лагере, когда мне устроили тёмную. Таких моментов было немного.

— Есть ли пример, когда угроза исходила не от человека?

— Голос пропадал если мне снился кошмар. Когда я просыпалась, говорить не могла.

— Как часто вам снятся кошмары?

— Давно не снятся, но я помню ощущение беспомощности и беззащитности.

— Что вам снилось?

— Не знаю.

— Ваш случай очень интересен, жаль, что вы не моя пациентка. Гипноз мог бы помочь вам вспомнить, если когда-нибудь решитесь, буду рад вас видеть.